– Ваши возражения против залога?

Женщина важно зашелестела бумагами.

– Первая и основная – возможность побега. Заключенная может установить контакт с Южной Америкой. Кроме того, есть семейная собственность в Испании… И второе – заключенная может создать серьезное препятствие следствию. Мисс Дэвис очень хорошо известна, обладает высоким профессионализмом и ценится в определенных кругах.

Халтмэн взглянул на нее и, пыхнув сигарой, выпустил изо рта в ее сторону громадное серое облако дыма. Она с отвращением поморщилась.

– Ваш ответ? – Халтмэн повернулся к Джекобсу, и тот понял, что сейчас решение будет принято.

– Обвиняемая предлагает свой паспорт и документы в качестве гарантии, что условия залога будут строго выполняться. Она и ее семья в состоянии повысить сумму залога.

– Она приемная дочь Питера Маршалла, не так ли? Прежде чем Джекобс успел ответить, молодая женщина презрительно и демонстративно фыркнула, но это была ее ошибка. Судья Халтмэн поднял свою кустистую седую бровь, но проигнорировал демонстрацию.

– Да, это правда. – Джекобс кашлянул. Халтмэн повернулся к обвиняющей стороне:

– Думаю, маловероятно, чтобы семейная собственность в Испании была хорошей защитой, если бы обвиняемая попыталась сбежать…

– Но…

Халтмэн взглядом заставил замолчать обвинителя.

– И так как, по моему мнению, это недостаточно веская причина для отказа в залоге, я отменяю прежнее решение суда.

Джекобс расслабился.

– Однако… – Халтмэн решительным жестом заставил женщину успокоиться. – Я предлагаю следующие условия залога. Из-за противодействия прокуратуры и по рекомендации таможенников я назначаю сумму залога в сто тысяч фунтов стерлингов.

У Джекобса перехватило дыхание: это была невозможная сумма для такого дела! Он увидел торжествующую улыбку на губах женщины, но ничем не выдал своих эмоций и бесстрастно спросил:

– Почему такая необыкновенно большая сумма, ваша честь?

– Судя по информации, предоставленной мне – это единственный путь, которым я считаю нужным воспользоваться. – Он пыхнул сигаретой, выпустил новое облако дыма в сторону женщины и спросил: – У вас с этим могут быть проблемы?

– Нет, все в порядке, – быстро ответил Джекобс, не показывая, что он в ужасе от названной суммы.

– Хорошо. Тогда слушание закончено. – Судья Халтмэн откинулся на спинку стула и посмотрел на противников.

Джекобс встал, поднял свой кейс и вежливо кивнул молодой женщине.

– Благодарю вас. Тогда я оформляю все документы, так как хочу, чтобы для моего клиента сегодня все было решено.

Судья Халтмэн согласился с ним, и Джекобс вышел из кабинета. Он не знал, как сказать Питеру об огромной сумме залога.

Питер ждал у телефона, когда управляющий банком снова подойдет к трубке. Он знал Эдриена Кирка много лет и был уверен, что тот сделает все, чтобы достать деньги. Но было уже четыре часа сорок пять минут, и официально банк уже не работал. Питер стал волноваться, что сегодня ничего не удастся сделать.

– Алло, Питер?

– Да, Эдриен.

– Питер, все распоряжения сделаны. Я рад тебе сообщить, что никаких проблем не возникло. Вся сумма по банковскому чеку переведена.

– Спасибо тебе. – Питер с облегчением вздохнул.

– Мне нужна завтра утром твоя подпись. Ты сможешь?

– Да, Эдриен. Я зайду в банк перед тем, как ехать в контору.

– Хорошо, Питер. Послушай… Я… я надеюсь, что все обернется хорошо.

– Благодарю, Эдриен. Я очень ценю то, что ты для меня сделал!

– Ладно. – Типичный британец, Эдриен Кирк очень смущался из-за всякого проявления чувств. – Поговорим об этом завтра, – сказал он уклончиво.

– Прекрасно. До свидания, Эдриен. И еще раз благодарю. – Питер улыбнулся сухой манере Эдриена и повесил трубку. Потом он сразу же позвонил Джекобсу, который ждал его звонка, чтобы закончить оформление документов. И наконец он позвонил Мойре, чтобы сказать, что привезет Ливви домой.

