Литмир - Электронная Библиотека
A
A

«— Я с Вами не согласна, сир. Здания никак не могут влиять на людскую бездуховность, — Капа снова подслушала мысли короля и начала спорить. — Это всё равно, что доказывать, будто булыжники на мостовой занимаются воспитанием молодёжи…»

«— Представь себе, занимаются. Например, булыжники храмовых площадей, на которых в наш первый соргонский день шли сражения за Храмы. Смотрят на них молодые и представляют своих отцов, давших на них отпор бандитам. Пройдёт время, и новые поколения будут касаться этих булыжников, чтобы понять прошлое и научиться у него (у нас научиться) стойкости и смелости. И каждый дом вокруг этих площадей будет рассказывать им о доблести ушедших времён: «Я видел всё своими окнами!». Памятные это места, Капа. А коробки новостроев моего мира никогда ничего не расскажут, потому что нет в них души: без любви строить — только уродство плодить».

«— Здорово Вас Маска шандарахнула, сир — все извилины в голове перепутались…»

«— Ты это к чему?»

«— Да к Вашим мыслям, сир. Очень уж на бред похоже».

«— Много ты понимаешь, Капа…» — ответил король и перестал философствовать.

Ехал король немного впереди своей свиты, и никто не стремился разделить его одиночество: свита признавала за ним право на некоторое, так сказать, уединение. Некоторое — потому что Капа была несклонна считаться с желаниями Василия, и прекратившему спор королю приходилось выслушивать то долгие сожаления об отсутствии фотоаппарата («Почему не подумали, сир?»), то советы подробно расспросить нищих на храмовых папертях («Эти, сир, всё знают!»), то требования купить у разносчика какую-нибудь безделушку.

Больше всего Василию доставалось, когда мелькала в пределах видимости белая сутана одной из жриц Матушки. «— Сир, — тут же раздавался Капин голос, — не та ли это жрица, что сегодня подмывала Вас?» И король снова испытывал чувство неловкости, и, может быть, краснел от смущения, но на обожженном и от того красном лице краски стыда не было видно.

Но даже дерзкие Капины выходки не могли испортить Василию радостного чувства, вызванного солнечным зимним днём, красивым средневековым городом и ощущением всё возрастающего здоровья в ослабевшем от ран и голода теле. Пять суток беспамятства для короля и пять суток ожидания для окружающих (выживет — не выживет) давали право вставшему со смертного одра Василию наслаждаться жизнью от души, и тактичные жители Скироны не заполняли улиц, и не приветствовали короля громкими криками. Они позволяли себе только лёгкий поклон, издали, группе всадников, в которой, кроме знати, было всего десять раттанарцев Брашера — не столько для охраны, сколько для почёта: король, всё-таки.

«— А наш Раттанар всё равно красивше, — не давала королю покоя Капа. — У нас и улицы ширше, и дома вышее, и фасады домов аккуратнее…»

«— И крыши надёжнее, — отозвался король, — и фонари ярче…»

Василий не стал исправлять Капины «красивше», «ширше» и «вышее» — пусть говорит, как хочет. Ему самому не терпелось затеять какую-нибудь проказу от избытка бьющей ключом жизни, но мешала убеждённость, что королю не к лицу впадать в детство.

«— Верно, сир, не годящая у Вас для озорства должность. Ваша работа — ублажать придворных, а не высмеивать. А Вы за восемь дней ни разу не собрали Двор: обид будет…»

«— Думаешь, стоит? Это же не мой Двор, Капа, не раттанарский».

«— Будет Ваш, когда присягнут. Придворные, сир, от недостатка внимания со стороны короля могут затеять заговор, а оно Вам надо?»

«— Присягнут — тогда и будет видно. Сейчас-то зачем над этим голову ломать? Напируемся ещё, Капа, не переживай. Победим Масок, и будем гулять во всю: балы, приёмы и всякое такое…»

«— Ох, и горазды же Вы обещать, сир! Вот так взяли и — победили! Не верю!»

«— Ты, Капа, под Станиславского не коси! Подумаешь, не верит она! Когда это я тебя обманывал? Короли не лгут, ты же знаешь!»

