– Нет, не с ним, но речь пойдет о нем. Извини, дорогая, я знаю, что ты не любишь по вечерам оставаться одна…
– Все в порядке, – сказала она, стараясь скрыть радость. Она только и мечтала о том, чтобы Хьюго куда-нибудь ушел из дома, потому что во время ужина кое-что придумала.
Как только Хьюго ушел, она сняла телефонную трубку и набрала номер Грега. «Только бы он был дома! – молила она. – О, только бы он не ушел».
Наконец Грег ответил. Ей показалось, что он немного взвинчен, и она про себя улыбнулась. Впервые за много месяцев она снова почувствовала в своих руках власть. Это было прекрасное ощущение!
– Грег, привет. Это Пола.
– Пола? – он, казалось, удивился.
– Разве ты не рад услышать мой голос? – спросила она игриво – Мы так давно не виделись! А теперь я вдруг слышу, что ты собираешься немного отдохнуть.
– Так оно и есть, – лаконично ответил он.
– В таком случае, дорогой, поскольку мы с тобой не виделись целую вечность, почему бы тебе не взять меня с собой?
Последовала короткая пауза. Потом Грег спросил:
– Ты что, спятила?
– Нет. Просто я устала от пренебрежения. Мне тебя так не хватает, дорогой, и, уверена, ты без меня тоже скучаешь. Почему бы тебе не взять меня с собой?
– Извини, Пола, но это невозможно.
Она улыбнулась. Ощущение власти усиливалось.
– О Грег, я совершенно уверена, что ты сможешь это сделать. Если, конечно, не хочешь, чтобы я рассказала все, что мне известно.
Она услышала, как Грег резко втянул в себя воздух, но когда он заговорил, его голос по-прежнему звучал уверенно:
– О чем же это?
– Ну конечно, дорогой, о том, что ты не собираешься возвращаться. Из разговоров я поняла, что есть немало людей, которые очень расстроятся, узнав о твоих планах, возможно, они даже захотят помешать твоему отъезду. Можно, конечно, рассказать еще и о твоем тайнике.
– О каком еще тайнике?
– О деньгах, которые ты припрятал на черный день…
– Да откуда ты… – он замолчал, но она знала, что он собирался сказать «Откуда ты об этом узнала? Ты что, обыскала мою квартиру, пока я принимал душ?» Конечно, квартиру она не обыскивала. У нее не было никакой информации, кроме того разговора с ним и ее собственной острой интуиции, позволившей понять, что этот разговор означает, но сейчас его реакция подтвердила, что она не ошиблась.
– Было бы очень жаль потерять свои денежки, не так ли? – спросила она ехидно.
Он замолчал на мгновение, а потом сказал:
– Может, ты и права, Пола. Я буду по тебе скучать.
– Будешь! Я в этом не сомневаюсь.
– В таком случае приходи сюда завтра рано утром. Но не забудь, что мы просто едем отдохнуть. Не говори никому ни слова, иначе ты все погубишь. Ты меня понимаешь?
– О да, Грег… да! – Пола ликовала, ведь она одержала победу!
– Если ты сболтнешь лишнее, я тебя с собой не возьму. Я могу тебе верить?
– Конечно, можешь, Грег! – сказала она. – Я не так глупа! Не забудь, что на карту поставлено не только твое будущее, но и мое.
Положив трубку, она сидела, обхватив себя руками, потому что никак не могла унять дрожь. Она уезжает с Грегом! Едет не просто отдохнуть, а на всю оставшуюся жизнь. Он никогда больше не сможет обращаться с ней с небрежным безразличием – теперь не сможет. Впервые она получила власть над ним – а она всегда к этому стремилась. Они будут вместе, и у них будут деньги, которые он припрятал где-нибудь в Южной Америке или на счету в одном из швейцарских банков, а может быть, в каком-нибудь другом месте, и все будет чудесно!
Пола откинула голову и рассмеялась от почти маниакального наслаждения.
* * *
Успокоившись, Пола приказала Дорис собрать чемоданы, объяснив, что уезжает отдохнуть. Когда она перечислила все, что ей нужно взять с собой, Дорис удивленно подняла брови, но ничего не сказала – она привыкла к странностям хозяйки. Но брать с собой столько вещей, уезжая всего на несколько недель! Ну да ладно, лучше сделать то, что приказывают, философски рассудила Дорис. Возражать госпоже Варне было бесполезно.
