Джек закрыл глаза, и события великолепной ночи снова вспыхнули у него в памяти. Она была ненасытна, позволяя ему делать все, что он пожелает, с ее соблазнительным гибким телом. Она трахалась лучше всех, с кем он имел до этого дело.

– Где ты живешь на Мэйфер? – спросил он, с трудом ворочая языком. Он открыл глаза, когда машина поворачивала за угол. Нел упала на него.

– Это чудесное модное местечко! – прошептала она. Захихикав, она так и осталась на нем, придавив его тяжестью своего тела. Пальцы Джека поползли вверх по ее бедрам, прямо к определенной цели. Тогда она быстро раздвинула ноги, в полной уверенности, что и водитель сумеет полностью рассмотреть ее прелести.

Выйдя из машины на Клэридж-стрит, Нел подошла к высокому белому особняку времен Регентства, нажала на кнопку и стала ждать, когда откроется замок на парадной двери. Затем она открыла дверь и ласково втянула Джека в громадный холл, одновременно захлопнув дверь ногой. Она обвила шею Джека руками. В страстном объятии они прислонились к стене.

Через несколько минут, когда Джек стал целовать ее шею, она уперлась руками в грудь. Слегка оттолкнув его, она промурлыкала:

– Подожди, зайдем в квартиру, там теплее!

Джек тупо кивнул. Она повела его в открытую дверь своей квартиры. Он удивился, увидев распахнутую дверь. Но она повернулась к нему и улыбнулась, ведя его в гостиную.

– Закрой глаза! Там мой сюрприз!

Он со смехом повиновался. Мягкая шелковая ткань легла ему на глаза. Он услышал ее хихиканье, потом шелест одежды и какое-то шептанье.

– Джек? – Она стояла где-то перед ним. Он вдохнул одуряющий запах ее духов. Нел ласково толкнула его, и он оказался на диване, совершенно ошалевший. Затем он почувствовал, как скользнула вниз молния на его брюках. Ловкие пальцы шмыгнули внутрь и стали поглаживать его – он громко застонал. Пальцы оставили его, и он услышал удаляющиеся шаги.

– Сейчас ты можешь снять повязку, – сказала Нел. Джек быстро сдернул ткань с лица. Отбросив ее в сторону, он стал осматривать затемненную комнату. И тогда он увидел Нел, развалившуюся на красной бархатной кушетке посередине комнаты. Она полулежала на спине в позе викторианской леди. На ней были только белые чулки на подвязках и розовое боа из перьев. Рядом с Нел лежала пышная блондинка с громадной грудью. Она тоже была почти обнажена, точнее, облачена только в старомодные ботинки. Блондинка лежала, полузакрыв глаза, с эротической улыбкой на губах, так как Нел одной рукой ласкала ее тело, а другой нежно дотрагивалась до бледно-розовых сосков ее сливочно-белой груди.

Джек встал, жар охватил его тело. Кровь бешено мчалась по его венам, ему стало трудно дышать. Возбуждение в паху нарастало.

– Это Алиса. И мы обе хотим тебя, мой дорогой Джек. Я думаю, ты сам решишь, кого возьмешь первой, – сказала Нел. Она наклонила голову и впилась страстным поцелуем в рот своей пышной подруги. За кушеткой находилось громадное зеркало в позолоченной раме, и Джек увидел в нем отражение этой сцены и себя. Он начал лихорадочно раздеваться, удивленный и обрадованный силой своей эрекции. Обнаженный, он взял свой громадный член в руки, посмотрел на него и двинулся к ждущим его пташкам.

– Будь сверху Нел, – сказал он Алисе. Та легко приподнялась и упала в объятия, раскрытые Нел, а Джек направился к концу кушетки. Несколько минут он наблюдал за этой парой: пышные ягодицы блондинки медленно двигались; потом Нел раздвинула свои сильные загорелые ноги и крепко обняла ими спину белокожей блондинки. Тогда Джек придвинулся к ним, положил руки на белые крупные ягодицы, раздвинул их и бросил взгляд на свою мужественность, рвущуюся в бой. Нел громко застонала и он, найдя цель, стремительным рывком ворвался в ждущую плоть. Он стал одним целым с двумя переплетенными женскими телами.

Уже много позже, лежа на спине, Джек поднял руку, провел по глазам и взглянул на кушетку с двумя девушками. Даже сейчас, после стольких часов, они были изумительны.

