— …а в шалашах показывают редких зверей. Заглянем? — и сам себе отвечал: — Конечно, заглянем.
Хин послушно шёл смотреть на огромную саламандру, неуклюже ворочавшуюся в каменном бассейне, или пробирался среди зевак поближе к детям и почтенным отцам семейств, пускавшим воздушных змеев.
— Теперь вы знаете, — довольно хихикал Лие, — откуда пошло название праздника. О, это настоящая битва мастерства или глупости. Вблизи эти штуки, — он тыкал пальцем в небо, — что ваш размах рук, а отсюда — крошечные, словно птицы. Можете оценить высоту?
Змеи изгибались и вились, стараясь перерезать друг у друга управляющую нить, покрытую стеклянным песком. Поверженные герои медленно падали с облаков вниз в долину, словно испускали последний вздох. Мальчишки, вооружённые сухими ветками здешних диковинных растений, сражались за добычу. Хин не заметил, как увлёкся зрелищем.
— Господин Одезри, — окликнул Льениз, — позвольте представить вас беспечной страннице…
Правитель наткнулся на холодный, неприязненный взгляд Сил'ан, явившегося подле мага. «Непохоже, чтобы он жаждал со мной знакомиться». Зеленоватый свет, красные блики, танец воды и огня — Хин вмиг узнал глаза незнакомца, и что-то оборвалось в груди. «Этот никогда не поверит: знает, что мне нужно, видел меня на совете. Два и два сложит без труда. Проклятье!»
Лие ускользнул, едва закончил краткую речь. Хин почувствовал себя подделкой, выставленной на аукционе. Назвать имя Сил'ан и хоть как-нибудь отрекомендовать его маг забыл. Особое отношение к дикарям, или так у весенов принято? Спросить Одезри не решился. Сил'ан разглядывал его с какой-то жестокой радостью — быть может, это лишь чудилось из-за цвета глаз — словно ребёнок, которому подарили желанную игрушку, и он уже примеривается, что оторвать у неё первым. Горло пересохло. Хин попытался завести разговор:
— Почему он назвал тебя странницей?
— Ха! — выпалило изящное создание до того неожиданно, что человек вздрогнул. Больше оно ничего не добавило. Правитель медленно кивнул, стараясь не выдать замешательство.
— Как поиски? — тотчас осведомился Сил'ан.
Одезри успел лишь рот открыть. Неугомонное создание его опередило:
— Сколько вариантов проникновенной лжи сейчас погибло? — оно веселилось. — Не огорчайся. Считай, что выиграл время, и мы можем сразу переходить ко второму вопросу. Зачем он тебе?
Правитель устало вздохнул, помолчал на всякий случай, но в этот раз ему милостиво позволили ответить:
— Ты был на совете. Так что видишь одно объяснение.
— Два, — заявил Сил'ан.
Хин опешил:
— И какое же второе?
Существо пожало плечами:
— Ты мне скажи.
Одезри посмотрел на него с таким строгим, застывшим вниманием, словно незримая рука сейчас писала на лице Сил'ан единственно верный, спасительный ответ. Незнакомец с радостью принял вызов на безмолвный поединок, его глаза шаловливо сверкали. Хин первым отвернулся, уставился на змеиное сражение.
— Сам-то хоть понимаешь? — спросило дитя Океана и Лун без торжества или насмешки.
— Мне кажется, да.
Он не успел ни испугаться, ни удивиться, когда лёгкая рука бесцеремонно похлопала его по плечу.
— В этом вы всегда превосходили нас, — согласным тоном поведал Сил'ан и похвалил, как люди хвалят умную зверюшку. — Молодец, за четверть жизни разобрался.
«Скушай рыбку», — невольно додумал Хин.
Руки дрожали от усталости. Собравшись с силами, Одезри в который раз подтянулся, лёг животом на округлый скальный выступ над карнизом, изборождённый наклонёнными вправо вниз складками. Там он замер, с трудом переводя дыхание. Каменная дорога — не толще пальца с такой высоты — манила. Хин сказал, обращаясь к Сил'ан, наверняка парившему где-то рядом:
— Весены ведь не зря её построили.
— Брось, — тотчас раздалось громко и уверенно. — Они ленивцы, вот и всё.
Одезри осторожно повернул голову:
— Воистину, любой здравомыслящий человек карабкается по непроходимому склону перед обедом, нагуливает аппетит, — Сил'ан всё улыбался, и Хин не выдержал: — Какого рожна мы тут делаем?
