– Да нет же! Все было совсем не так. Он и Мариану, и Висе предлагал. Но Мариан отказался, потому что надумал тогда жениться в Свебодзицах, а Вися решила остаться там навсегда.

– А откуда у тебя колечко с голубым камешком?

– Заведующий подарил. Он заезжал во Вроцлав, когда перебирался в Познань. Еще раньше, в Свиднице, он у себя в квартире нашел в зольнике драгоценности. Когда он нам их показывал, я сказала, что больше всего мне нравится это кольцо. Вот он мне его и подарил потом на память. Кстати сказать, по желанию собственной дочери. Да и кольцо-то само почти ничего не стоит. Если хотите, можете проверить, правду ли я говорю: у меня есть их адрес в Познани. А вы что, думаете, я его украла.

– Погоди, ты еще узнаешь, что я думаю. Сейчас я задаю вопросы. Откуда у тебя воротник из голубого песца?

– Купила за тысячу злотых.

– А шуба?

– Мама, на что вы намекаете? Я ничего не украла. Мы с Марианом, уже после эпидемии, обнаружили, что в здании Красного Креста расположение комнат первого этажа не соответствует плану. Мариана заело, он долго ломал голову, но в конце концов сообразил что к чему. Несколько дней потратил на поиски, это оказалось не так просто, потому что после эпидемии все стены перекрасили. Но все-таки он нашел комнатушку величиной с ванную, с хитро замаскированной дверью. Там лежали кое-какие вещи, в основном мужская одежда, и продукты. Я взяла себе шубу, а Мариан костюмы.

– Возможно, все возможно. А что ты скажешь насчет прочих золотых вещей? Я у тебя видела несколько колец, золотую цепочку. Откуда они у тебя?

– Я ведь вам говорила, – в отчаянии сделала я последнюю попытку что-то объяснить. – Одно время я немного занималась торговлей и дешево покупала по случаю эти безделушки. Они, правда, золотые, но большой ценности не представляют.

– За что ты получила недавно из Свебодзиц перевод на пятнадцать тысяч?

– Да это ж настоящий допрос! К чему вы клоните? Что вас интересует?

– Отвечай на вопрос!

– Я оставила там в комиссионном, который принадлежит одной моей знакомой, кое-какие вещи. Она их продала и деньги прислала.

– Врешь! Все было совсем не так. Во Вроцлаве уже всем, кроме меня, это известно. Сюда приехали люди, которые за тобой все время наблюдали. Теперь они каждому, кому не лень слушать, рассказывают, что ты за штучка. Моя мама давно говорила, что ты распутничаешь. И это оказалось правдой. Ты была любовницей всех этих мужчин, вот откуда подарки!

– Мама! – простонала я. – Умоляю вас, замолчите!

– Нет, это ты замолчи! Язык у тебя всегда был хорошо подвешен. Только такой прямодушный человек, как я, мог поверить твоим выдумкам. Едет соплячка в чужие края с одним чемоданчиком, помощи ни у кого не просит, а через год – пожалуйста! – прекрасно обставленная квартира, полные шкафы тряпок, драгоценности, в незапирающемся кухонном шкафчике кучи денег. Да в твоей должности за два года столько не заработать! Тетка Михася сказала, что у тебя это на лице написано. По ее мнению, единственное спасение в том, чтобы немедленно выдать тебя замуж. Да только кто возьмет уличную девку?

Я беззвучно плакала, даже не пытаясь больше возражать.

– Плачешь теперь? Оскорбленную невинность изображаешь? Иренеуш настоящий святой. Он готов на тебе жениться. А ты уйдешь с работы и вернешь партийный билет. Из дому тебе разрешается выходить только со мной или с Иреком. И никаких встреч с пани Дзюней. Уж будь уверена, мы последим за тобой, хотя разве теперь это поможет? Так хочет Иренеуш, а си имеет право этого требовать. Тот человек, с которым мы сегодня разговаривали, сказал, что каждый, кому только хотелось, каждый, кто ставил тебе пол-литра, мог с тобой переспать. От какого-то там Витека тебе частенько доставалось за то, что ты мужикам проходу не давала. Он чуть ли не застрелить тебя хотел, да его кое-как уговорили, что ты того не стоишь.

Я мгновенно пришла в себя. Витек, да ведь она произнесла имя Витека!

– Кто вам все это рассказывал? Вы, по крайней мере, фамилию этого типа знаете?