Он попытался посмотреть на часы, но ему это не удалось. Прошло уже много времени, хотя ему казалось, что пролетели секунды. Он был истощен и вяло глядел на замусоренный стеклянный кофейный столик: рассыпанный кокаин, пустые бутылки от шампанского, переполненные пепельницы, сигаретные пачки. Он опять положил руку на глаза и услышал, как снова стали раздаваться вздохи и мурлыканье. Девушки на кушетке продолжали заниматься друг другом. Он никогда раньше не пробовал кокаин, никогда не подвергал себя ненужному риску, но с Нел все его правила рухнули в ад. Услышав, как она застонала в экстазе, он тяжело вздохнул, перевернулся на бок, свернулся в клубок и провалился в сон.

В тесном закутке за двойным зеркалом в позолоченной раме человек отключил видеокамеру, отсоединил микрофон и закурил последнюю сигарету из пачки. Уже было около девяти часов воскресного дня. Добрая ночная работа, подумал он, упаковывая свою аппаратуру. Нел дьявольски классная «профи», да хранит ее Господь! Он посмотрел на бедного ублюдка, уснувшего на ковре, и тряхнул головой. Этот грязный аристократишка получит сполна, подумал он жестоко.

Интересно, как он поведет себя, когда узнает, что попался в руки Хьюго Говарду?

Джеймс сидел на полу в громадной бело-золотой комнате и просматривал последний альбом с фотографиями. Остальные кипой лежали рядом. Он провел так уже несколько часов воскресной ночи.

Он открыл страницу с фотографиями, которые были сняты перед отбытием из Лиссабона. В конце трехгодичной службы там, когда они были полны радужных надежд. В альбоме были снимки его одного в квартире, были снимки, где они с Ливви вдвоем. Они паковали вещи, смеющиеся и в панике носящиеся по квартире под объективом автоматической камеры. Это были счастливые, ничем не омраченные дни. Он закрыл альбом и откинулся на диван.

– О Боже! – прошептал он, окидывая взглядом роскошный интерьер комнаты. Он снова взял первый альбом из разбросанных рядом и нашел страницу с семейными фотографиями. Он пристально рассматривал маленький, плохо отпечатанный снимок своих родителей. Они сфотографировались рядом с их муниципальным домом в Норвиче в тот день, когда он поступил в Оксфорд. Он оставил дом, обещая звонить, но зная, что не сдержит своего обещания. Их облик всплыл у него в памяти: худая фигура отца в майке под белой нейлоновой рубашкой с закатанными рукавами, фальшивая улыбка матери. Ее рот, грубо накрашенный красной помадой, и тщательно уложенная для съемки прическа. Он вспомнил свой маленький убогий дом с книгами из Популярной библиотеки и чудовищный двенадцатидюймовый телевизионный экран, господствующий в парадной комнате. Он отвернулся от фотографии, ненавидя себя за те чувства, которые она вызывала. Джеймс стыдился своих родителей и в то же время переживал за них. Он пытался изменить свое отношение к ним, но не смог.

Между ними и Джеймсом сейчас легла огромная пропасть, и после стольких лет он понимал, что этим обязан Ливви. Ее стилю жизни и ее деньгам. Он не мог отказаться от этого, не мог и даже не пытался.

Наконец-то войдя в свою квартиру, Ливви с громким вздохом облегчения опустила тяжелые сумки на пол. Возвращение из Кента было утомительным. Она включила свет, сбросила туфли и побрела в гостиную. Войдя в комнату, она зажгла лампу и вскрикнула от удивления. При свете лампы она увидела Джеймса, лежащего на полу.

Она бросилась к нему и наклонилась, чтобы поцеловать в щеку:

– Джеймс! Я думала, что дома никого нет! Почему ты лежишь здесь на полу, в темноте?

Когда она наклонилась к нему, Джеймс сжал ее лицо руками и притянул к себе. Ему вдруг захотелось коснуться ее так, как он никогда не считал для себя возможным. Она стояла на коленях и смотрела па него, удивленная.

– Тебе плохо? – ласково спросила она.

– Нет. Я просто ждал тебя. Вот и все. – Он улыбнулся той улыбкой, которая так очаровала ее когда-то.

И хотя прошло столько лет, она действовала на Ливви по-прежнему.