Она подняла стакан с бренди, увидела, что он пуст и тряхнула головой, подавив рыдание. Гарриет подошла к бару, взяла бутылку и наполнила стаканы – себе и Салли. Ей необходимо выпить – и, если Гарриет не ошибается, потребуется еще и еще, пока она не закончит свой рассказ. Салли сидела на самом краешке одного из старинных кресел, Гарриет притащила для себя пуфик с другого конца комнаты. Она немного дрожала, но ощущала странное спокойствие, будто находилась в центре тропического циклона.

– По-моему, Салли, тебе лучше рассказать мне всю правду.

Теперь лицо Салли было почти спокойно, словно самое худшее было уже позади. После многих лет молчания лед тронулся – теперь она могла все объяснить и надеяться, что Гарриет ее поймет. Но что бы она ни совершила, она почувствовала облегчение от того, что поделилась тайной, которую хранила в одиночку в течение стольких лет. Не надо больше лгать, не надо обманывать, по крайней мере, Гарриет будет теперь знать, какая она в действительности.

– С чего мне начать? – спросила она.

– С самого начала.

– Хорошо, – согласилась Салли. Да, ночь предстояла долгая.

Я прилетела в Нью-Йорк, как только узнала о случившемся. Мне позвонил твой отец. Он был в ужасном состоянии. Сначала он просто сказал, что произошел несчастный случай, когда Пола отдыхала на яхте вместе с Грегом, но я почувствовала, что он не в себе. Я побросала в чемодан кое-что для себя и Марка и заказала билет на ближайший рейс. Нетрудно догадаться, что я сама была в состоянии шока и думала лишь о том, чтобы как можно скорее очутиться рядом с Хьюго – и с тобой. Важнее всего была семейная солидарность – нам надо было держаться вместе. Потом, когда я уже была здесь, Хьюго рассказал мне о случившемся. У Полы была любовная связь с Грегом – она сама сказала ему об этом в последний вечер перед отъездом. Естественно, отец пришел в бешенство. Он тут же вышвырнул ее из дома и сказал, чтобы она никогда больше не показывалась ему на глаза. Она улетела с Грегом в Италию и на следующий же день отплыла с ним на яхте. Свидетелями их отъезда было множество людей. К тому времени я уже, конечно, кое-что знала. Об аварии писали все газеты, и тогда мне казалось, что на этом вся история и закончилась. Хьюго был страшно удручен, во всем винил себя, хотя это было просто нелепо, и я согласилась остаться на некоторое время в Нью-Йорке, чтобы утешить его и присмотреть за тобой. – Салли замолчала, поглядывая на Гарриет. – Поначалу, честное слово, этим все и ограничивалось. Но потом все стало сложнее, потому что я влюбилась.

– В папу? – тихо спросила Гарриет. Салли кивнула.

– Да. Я всегда находила его привлекательным и думала, что Пола была дурой, когда не ценила его. Но общее горе очень сблизило нас. Он изумительный человек, Гарриет, – да ты и сама не хуже меня знаешь, – и он был убит горем. Он потянулся ко мне то ли потому, что я чуть-чуть напоминала ему Полу, то ли потому, что я просто была рядом, а может быть, уже тогда в этом было нечто большее – не знаю. Отношения наши развивались, пожалуй, слишком быстро, но они развивались, и неожиданно впервые в жизни я испытала не просто лихорадочную влюбленность, но и чувство защищенности.

Она замолчала, вспомнив, с каким изумлением впервые поняла, что Хьюго отвечает на ее любовь. Всю свою жизнь она считала себя не способной вызвать любовь, не заслуживающей любви. А теперь вдруг рядом с ней оказался тот человек, которому она нужна. Сколько времени потребовалось ей, чтобы понять это, она не знала. А когда это случилось, растерялась.

Однажды поздно вечером, вспоминала она, когда детей уже уложили спать, они с Хьюго сидели в саду, и Хьюго вдруг закрыл лицо руками, охваченный горем.

– Что я сделал не так? – спросил он, а она подошла к нему и обняла за плечи.

– Ты все делал как надо. Поверь мне, это не твоя вина, – сказала она, утешая его. – Пола наделала глупостей. Она всегда была такой – так уж она была устроена.

– Но она была больна, Салли. Я это знал и должен был ей помочь.

– Хьюго, не терзай себя. Я уверена, что ты сделал все, что мог.

– Я старался сделать как лучше. Я думал, что заставлю ее полюбить себя, но не смог. Это моя самая большая ошибка.

– Пола была не способна никого полюбить, – сказала Салли, гладя рукой его волосы. – Она была красивой и жизнерадостной, но не умела любить.

– Но Грега она любила.

– Не думаю. – Салли почувствовала, что нашла правильный ответ. – Она была им одержима, потому что не могла прибрать его к рукам. Пола всегда хотела иметь то, что не могла заполучить.

Немного помолчав, он повернулся к ней и, как ребенок, уткнулся лицом в ее грудь.

– Почему она была не похожа на тебя, Салли? – Это был крик души.