– Пан Суманский. Клиент Стефана.

– Суманский? Что-то не припоминаю… Какой он из себя?

В ответ мама так страшно рассмеялась, что меня мороз по коже пробрал.

– Нет! Нет!!! Можете ничего не говорить. Я знаю. Это Слизняк. Да ведь он удрал вместе с Витеком за границу. Они хотели, чтобы и я с ними убежала…

– Все сходится. Он говорил, что вы собирались удрать, только он вам помешал – нарочно испортил машину. Он нас предупредил, что ты на него злобу затаила и потому будешь бог знает что наговаривать.

– А он?.. Мама! Но вы же меня немножко знаете. Неужели я способна на такое лицемерие? Нет!! Я ничего не понимаю, это просто как гром среди ясного неба. Как вы могли поверить диким бредням этого подонка?

– Никто никогда не верил, что ты раздобыла все это честным путем. Мне уже многие говорили. Другие, как и ты, приехали сюда год назад и до сих пор ничего не имеют. Мне это всегда казалось подозрительным. Права была бабка, когда говорила, что твои деньги дурно пахнут.

– Но тем не менее она эти вонючие деньги у меня брала. Честное слово, мне бы следовало сейчас хлопнуть дверью и никогда больше к вам не возвращаться. – Меня трясло как в лихорадке, слова застревали в горле. Немного успокоившись, я продолжала: – Мама, ну как мне вас убедить, что это ложь от начала до конца?! Ага, знаю: давайте устроим очную ставку. И все сразу выяснится.

– Ирек не согласен ни на какие очные ставки. Это исключено. Мы не хотим, чтобы дело получило еще более широкую огласку. Стефан тоже считает, что лучше сидеть тихо. Ты выйдешь за Ирека, если он еще не передумал, и пусть он о тебе дальше печется. С меня хватит.

– Превосходно! Проблема удостоилась детального обсуждения с Иреком, со Стефаном, короче говоря, «в кругу семьи». А мои слова во внимание не принимаются, никому до них дела нет. Если уж я такая испорченная, скажите мне тогда, почему во Вроцлаве я сижу дома и вообще веду себя прилично?! Почему?

– Не забывай, что здесь я. Это Вроцлав. Тут много львовян. Кроме того, на тебя не могло не повлиять то, что бабка сразу тебя раскусила.

– Мама! – еще раз умоляюще воскликнула я.

– Выйдешь за Ирека, – повторила мама свое. – Уволишься с работы, из дома будешь выходить с ним или со мной. Пусть он о тебе печется. С меня хватит.

То, что началось потом, было похоже на бесконечный страшный сон.

Мама велела мне на следующий же день подать заявление об уходе, а пани Дзюню, которая, как обычно, заглянула к нам с утра, выпроводила, дав понять, что приходить ей сюда незачем. Я, как автомат, пошла на службу, но ничего делать не смогла. Нас в тот день переводили в другое помещение. Начальник, заметив, в каком я состоянии, отправил меня домой. Я так же механически проделала обратный путь и легла у себя в комнате на диван, ни о чем не думая.

Мама вернулась раньше обычного, приготовила поесть. Меня спросила только об одном; подала ли я заявление об уходе? Я солгала, что подала.

В пять пришел Ирек, сел возле меня на диван. Сидел и молчал.

– Подите куда-нибудь! Делайте что-нибудь! Поссорьтесь! Все будет легче, чем это страшное молчание! – взорвалась мама.

– Одевайся! – новым, властным тоном распорядился Ирек. – Пойдем в кино.

В кино он вел себя безобразно. Как только погасили свет, взял Меня за руку, а когда я ее отдернула, нахально ко мне полез. Я хотела подняться и выйти, но он силой удержал меня на месте. Я невольно вскрикнула. Тогда он меня отпустил, но из кино я не ушла. Постеснялась.

Возвращались мы молча. Возле дома он обнял меня и стал целовать. Я пыталась вырваться, но он был сильнее. Поцелуи его были ужасны, он до крови прокусил мне нижнюю губу. У дверей квартиры он снова догнал меня, и мы вошли вместе. Мама спала.

Я попыталась сыграть в открытую.

– Послушай, ведь ты же не веришь в этот вздор, который нагородил маме Слизняк. Не может быть, чтобы ты верил. Оставь меня в покое. Если ты рассчитываешь таким способом чего-нибудь добиться, то я вынуждена тебя разочаровать. Ничего не выйдет! Оставь меня!