«— А рыцарские турниры где? Нету! А я турниров хочу: что это за средние века без турниров?»

«— Не обещал я тебе никаких турниров, Капа, не сочиняй. Я обещал тебе только рыцарей. Один у нас уже есть — сэр Эрин. Будут и другие. А про средние века забудь: это тебе не Земля. Зачем же переделывать Соргон в земную копию?»

«— Вы первый начали, сир. Кто из нас тут любуется красотами средневекового города? Не Вы ли?»

«— Была такая мысль, каюсь. Но я имел в виду, что улицы, по которым мы сейчас едем, очень напоминают по архитектуре старые районы наших городов, вроде Львова, Риги, да, мало ли, каких ещё…»

«— Рига уже давно не наша, сир…»

«— Ты даже не представляешь, Капа, как трудно стать чужим. Хотя… По-настоящему нашими сейчас будут только города, которые мы защитим от Масок. А те, земные, чьи угодно теперь, но не наши».

«— А когда вы будете новых рыцарей посвящать?»

«— С этим вопросом не ко мне. Сэр Эрин сам должен решать и кого, и когда. Ему, князю Ордена рыцарей Соргона, как говорится, и карты в руки».

«— Дождёшься от него, как же! Он и верхом-то ездит еле-еле. Мог бы уже напосвящать, пока мы с Вами болели, сир. И было бы сейчас рыцарей — завались».

Василий обернулся к свите, посмотреть на Эрина, и восхищённо присвистнул. Похоже, что рыцарь-гном, неудержимый в проявлении самолюбия, выбрал на конюшне самого крупного жеребца-тяжеловоза, и восседал сейчас, широко раскинув ноги, вдетые в короткие стремена. Конструкция стремян принадлежала, судя по всему, самому Эрину, и являла собой вид кожаных карманов, призванных защитить конские бока от обшитых металлическими бляшками сапог и золотых шпор рыцаря.

Несоответствие размеров коня и всадника могло бы вызвать насмешки у зрителей, если бы не было это так опасно. Всем своим видом Эрин словно предупреждал возможного насмешника: «Улыбнёшься — умрёшь!»

«— Он — как кот на заборе, — подсказала королю Капа. — Того и гляди, свалится!»

«— Не думаю, Капа. Похоже, эти пять дней Эрин провёл в седле, и не без пользы для себя. Накануне сражения он, действительно, сидел на коне, как кот на заборе. А сейчас… Я думаю, он не только не свалится, но и вышибить из седла его мало кто сумеет. Всё, что Эрин делает, он делает на совесть, и скоро может стать лучшим наездником Соргона. Хочешь, дорогуша, поспорим?»

Капа от пари отказалась: соргонские короли редко ошибаются, и на время оставила в покое Василия, потому что подъехал сэр Эрин, перехвативший взгляд короля:

— Вы хотели что-то спросить, сир?

— Народ интересуется, как у нас обстоят дела с рыцарями? Будет ли пополнение, или вы останетесь единственным рыцарем в Соргоне?

Эрин повертел головой в поисках любопытного народа и, не найдя, решил ответить королю:

— Я набросал примерный кодекс рыцарей Ордена, и хотел, чтобы Вы, сир, сначала посмотрели сами, прежде, чем я его обнародую. Вы — единственный знаток рыцарства в Соргоне, и Ваше мнение очень важно для меня. Кроме того, мне хотелось бы обсудить с Вами кандидатов в рыцари. Я опасаюсь, что сгоряча посвящу не того, а потом — мучайся.

— Это будет зависеть от составленного вами кодекса. Тот, кто не признает указанные вами, сэр Эрин, нормы поведения рыцарей и их обязательства, естественно, посвящён быть не может. Главное, чтобы в рыцари попали самые храбрые солдаты или горожане. И желательно, без каких-нибудь заскоков: бывает, подвиги совершаются круглыми дураками, и именно по глупости. Таких не очень бы хотелось видеть среди рыцарей, но тут — уж как получится. В любом случае вы должны не терять контроля над Орденом, и ваша над ним власть должна быть абсолютна. Я же вмешиваться в дела Ордена не стану. Не волнуйтесь, сэр Эрин, всё будет, как надо.

30
{"b":"107135","o":1}