XVII. Второй тезис, извлеченный из показания Хуана де Басанте: «Антонио Перес, видя плохое положение своих дел, сказал однажды в горе, в печали и в гневе: „Может быть, я вскоре перестану верить в Бога. Можно сказать, что Бог спит во время хода моего процесса; если он не произведет чуда в мою пользу, я готов потерять веру“». Квалификация: «Этот тезис скандален, оскорбляет благочестивый слух и подозрителен в смысле ереси, потому что он предполагает, что Бог может спать; этот тезис имеет внутреннюю связь с предыдущим, в котором говорится о Боге, как будто он имеет тело».

XVIII. Третий тезис, взятый из второго показания Диего Бустаманте: «Однажды, когда, как это часто бывало, Перес мучился тревогой, в особенности если ему передавали, что страдают его жена и дети, он воскликнул, удрученный скорбью: „Что же это такое? Бог спит или все разговоры о нем не более как обман; значит, неправда, что существует Бог?“» Квалификация: «Первая часть этого тезиса подозрительна в смысле ереси в том, что она отрицает провидение Божие и его заботу о делах этого мира, а вторая и третья часть — еретические».

XIX. Четвертый тезис извлечен также из второго показания Бустаманте: «Антонио Перес в раздражении от несправедливого, по его мнению, обращения с ним и от участия, которое принимали в его преследовании лица, которые, как он предполагал, должны были поступать иначе, но которые тем не менее пользовались уважением, внушаемым безупречным поведением, сказал однажды: „Я отрицаю лоно, питавшее меня. Разве это означает быть католиком? Если бы это было так, я не веровал бы больше в Бога“». Квалификация: «Первая часть скандальна, вторая — богохульна и оскорбляет благочестивый слух. Если ее соединить с другими, она подозрительна в смысле ереси как внушающая мысль, что существование Бога — обман».

XX. Неправдоподобно, чтобы Перес не веровал в существование, духовность и провидение Бога. Ясно видно, что тезисы, в которых его укоряют, даже при предположении, что он их высказал, вырвались у него в тяжелую минуту от приступа скорби и отчаяния. Совет инквизиции в своих инструкциях и указах признает, что это возможно. Особенно важно отметить, что специальный закон его статута, статья пятая пятой севильской инструкции 17 июня 1500 года, определенно высказывается в этом отношении: «В отношении того, что инквизиторы приказывают иногда арестовывать за незначительные проступки, не заключающие ереси, когда дело касается только слов, которые являются скорее богохульством, чем ересью, и которые были произнесены от нетерпения или раздражения, мы приказываем, чтобы впредь никто не арестовывался по подобному мотиву». Я прибавлю к этому доводу, что налицо был недостаток в уликах, так как второй тезис был основан на одном только показании Басанте. Относительно трех других тезисов (которые шли от Бустаманте) отмечу третью статью четвертой толедской инструкции 1498 года, гласящую: «Мы приказываем также инквизиторам быть осторожными, когда возникает вопрос о чьем-либо аресте, и издавать постановление об аресте только после получения достаточных улик в преступлении ереси, вменяемом подсудимому».

XXI. Но так как настоящее дело велось по интригам и намерениям двора, а религия была только предлогом, верховный совет, ознакомившись с квалификацией, постановил 21 мая перевести Антонио Переса и Джованни Франческо Майорини в секретную тюрьму инквизиции, где они должны содержаться под строгим надзором; кроме того было решено произвести это как можно быстрее, чтобы никто не мог ни узнать, ни даже заподозрить эту меру до приведения ее в исполнение. Намерения совета были исполнены, и главный инквизитор с такой поспешностью отправил декрет совета, что курьер проделал в два дня путь от Мадрида до Сарагосы, то есть пятьдесят испанских миль, равных французским девяноста лье.[184]

