– У нас есть брошюры. Сейчас я вам принесу.

Вскоре он вернулся с несколькими тоненькими книжечками. Начальник притворился, будто ничего не видит, нарочно полез в нижний ящик письменного стола. Я просмотрела названия: «Устав Польской рабочей партии», «История рабочего движения в Польше», «Борьба за новое хозяйственное направление», «Союз рабочих и крестьян».

Я захватила брошюры домой, не подозревая, какую бурю это вызовет.

Тот день никак нельзя назвать скучным или однообразным. Только я пообедала, как в передней залился звонок, оповещая о прибытии первого гостя. Люцина вернулась из отпуска и пришла нас навестить.

Вместе с ней – загорелой, отдохнувшей, сияющей – в квартиру ворвалось лето… Впрочем, нет, не в том дело. Люцина влюбилась. Это сразу и безошибочно определила пани Дзюня.

– Видим, видим, отпуск пошел тебе на пользу. Скажи только, хочешь ли есть, и мы готовы тебя слушать хоть всю ночь! – обрадованно воскликнула я.

– Спрашиваешь! У вас, конечно, как всегда, можно чего-нибудь перехватить.

– Да? Интересно, – с расстановкой произнесла пани Дзюня. – Очень интересно! У тебя есть аппетит? Влюбленные должны жить одной любовью.

– А откуда вы знаете, что я влюблена? Неужели до Вроцлава дошли слухи?

– Деточка, когда проживешь на свете столько лет, сколько я, и прочитаешь столько книг о любви и не только о любви, тоже будешь в миг угадывать такие вещи.

– Все правильно! Я влюблена! Через две-три недели свадьба, а потом я сразу уезжаю из Вроцлава.

– Люцина! – испугалась я. – Люцина, да ты не больна ли, может, у тебя жар? Признайся, что пошутила. Влюбилась, и прекрасно, очень за тебя рада. Но зачем же очертя голову выскакивать замуж? Зачем уезжать из Вроцлава? Ни за что не поверю. Ты нас разыгрываешь, ты шутишь!

– Да нет же! Серьезно! Я выхожу замуж, все уже решено.

Постепенно, слово за словом, мы вытянули из Люцины, что со своим будущим мужем она познакомилась на улице в Еленей-Гуре, что он отвез ее в Берутовицы и все две недели они провели вместе. Он из Валима, у него там домик, и вообще жизнь прекрасна.

– Погоди! Ты же его совсем не знаешь. Как можно доверяться незнакомому мужчине! Может быть, он вампир?

– Вампир! Колоссально! – расхохоталась Люцина. – Я должна ему об этом рассказать. Юзек – вампир. Да он, боюсь, и мухи в жизни не обидел. Откуда у тебя эти странные мысли? Мне бы такое и в голову не пришло.

Легкомыслие Люцины очень меня огорчило. Пропадет человек ни за что из-за какой-то темной личности. Ее жених не вызывал у меня никакого доверия – разве порядочные люди делают предложение едва знакомым женщинам? Я лихорадочно соображала, как бы отговорить Люцину от этого безумного шага, и вдруг вспомнила о Збышеке. Может быть, это подействует?

– Ну, а как же Збышек? Сама говорила, что он тебе нравится. Неужели уже все забыто? Не спеши так со свадьбой, вдруг с новым знакомым получится так же, а развод – вещь неприятная…

– Да какой там Збышек! Он ужасный ловелас, и потом я тебе кое-что скажу, а ты, пожалуйста, запомни это хорошенько. Я пришла к убеждению, что Збышек может крутить голову кому угодно, а женится только на тебе. Вот увидишь! Юзек совсем иное дело. Юзек любит только меня. Договорились мы быстро, это верно. Но такие случаи бывают сплошь да рядом. У меня нет ни малейших сомнений. Второго такого нет. У него темные волнистые волосы. Глаза голубые, как небо. Он для меня в огонь готов броситься. Да, да, я Збышека видела всего один раз, но мне кажется, с ним говоришь, а он в душе все время над тобой посмеивается. А Юзека я люблю. У меня сердце поет. Жизнь прекрасна.

– Вот те на! Вижу, дело и вправду серьезное! Ох и жаль мне тебя! Не знаю, может быть, это и ненормально, но мне жалко всех молодых девушек, которые выходят замуж.

В разговор взволнованно вмешалась пани Дзюня:

– Конечно, это ненормально. Девушки должны выходить замуж, и чем раньше, тем лучше. Немцы были правы: у женщины три дела в жизни: дети, кухня и костел. Вот так-то, детка.

