– Какая? – спросила Гарриет. У нее даже дыхание перехватило.
– Пришло письмо… из Италии. Оно было адресовано твоему отцу, но он в то время уехал в турне с новой коллекцией, и поэтому я его вскрыла. Поверишь ли, вскрывая письмо, я чувствовала физическое недомогание, как будто предчувствовала, что мой мир вот-вот рухнет.
– Оно было от мамы? – спросила Гарриет.
– Нет… о, нет. Я узнала бы ее почерк. Письмо было от какой-то сестры Марии-Терезы. Странно, не правда ли? Это имя врезалось мне в память. Я его никогда не забуду. Сестра Мария-Тереза.
– Кто это?
– Монахиня ордена, которому принадлежал небольшой приют на крошечном островке неподалеку от Сицилии. Очень необычный приют, надо сказать.
– Что же дальше?
– В письме говорилось, что Пола находится там. Она вовсе не погибла, осталась жива. – Салли замолчала. В глазах ее появился отсутствующий взгляд, как будто она снова впервые увидела то письмо, которое означало конец ее только что обретенного счастья.
Конечно, все было не так просто. Сначала ее захлестнула волна радости, оттого что сестра жива, хотя она и не вполне поверила этому. Потом, когда новость дошла до ее сознания, у нее появилась мысль, от которой она, к стыду своему, никак не могла отделаться. Ведь если Пола жива, то Хьюго отнюдь не свободен. Не только юридически, но и эмоционально. Салли с болью в сердце вынуждена была признать, что, как бы ни близки они стали с Хьюго, она никогда не сможет соперничать с Полой. Никто никогда не предпочел бы ее Поле. И уж, конечно, Хьюго, обожавший Полу, никогда не оставит ее ради Салли. У нее и сейчас мороз пробежал по коже, как и тогда, когда ее мечты на глазах обращались в пепел, и она, ненавидя себя за эгоизм, ничего не могла с этим поделать.
– Салли? – голос Гарриет снова вернул ее к действительности. – Что ты имеешь в виду? Мама была ранена во время взрыва, и ее выхаживали монахини?
– Не ранена, нет. Об этом ничего не говорилось.
– В таком случае, почему она оказалась в этом приюте? И почему никто не знал, что она там? Это было… сколько времени тогда прошло со дня взрыва? Несколько месяцев? Монахини наверняка сообщили обо всем властям.
– По-видимому, не сообщили. Они не знали, кто она такая.
– Но сообщение о взрыве, наверное, можно было прочитать во всех газетах?
– У них не было газет. Это очень маленький островок, оторванный от цивилизации, и они совсем не общаются с внешним миром.
Гарриет недоверчиво покачала головой:
– Если мама была жива и не ранена, то почему она не рассказала им, кто она? Почему сама не подала весточки о себе?
Салли некоторое время молчала. По ее лицу проскользнула тень, и она сжала руки, лежавшие на коленях. Потом посмотрела Гарриет прямо в глаза.
– Она не была ранена и не была больна в общепринятом смысле этого слова. Боюсь, что тебе придется узнать горькую правду дело в том, что у твоей матери была тяжелая форма психического расстройства.
Гарриет онемела от ужаса.
– Что ты сказала?
Салли нервно сглотнула, избавляясь от комка в горле. Ее глаза теперь светились сочувствием, смешанным со стыдом и смятением.
– Извини, но это правда. За некоторое время до случившегося у нее уже появились первые симптомы болезни, но никому и в голову не приходило, что все это так серьезно. Она уходила в себя, страдала паранойей, часто погружалась в депрессию – я сама наблюдала это, когда приезжала навестить их года за два до случившегося, – и Хьюго какое-то время был очень обеспокоен ее состоянием. Но ты ведь знаешь, как это бывает – каждый продолжал надеяться, что ошибся. Сейчас, оглядываясь назад, я отчетливо вижу, что у нее тогда уже была начальная стадия шизофрении. Если бы ей помогли в то время, – кто знает? – все могло бы быть по-другому. Но когда она бросила твоего отца и уехала в Италию с Грегом, произошло нечто, ускорившее развитие болезни. К тому времени, как монахини написали письмо, она уже была безнадежно больна и ей уже ничто не могло помочь, хотя для лечения было сделано все возможное. Она полностью ушла в свой собственный мир – и даже забыла, кто она такая.