Пола бродила по дому, взвинченная до предела, не задерживаясь ни в одной комнате. Когда пришло время укладывать спать Гарриет, она отправилась в детскую, чтобы поцеловать дочь на сон грядущий, и малышка вцепилась в нее, словно почувствовав неладное. Пола обняла ее, потом положила в постель, затем снова взяла на руки, уткнувшись лицом в ее мягкие белокурые волосы, охваченная на какое-то мгновение приступом материнской любви. А что, если взять Гарриет с собой? Нет, это было бы просто неразумно. Если она возьмет с собой ребенка, это все испортит. Но, может быть, когда девочка подрастет, Пола пошлет кого-нибудь за ней.
– Спокойной ночи, детка, – пробормотала она со слезами на глазах, навернувшимися не столько из-за испытываемых ею чувств, сколько для их артистического изображения. И вдруг она услышала голоса, шепчущие из каждого угла комнаты: «Разве она была когда-нибудь хорошей матерью? По правде говоря, она была никудышной матерью. Но разве можно от такой ожидать чего-нибудь другого?»
Пола подняла голову, настороженно вглядываясь в тени.
– Заткнитесь! Замолчите и оставьте меня в покое!
Шепот стих, и она уже не разбирала слов, а слышала лишь невнятный осуждающий гул голосов.
Она еще раз поцеловала Гарриет, поправила одеяльце и спустилась вниз. В половине девятого приехал домой Хьюго. День выдался на редкость утомительный, и он страшно устал.
Он обедал с самим Джоном Фэрчайлдом, издателем «Фэрчайлд пабликейшнс», который превратил скучную профессиональную газету «Вуменс Веар Дейли» в обязательное чтение каждого, кто интересуется модой, и поскольку Хьюго получал удовольствие от беседы, то обед затянулся, и он выпил немного больше, чем обычно разрешал себе днем. Джон был компанейским парнем, и, хотя Хьюго, как и каждый человек из мира моды, относился с уважением к человеку, чьи меткие, в одну строку, характеристики и деление модельеров на тех, кто «в моде», и тех, кто «вышел из моды», могли возвеличить или погубить любого модельера, фабриканта одежды или какого-нибудь представителя «сливок общества», он не переставал восхищаться независимым нравом издателя и его безошибочным вкусом. Однако, возвратившись в офис, Хьюго застал там Джейсона Хирста, своего поверенного, который поджидал его в самом мрачном и подавленном настроении из-за слухов о Греге Мартине. По окончании беседы пришлось еще сделать кучу дел, прежде чем он собрался наконец домой.
Пола была в зимнем саду, и стоило ему взглянуть на нее, как он понял, что она взвинчена – «на взводе», как сказала бы Салли. Лицо ее горело, глаза блестели, и было заметно, что она выпила. Решив обращаться с ней так, будто он ничего не замечает, Хьюго налил себе виски и расположился в кресле, но Пола не присела, а заметалась по комнате, словно пойманная бабочка, рвущаяся на волю. Вдруг она разразилась каким-то звенящим смехом, заставившим его взглянуть на нее повнимательнее.
– Пола? Что происходит, дорогая?
Она вздернула подбородок, поигрывая одной сережкой и глядя на него со странной улыбкой, возбужденной и торжествующей одновременно.
– Мне надо кое-что сказать тебе, Хьюго. Завтра я уезжаю с Грегом.
Слова Полы не сразу дошли до его сознания.
– Что ты сказала?
– Я улетаю в Италию с Грегом. Разве что-нибудь неясно? Я подумала, что тебе следует об этом знать.
Он уставился на нее, не понимая.
– О чем ты говоришь?
Она опять рассмеялась резким нервным смехом.
– Хьюго, не притворяйся, что ты потрясен. Даже ты не можешь быть настолько слеп. Это началось уже довольно давно.
– Что началось?
– У нас с Грегом. Мы любим друг друга. И теперь я уезжаю с ним. Завтра. Все уже подготовлено.
Его вдруг затошнило, будто в желудке скисло вино, выпитое им за обедом.
– Пола… ради Бога… – он шагнул к ней. Она отступила, словно боясь его прикосновения.
– Не надо, Хьюго. Не пытайся удержать меня.