Хин вздрогнул, медленно обернулся, подумав, что вот теперь-то проснётся. Ему улыбался под стать интонациям речи мужчина, и ростом, и даже чертами лица неуловимо напоминавший летней. Но кожа его была намного светлее, почти как у самого уана, волосы — русыми, он заплёл их в длинную косу, глаза — чёрными, как если бы зрачки, расширившись, поглотили радужки. Хин уже видел такие у летней на юге владения, в прошлом подданных уана Каогре, — тех, кто долго курил дурман. Переливчатое зелёное платье с вышивкой синими нитями — вода — и белыми — облака — и надетые под него брюки правителя не удивили: ему встречались чужеземцы в подобных нарядах. Озадачивала лишь чистота чужих одеяний, даже мягких низких туфель — этот человек определённо не ступал на землю Умэй. Тогда откуда здесь взялся?

Весен бархатно рассмеялся и спросил медленнее:

— Сей Ичи-Ду говорит неразборчиво?

— Нет, — Хин, не глядя, махнул рукой на окно. — Это иллюзия?

— Почему? — удивился странный весен, отодвинул дверь и по-хозяйски зашёл в комнатку.

Хин плохо понял, что мог означать такой ответ. Уточнять не стал — бесцеремонное поведение нового знакомца ему не понравилось. Дверь отчего-то не торопилась прошуршать, закрываясь.

— Хотите постоять в коридоре? — донёсся вопрос. — Показать, как проявляются окна?

Хин обернулся, стараясь не смотреть наружу, и мрачно потребовал:

— Что вы ко мне привязались?

Весен не испугался, не одумался — напротив, развеселился, точно уан был цирковым монстром и, получив по загривку плетью, теперь ревел на потеху публике.

— Только с ножом не кидайтесь, — просьба подтвердила догадку. — К слову, Ичи-Ду должен предупредить: на нашей границе вас разоружат.

— Почему?

Весен лишь вежливо улыбнулся, словно предлагая самому подумать.

— Кто вы такой?

— Ваш сопровождающий до Гаэл, — очередная вежливая улыбка, в точности такая же, как все предыдущие.

Хин, наконец, начал понимать, только не знал, как уточнить, чтобы не показаться смешным, а то и дикарём. В конце-концов кивнул на комнатку и спросил расплывчато:

— Значит, вы тоже здесь?

— Да, — вежливая улыбка. — Если хотите, можете выбрать место.

— Зачем?

Дверь на другом конце коридора откатилась. Хин, не желая встретить ещё какого-нибудь весена, переполненного доброжелательностью, шагнул в комнатку и встал к окну боком. Ичи-Ду как ни в чём не бывало продолжил разговор:

— Человек может найти разницу между гнетом на столе и в миске, даже если это будет один и тот же гнет, — глубокомысленно сообщил он. — Здесь же… Кто-то любит сидеть по направлению движения, кто-то — спиной…

— Вы можете чем-нибудь закрыть окно? — перебил его Хин.

Тихо, словно лёгкий дождь, зашелестела одежда, в комнате резко потемнело.

— Искусственное освещение? — предложил заботливый попутчик.

Хин решил не соглашаться на то, чего не понимал. Тем более, что окно исчезло совсем, а вместо него явилась сплошная надёжная стена.

— Как угодно, — легко согласился весен и с долей настойчивости вновь попросил выбрать место.

— Выбирайте сами, — отмахнулся уан и задвинул дверь, оставив узкую щель для света.

Сели, оказавшись друг напротив друга.

— Вызвать стол? — тотчас предложил неутомимый Ичи-Ду.

Хин, нахмурившись, уставился ему в глаза.

— Попытка гипноза? — заинтересовался тот, положил руки на колени и сцепил пальцы в замок.

— Могли бы вы не изображать радушие?

Вежливая улыбка. Ну, конечно же, вежливая улыбка. И неизменные, умные, спокойные глаза.

— Как вам будет угодно, — совершенно тем же тоном, что и прежде, заверил сопровождающий. — Ичи-Ду осмелился проявить настойчивость лишь оттого, что ему казалось, так вам будет проще скоротать время и освоиться. Ведь, Ичи-Ду осмелится предположить, наши жизни и окружающий нас мир Сайены очень различаются.

— Почему только Сайены?

— Ичи-Ду подразумевал предметный мир. Иносказание.