Неуёмный огонь чужих глаз начинал пугать правителя. Нэрэи — странное создание успело назвать имя — посмотрел прямо на Солнце.
— Тайно ускользаем с праздника. Не спрашивай о том, что и так ясно — это раздражает. И поторопись, о, свирепый летень. Станешь обузой, я тебя брошу.
— Спасибо. Я и сам сорвусь, — мрачно огрызнулся Хин и медленно поднялся, цепляясь за неровности.
— Прекрати ворчать, — рассердился Нэрэи. — Не сорвёшься. Я поймаю.
Одезри удивлённо посмотрел на него:
— И не побоишься коснуться?
— А чего бояться? — не понял Сил'ан.
— Значит, я тебе подхожу? — Хину казалось, он подобрал единственное объяснение.
— Слушай… — раздражённо начал Нэрэи, но вдруг осёкся и многозначительно подытожил: — Хм…
Одезри молча повернулся лицом к склону, нащупал ногами небольшую полочку и перенёс правую руку на поперечные складки.
Едва Хин спрыгнул в траву, как Сил'ан потащил его за собой, не давая отдышаться, и засыпал вопросами. Правитель как мог оборонялся свободной рукой от норовивших больно хлестнуть ветвей и отвечал однообразно:
— Не знаю. Не видел. Не слышал. Не пробовал. Не знаю.
— Ты не ездил на самоходах? — беспричинно возрадовался Нэрэи. — Чудесно!
Из зарослей они выбрались в чистый, тихий переулок. Оттуда — на улицу, в день праздника куда менее оживлённую, чем обычно.
— Стой здесь! — велел Сил'ан, оставляя Хина у фонарного столба с подвешенной к нему белой таблицей цифр. — Делай то же, что и он.
Дитя Океана и Лун без лишней вежливости ткнуло пальцем в сторону хорошо одетого печального весена и умчалось прочь раньше, чем Одезри успел объяснить всю нелепость затеи. «Что ж, ладно», — Хин плотно сжал губы, пытаясь найти подсказку хотя бы в предчувствиях.
Вокруг столба понемногу собирались люди: подошли ещё несколько весенов, судя по одежде, простых горожан; торговец из Осени в пёстром коротком халате и оранжевых шальварах; строгая дама с чешуйчатым нервным питомцем. Мимо пролетали экипажи, по большей части запряжённые и обычных форм: облачных карет Хин здесь не увидел. Колёс, без которых не обходилась ни одна повозка в Лете, весены не признавали. За все пять минут ожидания проехали лишь двое верховых, да и те явно забрались в сёдла, только чтобы произвести на кого-то впечатление.
Среди экипажей вдали замаячил младший родственник гусеницы-поезда. Сноровисто перебирая десятками мохнатых ножек, он подбежал к фонарю и остановился. В его боку появилась дверь. Вслед за остальными, Хин забрался внутрь. Люди рассаживались на полу, погружаясь в мягкий зелёный мех с жёлтыми пятнами. Одезри нагнулся — низкий, тёплый, мохнатый потолок давил на плечи — но садиться не стал. Ему казалось, стоя, он сможет лучше рассмотреть Город.
Самоход тронулся мягко, но, в отличие от поезда, ощутимо. Он мчался быстрее, чем можно было предположить, не уступая лучшим ездовым динозаврам. Хин загляделся на дома, мелькавшие снаружи. Где-то высокая ограда мешала видеть двор, а где-то за раздвинутыми перегородками, оклеенными бумагой можно было выхватить мгновение из жизни незнакомых семей. Только через три остановки Одезри заметил, что попутчики странно поглядывают на него. Какая-то дама скрывала улыбку веером. Он забеспокоился, не порвал ли одежду и не случилось ли какой другой нелепости. Может быть, Сил'ан что-то устроил на прощание. С него бы сталось.
Пожилая женщина в тёмно-синем ватном халате смиловалась и указала на стену. Хин вгляделся и обнаружил небольшую табличку почти перед своим лицом. «Внимание! — значилось там. — В самоходах запрещено стоять. Пожалуйста, наслаждайтесь поездкой сидя».
Он переживал позор ещё пару остановок, а потом в окне замаячил невесть откуда взявшийся Нэрэи верхом на буром ящере. Попутчики тотчас прекратили хихикать. Одезри едва успел выскочить наружу, прежде чем родственник гусеницы убежал прочь.
— Зачем ты это устроил? — негромко потребовал Хин, озираясь.