– Я не понимаю. – Почти каталептическое оцепенение, вызванное пережитым потрясением, прошло, и Гарриет охватила дрожь. – Если мама не помнила, кто она такая, то как они смогли сообщить об этом папе? И как она оказалась на этом острове? Она отплыла на яхте с Грегом Мартином на глазах у множества людей!
– Возможно, всю правду никому никогда не удастся узнать, – сказала Салли. – Об этом мог бы рассказать только Грег, если ему это известно. А я знаю лишь то, что рассказала сестра Мария-Тереза: какие-то рыбаки нашли Полу в корабельной шлюпке, полузахлебнувшуюся и потерявшую рассудок от ужаса. Они не знали, кто она такая, – как я уже говорила, островок изолирован от мира, и даже если они увидели бы газеты, сомневаюсь, что они умели читать. Они сделали единственное, что пришло им в голову, – отвезли ее в приют. А монахини стали за ней ухаживать.
– Не могу поверить, что никто не сообщил о случившемся и не попытался узнать, кто она такая! Это глупо! Наверняка кто-то наводил справки?
– Люди в подобных общинах живут по своим законам. Возможно, они считали, что в ее интересах лучше на какое-то время спрятаться, а не возвращаться в мир, который довел ее до безумия. Не знаю. Я могу только рассказать тебе, Гарриет, о том, что случилось.
– Ты пока не объяснила мне, как же в таком случае они в конце концов написали папе, если мама не помнила, кто она такая, и никто не пытался узнать об этом.
– Очевидно, как-то раз на нее нашло просветление, и она дала им имя и адрес Хьюго, а они сочли своим долгом написать ему. Только вот письмо вместо него вскрыла я.
– Боже мой! – прошептала Гарриет. Она взяла бутылку, наполнила свой стакан и сделала большой глоток. – Итак, что было дальше?
– Конечно, я поехала в Италию, – сказала Салли. – Поехала, чтобы увидеться с Полой.
– Ничего не сказав папе?
Лицо Салли исказила судорога. Она зажмурилась, потом снова открыла глаза.
– Да. Я знаю, что поступила неправильно, но тогда я рассудила так: прежде чем беспокоить Хьюго, я должна сама узнать, как обстоят дела. Я знала, что он обезумеет от горя, и хотела оградить его от страданий. Но если честно, я руководствовалась еще кое-чем. Я не хотела, чтобы Хьюго узнал, что Пола жива, Гарриет. Да простит меня Бог, я изо всех сил хотела сохранить его для себя. Конечно, будь хоть маленький шанс вылечить Полу, я, разумеется, сказала бы ему, я не смогла бы жить спокойно, не сделав этого. Но, увидев ее, я поняла, что вылечить ее нет никакой возможности. Это уже была не Пола, которую мы знали и любили. От той Полы не осталось и следа, а вместо нее появилось бессловесное дикое животное с пустыми глазами, способное лишь скулить, Что хорошего получилось бы, если бы я рассказала Хьюго об этом? Он сошел бы с ума, увидев ее в таком состоянии!
– Но ведь он имел право узнать правду! – тихо сказала Гарриет – Как могла ты, Салли, держать это в тайне от него? Она была его женой и моей матерью!
Салли на какое-то время замолчала, а когда ответила, слова ее, казалось, шли из самого сердца.
– Думаешь, я не знаю этого, Гарриет? Да, мысль об этом преследовала меня с тех пор каждое мгновение каждого прожитого дня! Мне нет оправдания. Я могла бы сказать, что сделала все ради него, хотя, Бог свидетель, это тоже правда. Подумай только, на какую жизнь он был бы обречен – быть привязанным к женщине, полностью потерявшей рассудок, Он никогда бы ее не бросил – не такой человек Хьюго Он всю оставшуюся жизнь посвятил бы уходу за ней – ради чего? Она не смогла бы ни оценить его жертву, ни почувствовать разницу На острове она была не менее счастлива, чем в любом другом месте, К тому же надо было подумать и о тебе. Ты уже достаточно настрадалась, Гарриет, – я хотела оградить тебя от ужасных переживаний, хотела, чтобы ты не знала, что твоя мать находится в приюте для душевнобольных, чтобы не опасалась впоследствии, что ты или твои дети могут унаследовать психическую болезнь.