Питер сидел за длинным столом в кухне Старого Пастората и беспомощно смотрел на Мойру. Обхватив себя руками, она встала и прошла к окну. Они оказались в тупиковой ситуации, и он был не в состоянии успокоить ее. Она вглядывалась в темный сад, где сквозь черные стволы деревьев мелькали огни зажженных свечей. Они горели в летнем домике, где сидели Ливви с Фрейзером.

– Мойра? – Она оглянулась. Он встал, подошел к ней, положил свои руки ей на плечи и сказал успокаивающе: – Мойра, мы ничего не можем сделать. Это право Эдди.

Но Мойра оттолкнула его:

– Право Эдди! Зловредная сука!

– Мойра, пожалуйста!

Она повернулась, совершенно обезумев.

– Что – пожалуйста, Питер? Я заслужила этот дом! Он достался мне тяжелым путем! Долгие годы я терпела измены, пьянство, жестокость, и наконец этот ублюдок оставил половину дома матери! Боже! Я смирялась со многим: ради мира, ради Ливви и тебя, но сейчас – все! – Она остановилась и глубоко вздохнула, успокаивал себя. Потом сказала горько: – Это была последняя месть Брайана, так ведь? За мою любовь к тебе, за мой единственный кусочек счастья!

– Мойра… – Питер хотел утешить ее, но она оттолкнула его руку.

– Почему, Питер? Ведь Оливия – ее единственная внучка! Почему она не передаст ей право собственности на свою часть дома? Что она теряет? Мы просим ее ради свободы Ливви! – Она тряхнула головой. – Почему она не позволила нам много лет назад выкупить ее долю? Боже, какими дураками мы были, позволяя ей являться сюда и раздирать нас своими дьявольскими когтями!

– Мойра, все не так страшно. Я могу попросить банк принять в качестве гарантии мои акции. Не обращай на Эдди внимания, Мойра. Это не важно для нас.

– Это было бы не важно, если бы ты делал это для меня! Но ты не должен бросаться своей собственностью ради Ливви, Питер! Она – не твоя дочь!

– Но ты моя жена! И я делаю это как для тебя, так и для нее, – настойчиво сказал он.

– Тогда она должна знать. Она должна знать все! Что ее отец ничего не оставил, кроме хаоса и боли. Что ты платил за все: за Оксфорд и за…

Напряжение последних часов и жестокое разочарование от злорадного отказа Эдди предоставить часть дома в качестве гаранта залога окончательно добили Мойру. Она закрыла лицо руками и тихо разрыдалась.

Питер обнял ее и крепко прижал к себе.

– Иногда кровное родство не имеет значения, моя любовь, – прошептал он, гладя ее волосы. – Ливви узнает все, когда будет готова.

– Ох, Питер…

– Шшш… пожалуйста…

Мойра слегка освободилась от его рук и взглянула на него.

– А с тем, что случилось с Ливви? Что мы должны делать?

– Верить Ливви и помочь ей выбраться из этой истории. Она ни в чем не виновата, и я уверен, что мы сможем доказать это.

– Ты действительно веришь, Питер? – Она вглядывалась ему в лицо проницательными синими глазами.

– Да, верю.

Тогда она подняла руки и погладила его седые виски.

– Благодарю тебя! – прошептала она. Потом потянулась к нему и поцеловала в губы. – Благодарю!

Ливви и Фрейзер сидели рядом на кованой железной скамье в летнем домике. Мерцающий огонь свечей в терракотовых цветочных горшках разрывал угольно-черную темноту ночи. Они были в пальто и сидели на двух сложенных одеялах. Их дыхание маленькими белыми облачками плавало в морозном ночном воздухе.

Они молчали.

Фрейзер наблюдал, как Ливви кончиком пальца рисует узоры на пыльном оконном стекле. Она не хотела разговаривать, она нуждалась в молчании и покое. Она сделалась странно неразговорчивой с тех пор, когда Питер привез ее из тюрьмы. Она ушла от них, села перед камином и несколько часов смотрела на огонь. Потом она попросила Фрейзера погулять с ней. И они прошли целые мили по полям и проселочным дорогам этой сырой, холодной ночью. И их единственным спутником было небо, накрывшее их темным покрывалом.

– Это и есть свобода! Я не выдержу, если потеряю это, – сказала она тихо, когда они смотрели на темные тучи, закрывающие небо. И тогда Фрейзер обнял ее, стараясь утешить. Ощущая ее напряженное от страха и потрясения тело, он старался сдержать свою страсть.