Навстречу бежит комбриг: «Что вы там с машинами возитесь, вон стоят два «Тигра» — их бейте!» Командир «сучки» на меня — выезжай на бугорчик, будем жечь «Тигров»! А я при подъезде к своим заметил — слева идет бой нашего 18-го танкового корпуса с танками немцев, и это-то нам и помогло — немцы все внимание обратили на них, а нас упустили. Командир новый, я в экипаже самый старый, и он во всем положился на меня. Отъехали по балке несколько в сторону, я машину направил на куст сухого прошлогоднего бурьяна, наводчик смотрит в прицел и, только появились в нем «Тигры», нажал ногой на мою голову, я остановился. Где-то километрах в 2–2,5 стоят два «Тигра» и ведут огонь по 18-му корпусу нашей армии. К нам они стояли левыми бортами. Наводчик был асом, мастером своего дела — с первого выстрела передний «Тигр» загорелся и своим дымом скрыл заднего, что того и спасло. Комбриг сказал: «Молодцы, самоходчики, так держать!» — и танки, и мы чуть позади двинулись вперед. До следующей деревни было 3–4 км, а недалеко от деревни был курган, около него стоял «Виллис» и несколько человек офицеров. Главным был наш командир корпуса генерал Кириченко. Все его знали и боялись: пистолета он не носил, а палка всегда была при нем.

Нас остановили, и Кириченко дает задание- вон слева «Тигр» и его надо сжечь! Я выехал на противоположную сторону кургана и стал вроде на фоне кургана, чтобы немцы не заметили. Да нет, не успели выстрелить, как немец послал нам трассирующий снаряд. Я закрыл лицо руками и жду, но снаряд упал впереди под днище, самоходка задрожала от колебания земли, но снаряд не разорвался — почва слишком мягкая. Я, не дожидаясь команды, дал полный газ и задней скоростью по памяти заехал обратно за курган, закрыл люк, чтобы Кириченко палкой не достал, мотор заглушил и слышу: «Молодцы, самоходчики, что спаслись!»

Уехал Кириченко, промчался запоздалый танк, следом мы, и уже почти у самого села вижу: у танка полетел вправо опорный каток — выбило болванкой из «Тигра». Я добавил газу и вскоре был на улице села — здесь, за хатами, мы были в безопасности. Подъехали к своим, остановились. Терентий Анисимович, командир, пошел искать комбрига, наводчик — самогонку, заряжающий — закуску, все тут, неподалеку. Улица была крайняя, и я пошел в садик посмотреть, чем же занимаются немцы?

Слева находилось другое село, от нас километрах в 3–4, и на его окраине с нашей стороны стояло 4 «Тигра», а между селами была прошлогодняя скирда соломы. Выезжать на 4 «Тигров» опасно, выбрал на местности позицию, чтобы напротив 2 «Тигров», Об увиденном доложил командиру «СУ-85», он: «Сейчас найду комбрига, спрошу разрешения». Я в ответ: «С каких это пор надо брать разрешения бить врага?» Тут подвернулся комбриг, Терентий Анисимович ему обо всем доложил. Комбриг: «Где, как, немедленно выезжайте!» Я быстро завел и выехал на облюбованную позицию, комбриг с биноклем разместился неподалеку. Первый выстрел — перелет, второй — в точку. «Тигр» запылал, и дымом заволокло заднего. Так в один день дважды не с того «Тигра» начинали! Комбриг поблагодарил, обозвал нас молодцами и обещал наградить орденами — как-никак, а два «Тигра» — это уже кое-что!

Бой 18-го корпуса стих, немцы пошли наутек, один «Тигр» завалился на плотине, шесть других завязли в болоте и достались нам легкими трофеями. Мы спустя несколько минут пообедали с «подливой», которую принес в бутыли наводчик, а заряжающий принес закуску.

Вернулись в Умань. Сижу в самоходке, читаю книжные трофеи, на нашем фронте затишье. Наводчик, как обычно, ищет самогонку или что-то покрепче и оставляет мне свой пистолет на хранение до вытрезвления. Слышу ругань — наводчик ругается с Лыковым, командиром полка. Залез на машину, опустил в люк руку и говорит: «Николай, дай пистолет, я этого гада пристрелю (т. е. командира полка), а тот достает из кобуры свой пистолет и тоже говорит наводчику: «Я тебя пристрелю!» Вижу-дело серьезное, высовываю в люк свой пистолет, прицелился в Лыкова и требую — спрячь свой сучок и чеши с миром, не то будет хуже! Конечно, моя позиция была удобней, а Лыков был большим трусом и подхалимом. Лыков отошел подальше, похлопал по планшетке и сказал: «Вот ваши ордена». Заряжающий и командир получили ордена, а мы с наводчиком — нет. Вскоре наводчика куда-то отправили: приехал к нам в полк с медалью «За отвагу», а уехал с медалью «За боевые заслуги». Хотя на счету этого наводчика была половина успехов нашего полка. Он 8 раз горел, выходил обгорелым, но целым. И в бою, и на стрельбищах учебных равных ему не было.