Хин ожидал от встречи чего-то настолько другого, что лишь отвернулся. Весены, которых он знал: Гебье и Данастос — не рассыпались в любезностях, от мага он едва ли за всю жизнь дождался доброго слова. Данастос, вернее, на их манер Дан-Зорё, презирал летней и не трудился это скрывать. Отчего же нынешний попутчик…

«Уловка, — решил Хин. — И хорошая, надо отдать им должное. Ещё как сбивает с толку».

Весен, теперь, когда его попросили молчать и не суетиться, почти не обременял уана своим присутствием. Сидел тихо, не ёрзал, не бормотал, дышал без хрипов. Закрыл глаза — поразительная доверчивость — и что-то беззвучно повторял, едва заметно шевеля губами.

— Как к вам обращаться? — Одезри сам нарушил молчание.

Попутчик сразу же уставился ему в глаза, всем видом выражая готовность к разговору и желание помочь:

— На общем: уважаемый господин Ичи-Ду. Господин сопровождающий — тоже подойдёт. Униле: со-Ичи-Ду-сиэ.

Префикс Хин узнал, и по нему понял, что этот неумеренно вежливый человек происходил из высшего сословия, и для Весны значил больше, чем любой из трёх летних гостей.

— Вы решили, что я знаю униле? — с интересом уточнил уан.

— Конечно, — вежливая улыбка. — Всякий поймёт. Сонанты и шипящие у вас всегда мягкие. Глухие — с придыханием, звонкие, — бархатный смешок, — приглушены. Летни так не говорят. У них, впрочем, вы наверняка замечали, резкий, свирепый, решительный выговор. Сил'ан свойственна уклончивость, наслаждение дорогой, а не бег с препятствиями до цели. Вас не раздражают…

— Нет, — поспешил оборвать его Хин.

— Мы могли бы перейти на униле, если так для вас удобнее, — предложил весен.

— Не стоит.

— Как будет угодно. Если оставить в стороне фонетику, то — вы, должно быть, очень неплохо говорите — есть так называемое и многими описанное «ощущение сдвига». Неравномерное, быстрое чередование томительных пауз и произнесённых слов, подхваченных дыханием. Как у сирен. (Одезри вопросительно поднял бровь.) Сил'ан, — с улыбкой исправился человек.

Хин откинулся на спинку, успевшую когда-то вырасти у постели. Попутчику явно доставляло удовольствие рассуждать — это отражалось в его глазах, оживившихся и утративших сходство со страшными взглядами потерянных людей. Одезри же слушал с тревожным интересом: ему не улыбалось привлекать внимание и вызывать вопросы, едва открыв рот.

— И ещё буквы «р», — довершил сопровождающий. — У вас можно услышать любую из шести, но только не единственно-человеческую.

— Любопытно, — согласился Хин. — И каково заключение?

— Талант, склонность, упорство, — с долей недоумения предположил весен. — Такое бывает.

Он наконец-то замолчал сам. К сожалению, уан догадывался, чем заняты его мысли.

— Чего от нас ждёт Весна?

Попутчик вежливо улыбнулся:

— Сей Ичи-Ду не ведает. Он из Гаэл, а за Весну сейчас, знаете ли, думает Маро. Между Городами у вас будет другой сопровождающий, от ментальной власти. Но его расспрашивать Ичи-Ду вам не советует. Теоретически, — подчеркнул весен, — они — незаинтересованная сторона. Но, — он помолчал, подбирая слова, — вы-то здесь их милостью.

«Вопрос лишь в том, что пообещал им Эрлих».

— Мы скоро сделаем остановку, — предупредил сопровождающий. — Очень долгую — час десять. Любопытное местечко, кстати, ещё в Лете. Вы можете сойти, можете отдыхать здесь.

— А куда делось окно? — ожидая насмешки, всё-таки спросил Хин.

Весен, не говоря ни слова, проделал совершенно то же, что и Вазузу с магической картой двадцать один год назад: легко взмахнул рукой, коснувшись стены в двух местах — задал диагональ. И под его пальцами лакированное дерево обратилось в толстое стекло.

Гусеница летела бесшумно. Одезри успел привыкнуть к постоянному движению: отыскать точку на горизонте, терпеливо ждать, во что она вырастет, слушать жалобы усталого тела и ни о чём не думать. Он перестал тревожиться за свой запах — вымыться на станции (именно так, по словам Ичи-Ду, называлась деревня) было негде, но гусеница что-то делала с воздухом: таинственным образом он попадал внутрь, несмотря на закрытые окна, и оставался всегда прохладным и свежим.