Во время этой наступательной операции дивизия пополнялась личным составом через маршевые роты. Они прибывали к нам часто даже без списков личного состава и сразу же шли в бой. Свободные от дежурства офицеры записывали, сколько могли, но всех переписать не успевали. Не в этом ли кроется одна из причин значительного количества без вести пропавших солдат? Или был такой случай, какой-то солдат из госпиталя дошел до нас, но дальше идти не смог, не хватило сил. Я доложил об этом командиру дивизии Лукьянову, и он приказал немедленно доставить его в медсанбат. Как знать, не оказался ли в числе пропавших без вести и этот солдат? Ведь из госпиталя он убыл, а в свою часть не прибыл.

12 июня произошел случай, забыть о котором невозможно, как о каком-то чуде из чудес. Наш повар Шеметенко В.Н. доставил на передовую походную кухню с обедом. Пока он ослаблял подпругу, рядом с ним разорвался снаряд. Лошадь убило, кухня вдребезги, а на поваре ни царапины. Воздушной волной его перебросило через лошадь и даже не контузило. В рубашке родился одессит Шеметенко.

После жарких боев 2-я стрелковая дивизия, как и вся 59-я армия, перешла к жесткой обороне и стала укреплять оборонительную линию. По большей части все наши укрепления проходили через болота, где не выкопаешь окопов, поэтому делали из ивняка двойные заборы в рост человека на расстоянии 1–1,5 метра друг от друга, и пространство между ними засыпали торфом. Противниктоже проводил эти работы, в иных местах мы с ним сходились на 80-100 метров, отчетливо была слышна чужая речь. Землянки строились на поверхности болота. Находясь в обороне, все войска, занимались боевой и политической подготовкой. Разведчики добывали «языков».

Лето 1942 г. выдалось дождливое, к тому же болотная сырость очень быстро выводила из строя нашу обувь и конскую сбрую, а смазка из тыла не поступала. Вот «мой лекарь» Петухов и предложил гнать деготь. Для этой цели мы использовали 200-литровую железную бочку. Дело пошло, но долго быть монополистами в этом производстве нам не удалось. Когда наши связисты появились на КП штаба дивизии, исходящий от них запах дегтя сразу выдал нашу «тайну». И к нам в батальон потянулись люди, сначала из полков дивизии, а затем и из других дивизий стали прибывать «курсанты» учиться гнать деготь у Петухова.

В июле в батальон для прохождения службы прибыли два офицера-кавказца. Один из них, лейтенант Дзыба А.К., коммунист и абазинец по национальности, проявил себя исключительно трудолюбивым, отлично знающим свое дело специалистом. Впоследствии он стал начальником штаба 192-го ОБС. Вторым был лейтенант Гутиев XT., тоже коммунист, осетин по национальности. До войны он работал учителем, но, когда понадобилось, хорошо освоил новую для себя профессию связиста и стал отличным специалистом.

18 августа отмечался День авиации, который ознаменовался неприятным инцидентом. Накануне праздника из дивизионного обменного пункта (ДОП)[1] сообщили, что нам будет выдано по 100 граммов водки. Сейчас уже невозможно установить, чем руководствовались начальник связи дивизии майор Малафеев С.А. и командир 43-го отдельного батальона связи капитан Бабаев Г П., но факт, как говорится, имел место. Верхом на лошадях эти командиры поехали встречать подводу со спиртным. Встретили ее вне расположения части, остановили. Сначала выпили понемногу, а потом, видно, разохотились. Одним словом, водка до нас не доехала.

Офицеры батальона связи решили смыть с себя это позорное пятно. Были собраны деньги, и лейтенант Цыганов, уроженец города Боровичи, направился на полуторке за водкой, достал ее и привез в часть. Все остались довольны, однако комиссар Скворцов Н. М. дал делу ход. В результате после разбирательства Малафеев С. А. и Бабаев Г. П. были сняты со своих должностей и переведены в другие дивизии.

10 сентября прибыл вновь назначенный начальник связи 2-й стрелковой дивизии майор Куликов М. С. Куликов был кадровым офицером, но так и остался майором до конца войны. Был он жаден, завистлив, подозрителен и труслив. Авторитетом ни в штабе дивизии, ни в полках, ни в батальоне связи не пользовался. Не зря в дивизии к нему прилипло прозвище «гнусавый».