Распутица, бездорожье, отстали тылы, а ждать нельзя, надо развивать успех, и нашей армии дана команда — вперед на Днестр! Горючее добывали у немцев: три ведра керосина, ведро масла — вот и дизтопливо: дымит, но едет. Наш Кириченко сказал: «Кто первый выйдет на Днестр — Герой будет». И мы пошли, конечно, не ради звезд, а ради Победы. По пути догоняли немцев — они показывали ключи от зажигания и говорили: «Я шофер, мой машина Умань». Шли без боев, однажды уже недалеко от Днестра встречаем повозку, на ней гора ящиков, упаковок и восседает немец — вез подарки и посылки от родных и своего фюрера, но они достались нам. А нас уже было 2 машины — танк и самоходка — большинство остальных машин поломались, позастряли на бездорожье.

И вот он, Днестр. Справа от дороги первый дом — на самом на бугре, вместо забора живая изгородь из желтой акации, встречают нас женщины и старике графином красного вина. Спрашиваем — немцы в селе есть? «Было несколько, — отвечают, — но куда-то поубегали, все они вон там, — на той стороне реки в Сороках». Сороки — это местечко бессарабское, а мы въехали в село Цекиновка Ямпольского района Винницкой области. Десантники пошли искать немцев, и несколько человек поймали вместе с полицейскими, поместили их в вагончике для курей и поставили часового. Вагончики эти перевозились по полям, и куры уничтожали вредителя сахарной свеклы — долгоносика. К вечеру еще несколько танков подошли и по приказу комбрига заняли круговую оборону. Нашей самоходке досталось кладбище на самом бугре, там мы и ночевали. На нашей самоходке была крепко привязана проволокой 300-литровая бочка керосина, осталось найти масло и можно заправляться горючим.

Нас не забывали жители, пригласили умыться и позавтракать, что и было с удовольствием сделано. На вопрос: «А где бы найти автол», — ответили, что в центре села есть пристань, там, говорят, было много бочек. Спустились вниз к реке, остановились у сельсовета — на нем уже полыхал красный стяг. Самоходку остановили поддеревом, замаскировали ветками, а сами ушли на разведку. Хозяйка дома, около которого остановились, говорит: «Я вам быстро приготовлю завтрак, а сама побегу в степь в окопы, а то село немец будет бомбить». Сели за второй завтрак, хозяйка поставила графин вина. Мы уже налили в стаканы, как вдруг самолет пикирует и строчит из пулеметов по нашей «суке», одна пуля попала в бочку с керосином, он выливается и горит, льется прямо в жалюзи трансмиссии. Нам уже не до завтрака, выскочили, давай сбрасывать бочку, да не тут-то было — крепко привязана, а огонь уже внутри самоходки. Я влезаю в свой люк, завожу мотор и думаю на ходу как-то умудриться сбросить бочку. Поехал по дувалам (из ракушечника и глины заборы отулицы), по садам. А самолеты, как осы, пикируют и обстреливают меня, пробили заднюю броню и бак, теперь и остатки своего горючего вытекают и горят, но благодаря работающему мотору и открытым жалюзи столб пламени над машиной, а в машине огня нет, что и спасло «СУ-85». Ездил я долго, бочка вылилась и выгорела, кормовые баки пустые и пробиты. Остановился в каком-то дворе, недалеко от речки. Вылез, осмотрелся: машина дымит, парует, но огня нет, самолеты улетели на заправку.

Откуда ни возьмись молодой человек с автоматом и на шапке красный бант. «Я, — говорит, — все время бегал за вами, чтобы помочь, что будем делать?» «Давай, — говорю, — все-таки сбросим ненужную теперь бочку». Перебили мы проволоку и сбросили ее. «СУ-85» укрыли соломой — рядом была скирдочка, замаскировали. Теперь давай отдохнем малость, перекурим. Только закурили — летят 2 «Ю-88» мы отошли от машины подальше, но один самолет пикирует на нас, мы за сарайчик, немец сбросил бомбу — упала по другую сторону сарая, развалила его. Мой помощник посмотрел на «СУ-85» и кричит — она горит, а я уже и сам увидел. Возвращаюсь к машине, на ней загорелась солома, я в свой люк, завел и опять езжу по селу, а самолеты бомбы сбросили и теперь обстреливают меня из пушек и пулеметов. Что-то меня ударило, оглянулся — огонек горит между снарядами (а мы ветошь там всегда прятали). Голову высунул в люк, думаю — рванет, то хоть голова целая будет. У самолетов боезапас кончился, и они улетели, а я остановился, вылез в люк, с верхнего дымит, но не рвется, а тут и партизан прибегает. Я говорю: «Таскай землю — будем засыпать огонь в боевом отделении». Насыпали много и зря — ветошь истлела и никакой беды. А ударило меня нашей же гранатой — там в углу, сзади места командира, у нас приварено место для четырех ручных гранат, вот в это место и попал снаряд из самолета и одна из гранат, отрикошетив, попала мне по спине. Партизан и говорит — надо спрятаться так, чтобы немецкие радисты-авианаводчики из г. Сороки не видели, где стоит машина, иначе они ее сожгут. Он сел со мной и указал овраг, в котором мы и укрылись. Самолеты налетели, бомбили овраг, но мы были им невидимы. Через некоторое время пришел и мой экипаж, я уже заслуженно отдыхал, а они вычищали боевое отделение от земли. При осмотре машины обнаружили: на броне все, что можно было сбить пулями и снарядами, было сбито, в том числе кронштейны бачков. На броне было 8 попаданий снарядов, два из них над люком водителя, в щель залетело множество микроосколков, ло-бовина и левое ухо танкошлема на мне были иссечены, но только один микроосколок на брови сделал царапину. Я вытирал кровь, думал, что пот. Не считал, но говорили, что в Цекиновке немцы самолетами сожгли 8 танков.