– Пани Дзюня, я вас очень люблю и уважаю, но такое не могу слушать спокойно, – возмутилась я. – Семья, дети, пеленки, гора грязной посуды – это, по-вашему, счастье? Нет, в этом меня никто не убедит. Я еще не знаю, к чему стремлюсь, но только не к этому. А пока я собираюсь вступить в Польскую рабочую партию.

– Во имя отца, сына и святого духа, – перекрестилась пани Дзюня. – Что ты сказала? В ППР? Да в прошлое воскресенье ксендз на проповеди говорил, что это коммуна. А коммуна – это смертный грех. Да, да… Одного коммуниста из нашего местечка ксендз не хотел хоронить на кладбище. Если только ты это сделаешь, я уеду. Даже если придется под мостом…

– Пожалуйста, не договаривайте до конца, – перебила я пани Дзюню. – Не нужно ставить точки над «и».

– В таком случае скажи, что это неправда.

Я ничего не ответила. Я ждала, что скажет Люцина. Не может же она промолчать. Ведь она член партии. Воцарилась полнейшая тишина. Я занялась подсчетом красных вертикальных черточек на абажуре. Люцина встала с кресла и зашагала по комнате. Она старалась ступать по зеленым квадратам ковра, огибая коричневые, – иначе, казалось, под всеми нами провалится пол. Я с удивлением обнаружила, что у нее большие ноги. Раньше я этого не замечала.

Наконец Люцина откашлялась несколько раз и сказала:

– Вы ошибаетесь, пани Дзюня. Вопросы религии и партия – это разные вещи. Когда я вспоминаю, как мы записывались в партию, я вижу таких же, как я, людей, у каждого одна шинелишка на плечах, и никто ясно не представляет, что ждет нас впереди, но все мечтают честно работать и жить, не думая о куске хлеба на завтрашний день. Мы верили, что сумеем сказать в Польше свое слово… – Люцина надолго умолкла, как бы подыскивая нужные слова, потом, обратившись ко мне, добавила: – Да, я член ППР и не стыжусь этого. А ты в самом деле хочешь вступить в партию? И что ты собираешься там делать?

– Вот именно! Ты попала в точку! Я как раз ищу ответа на этот вопрос. Мне тут дали разные книжки…

– Ну и что? Ты рассчитываешь найти в них готовые рецепты? Разве ты газет не читаешь? – быстро и взволнованно заговорила Люцина. – Мне кажется, ты еще не все продумала, для тебя это игра.

– Газеты я читаю постоянно, вон погляди, какая гора лежит. Знаю, что где восстанавливается, какие составляются планы… Но не в том дело. Я ищу свое место в новой жизни. Работаю я в строительной организации, а что с того? В партию должны идти люди незаурядные, выдающиеся; партийный каменщик, к примеру, может отличиться, вдвое перевыполнив норму, а я что могу сделать?

– Ага, теперь понимаю. Похоже, ты подходишь к этому вопросу серьезней, чем я предполагала. Знаешь что, смело подавай заявление… Я со своим Юзеком тоже недавно говорила на эту тему. Но он беспартийный, у него много сомнений. Он утверждает, что неизвестно еще, кто будет у власти, это, мол, выяснится только осенью, после выборов.

– Он либо прав, либо не прав. После выборов все будут умные. А я, если буду уверена, что смогу пригодиться, если пойму и приму их идеологию, подам заявление, не дожидаясь никаких выборов. Я решила это еще год назад.

Люцина задумалась. Вдруг в дверь несколько раз нетерпеливо позвонили. Пани Дзюня побежала в переднюю. Я услышала, как она открыла дверь, разговаривала с кем-то, потом повысила голос:

– Нет! Я же вам сказала, что нет! Неужели недостаточно!

Мы выскочили в переднюю. Там стояли милиционеры.

– В чем дело? – спросила Люцина и полезла в карман за служебным удостоверением.

– Нам надо знать, не заходил ли кто сюда за последний час.

– Нет, никто не заходил.

Милиционеры ушли. Мы не успели еще вернуться в комнату, как дверь открылась снова. Пришла мама.

– Вы уже знаете, что случилось? Только что ограбили банк. Неподалеку от нас, на улице Жертв Освенцима. Вы не представляете, что творится на улице! Полно людей, наш район оцеплен, солдаты и милиция обшаривают каждый закоулок. Я с трудом пробралась. Пришлось показывать документы, что я тут прописана.