I. 24 мая инквизиторы выдали главному альгвасилу святого трибунала приказ об аресте двух обвиняемых. Привратник тюрьмы королевства сказал, что он не может их выдать без приказа верховного судьи Арагона или одного из его помощников. Когда инквизиторы узнали об этом, они написали в тот же день помощникам верховного судьи и приказали им под угрозой отлучения, штрафа в тысячу дукатов и многих других кар выдать через три часа обоих узников, причем фуэро манифестации не должно этому препятствовать, так как применение его не может иметь места в процессах по преступлению ереси; инквизиторы по этой причине должны его отменить или аннулировать, они фактически отменяют и аннулируют такое толкование фуэро, как препятствующее свободному отправлению службы святого трибунала. Секретарь представил это письмо верховному судье дону Хуану де ла Нуса на публичном заседании, в присутствии пяти судей, составлявших совет, и всех служащих трибунала. Верховный судья решил подчиниться требованию инквизиторов и отдал приказ о выдаче узников. Они были отвезены в инквизицию, каждый в отдельной карете. Впоследствии узнали, что курьер, привезший в Сарагосу приказ из Мадрида, передал также письма графа де Чинчона маркизу д'Альменару; последний имел тайный разговор с верховным судьей, чтобы убедить его не применять закона королевства в пользу обвиняемых, а два письма инквизиторов были написаны в ту же ночь, хотя и помечены 24-м числом, потому что они узнали от маркиза д'Альменары о том, что должно произойти.

II. Антонио Перес, предвидевший беду, сообщил свои опасения графу Аранде и другим кавалерам, которые приняли твердое решение воспротивиться этой мере как нарушению драгоценнейшего права королевства. Если допустить, рассуждали они, один раз, чтобы во время спора о деле — которое довело человека до того, что он укрылся под гарантию манифестации, — подсудимый был взят для перевода в другую тюрьму по приказу власти, не зависящей от верховного судьи, то привилегия королевства станет иллюзорной и никто не станет взывать к ней.

III. Перес рассказывает по этому поводу в своих печатных Реляциях, что граф д'Аранда, отец того, который жил в его время, боясь попасть в руки инквизиции, явился, как узник, в трибунал верховного судьи, призывая фуэро манифестации; ему назначили город Сарагоссу вместо тюрьмы; когда через некоторое время инквизиторы потребовали его явки в зал заседаний, он отказался повиноваться, ссылаясь на свой арест и говоря, что замок Альхаферия (где пребывала инквизиция) находится вне города. Немного раньше дон Бернарде де Кастро, выдающийся арагонский дворянин, был присужден к релаксации святым трибуналом; его друзья и родственники поставили его под охрану манифестации, когда уже светский суд захватил его для того, чтобы подвергнуть смертной казни. Этой меры было достаточно, чтобы приостановить исполнение приговора до тех пор, пока трибунал верховного судьи решит, не противоречит ли поведение инквизиторов привилегиям королевства. Осужденный был казнен только после того, как было объявлено, что их поведение не представляло никакого беззакония. В то же время депутация королевства жаловалась в Риме на злоупотребления цензурами, к которым прибегал святой трибунал в подобном деле против Антонио Гамира.

IV. Этот испанец был в тюрьме манифестированных. Инквизиторы потребовали его выдачи. Но заместитель верховного судьи, который должен был разбирать еще не законченное дело, отказался, в согласии с другими членами трибунала, уступить требованию святого трибунала. Инквизиторы отлучили от Церкви заместителя. Постоянная депутация королевства, принявшая на себя защиту судьи как связанную с защитой своих привилегий, была подвергнута той же анафеме. Она обратилась к папе, который отказался выслушать ее посланников и велел ей обратиться к главному инквизитору. Между тем папа умер; а когда его преемник Григорий XIII вступил на престол первосвященника, депутаты возобновили свои настояния.

В 1572 году верховный первосвященник послал главному инквизитору специальное бреве. Анафема, выпущенная два года тому назад против депутатов, не была снята. Так как заместитель главного судьи умер в этот промежуток, инквизиторы строго запретили дать ему церковное погребение. Депутаты велели забальзамировать его тело и сохранили его в этом состоянии, пока добивались в Риме исхода своего дела, которое уже стоило им более ста шестидесяти тысяч франков. Наконец они получили декларацию, которая разрешала им оказать покойному почесть христианского погребения. Эта церемония произошла в 1573 году с большой торжественностью, между тем как принципиальный вопрос оставался отложенным до генерального собрания кортесов, которое должно было происходить под председательством Филиппа II в городе Монсоне в 1585 году. Депутаты нации жаловались королю на злоупотребления инквизиции властью, случившиеся при них и происшедшие раньше, о которых они помнят. Было постановлено, что до истечения шести месяцев будут назначены арбитры со стороны инквизиции и депутации для прекращения разногласий; если инквизиторы не захотят войти таким путем в соглашение, депутаты обратятся к главному инквизитору; они пошлют ему изложение своих жалоб, и если он тоже откажется их удовлетворить, то они обратятся к самому папе. Дело на том и остановилось. Когда поднялся вопрос о посылке комиссаров в Рим, инквизиторы использовали все средства, чтобы провалить этот план.