Салли ощутила острый прилив нежности. Они долго сидели, не двигаясь: она – утешительница, он – мученик. И вдруг, неожиданно для себя, она почувствовала, что рядом с ней мужчина. Сначала она попыталась подавить это чувство, уговаривая себя, что грешно вожделеть к сраженному горем собственному зятю. Но когда его голова шевельнулась на ее груди, а рука скользнула по спине, она вдруг поняла, что грешное чувство возникло не только у нее. Она прижалась к нему, забыв обо всем и ощущая лишь непомерную радость от его близости. Он оторвал лицо от ее груди, а она соскользнула вниз, так что они теперь смотрели друг другу в глаза – просто смотрели, и их души сливались воедино в этом взгляде.

Даже теперь, много лет спустя, она отчетливо помнила тот момент – аромат роз в еще не остывшем воздухе, смутно доносящиеся звуки города и Хьюго, который смотрел на нее так, как никто и никогда еще не смотрел.

– О, Салли. – Он глубоко вздохнул, обнял ее и прижался губами к ее губам. – О, Салли, Салли, Салли…

Их потребность друг в друге родилась из глубоко запрятанных неутоленных желаний; они потянулись друг к другу, как дети, застигнутые бурей, и обрели такую полноту единения душ, о существовании которой ни он, ни она даже не подозревали. Так в саду, на этом островке, отгороженном от всего остального мира их общим горем, родилась новая любовь, и все глубины и высоты чувства нахлынули на них сразу, так что любовь оказалась сильной и всепоглощающей. Не говоря ни слова, они вошли в дом и поднялись по лестнице.

В спальне ничто не напоминало о Поле. Да и что могло бы напомнить о ней? Комната так давно принадлежала одному Хьюго. Но даже если бы было по-другому, это не имело значения. Салли любила его безумно. После Стюарта у нее не было ни одного мужчины – да она никого и не хотела. А теперь у нее был Хьюго, и это было так чудесно, что сразу же вытеснило все остальное из памяти.

Потом, когда она лежала в его объятиях, на нее напал страх. А вдруг Хьюго будет презирать ее? Может, она просто подвернулась ему под руку в подходящий момент? Но нет. К ее удивлению и удовольствию, он обращался с ней с той же галантностью, с какой обращался с Полой, чему она в свое время немало завидовала. Конечно, не было того беспредельного обожания. Но, может быть, все еще впереди, а возможно, такое случается лишь раз в жизни. Пока еще бывало иногда, что она заставала его с устремленным в пространство взглядом, полным боли. Но зато теперь в его глазах не было отчаяния – оно, по-видимому, прошло, – и Салли гордилась, что это ее заслуга, и радовалась этому.

Прошло несколько недель, и они стали еще ближе друг другу. Тепло, которое она ощутила тогда, согревало ее все эти годы, и Салли, обхватив руками колени, сидела и вспоминала. О, все было так чудесно – любовь и счастье, и чувство защищенности – все вместе. Она впервые поняла, что защищена любовью, которой никогда раньше не ведала, – любовью человека, который никогда ее не предаст.

– Салли? – голос Гарриет ворвался в ее воспоминания, и она взглянула на девушку, словно возвратилась издалека.

– Да?

– Извини, но ты так и не рассказала мне, что случилось… А я должна знать.

– Да, да, я думаю, тебе следует знать. Ну, как я уже сказала, я влюбилась в твоего отца и, полагаю, он тоже полюбил меня. Нам, конечно, приходилось скрывать наши отношения, чтобы люди не говорили, что это неприлично, потому что прошло слишком мало времени, но на самом деле все было не так. Он не стал меньше любить Полу, я это знала, и наши отношения не мешали его любви к ней. Но она погибла, а я была жива и была нужна ему. Лето подходило к концу – пора было возвращаться в Англию – у Марка начинался учебный год в подготовительном классе. Я с ужасом думала об отъезде. Но Хьюго попросил меня остаться. «Я потерял Полу, боюсь потерять и тебя», – сказал он. Я, конечно, осталась. Почему бы и нет? Так хотел Хьюго, да и тебе я тоже была нужна. Исчезновение Полы очень сильно повлияло на тебя, хотя она никогда не баловала тебя вниманием; может быть, тебе просто передалось отчаяние, которым были охвачены окружающие. Как бы то ни было, а я могла успокоить тебя, когда это не удавалось другим, и мне не хотелось оставлять тебя на попечении вереницы сменяющих друг друга нянь, особенно если вдруг у твоего отца снова начнется глубокая депрессия. Да и для Марка это было хорошо. Мне было нелегко растить его одной на свои скудные заработки – он прошел через руки разных женщин, присматривающих за детьми, побывал в дневных яслях, а впоследствии стал бы типичным ребенком работающей мамы с ключом от квартиры на шее, и ему пришлось бы обходиться без тех маленьких удовольствий, которые мать не могла ему обеспечить на свои заработанные деньги – а их, видит Бог, было не так уж много! Здесь, в Штатах, он мог пользоваться всеми преимуществами жизни в доме, который был полной чашей. А я? Ну, как я уже сказала, такого счастья я не испытывала никогда в жизни. Для меня, как говорится, все вокруг было голубым и розовым. И тут взорвалась эта бомба!