Как-то раз Куликов зашел в продуктовый склад и взял у кладовщика Никитина банку консервов. Когда Никитин доложил мне об этом, я отправился на поиски майора. Однако вернуть консервы мне не удалось, к моменту моего появления Куликов уже доедал их. Пришлось объявить ему без обиняков, что если я его еще раз застану на складе — пристрелю. Через некоторое время Куликов отправил на склад своего заместителя капитана Левченко, чтобы тот добыл для начальника харчей. Но и этот поход потерпел фиаско, узнав, зачем Левченко явился на склад, я вытащил наган и выпроводил гостя. Вот как мне иногда приходилось разговаривать со своим начальством.

Завистливый от природы Куликов полагал, что наш повар готовит для меня разносолы, и поэтому питался с кухни батальона связи. Я же всю войну ел с солдатами из одного котла. Бывали дни, когда в дивизии из продуктов была только американская соевая мука. В таких случаях повар Шеметенко приходил ко мне и жаловался, мол, обед вышел никудышный, ругать его будут. Делать нечего, иду на кухню снимать пробу. Красноармейцы стоят в очереди за обедом, ждут. Шеметенко наливает мне супа, ем с показным удовольствием и нахваливаю: «Хорошо наелся!» Солдаты хохочут, но уже не ругаются. Что делать, раз на раз не приходится.

Однажды Куликов собрал начальников связи 13-го, 200-го, 261-го стрелковых полков, 164-го артполка и меня и объявил, что пока он не получит звания подполковника, никто из нас не станет майором. Не будет нам и наград. И действительно, всеми возможными способами он тормозил наградные листы и представления на своих подчиненных. После войны его, кадрового офицера, уволили из рядов вооруженных сил. Видимо, и начальство было не слишком высокого мнения о нем.

Проводные линии связи, как правило, прокладывают вдоль дорог. Эта схема прокладки действовала и во время войны. Однако в ходе боевых действий противник часто обстреливал дороги и нарушал телефонную связь. Все это создавало серьезные проблемы, связанные с постоянным ремонтом линий и расходом телефонного кабеля. В целях сбережения кабеля в нашей дивизии был проведен эксперимент: телефонный кабель стали заменять обычной проволокой, иногда даже колючей проволокой, а вместо изоляторов использовали резину. Кроме того, телефонные линии стали прокладывать в стороне от дорог. Эксперимент дал положительные результаты, слышимость на линии была хорошей, артобстрелы и бомбежки больше не прерывали связи, сократились и потери личного состава у связистов. В прокладке новых линий связи отличились подчиненные лейтенанта Дзыбы А.К. и старшего сержанта Коротаева А.Ф. Работа по прокладке линий связи способствовала сплочению личного состава кабельной роты, благодаря новым линиям значительно улучшилось и качество связи.

20 октября 43-й отдельный батальон связи был реорганизован в 773-ю отдельную роту связи. Упразднили институт комиссаров, из роты выбыл Скворцов. Одновременно сократили объем задач и обязанностей, возложенных на роту.

Помимо своих прямых обязанностей батальону (роте) связи иногда приходилось нести дополнительную нагрузку. На денежном, вещевом и продуктовом довольствии связистов часто стоял штаб дивизии, хотя столовая у него всегда была своя. Иногда к связистам прикрепляли разведывательную роту, а однажды в течение 7–8 месяцев на их довольствии стояла даже женская снайперская рота. Понятно, что все это ложилось дополнительным бременем на плечи командира роты связи.

20 ноября 1944 г. 773-я отдельная рота связи была вновь реорганизована в 192-й отдельный батальон связи. У командира батальона появился заместитель по политчасти, присланный из штаба 50-й армии. Им стал алма-атинец Абишев.

Зима 1942/43 г. была тяжелой, землянки постоянно подтоплялись, каждый день мы вычерпывали по 500–800 ведер воды. В таком же положении находился и противник. Но активных боевых действий на фронте в это время не велось. В силу этого между нашими и немецкими солдатами завязывались своеобразные отношения. Если наши солдаты начинали петь, немцы кричали им: «Хорошо, пойте еще, стрелять не будем!» Когда же противник открывал беспрерывный беспокоящий огонь из пулеметов, уже наши кричали: «Что вы стреляете, спать не даете!». Наша артиллерия сильно досаждала немцам, особенно в часы завтрака и обеда по воскресеньям, после чего обозленные немцы кричали нам: «Русские, вы воюете не по правилам!»