— Тьфу! — с чувством сплюнул Сашка. — Злющая, стерва! Мы этой бабке любим в дверь звонить. Позвоним и убежим. Чтоб знала!

— Что знала?

— Как ябедать. Вечно к матери ходит и нудит, нудит. Да еще половину наврет. «Я, — говорит, — сегодня видела вашего сына рядом с казино на Невском проспекте. Вы что, отпускаете его одного в такие места?» А мы с пацанами в войну играли, тут, рядом, а на Невский и казино это чихать хотели. Так я матери и сказал. И мать мне поверила. Она говорит, эта бабка всегда заметит плохое, где есть оно и где нет.

— А ты не помнишь, она давно тут живет? Ты не можешь узнать это у мамы?

— Могу. А что она видела?

— Какого-то парня в спортивном костюме, — взяла грех на душу я. — Спроси у мамы сейчас, а? И с подробностями, если она помнит.

Я так настаивала, поскольку опасалась, как бы сметливый ребенок не сообразил, что мой интерес ко времени переезда Зинаиды Ивановны никак не оправдывался бы даже тем, что она видела целый легион парней в спортивных костюмах. Однако Сашка, слава богу, оказался не склонным к логическому мышлению и бодро помчался к парадной, а через десять минут снова был во дворе.

— Она тут уже сто лет, но меньше, чем мои, — радостно доложил он. — Я еще не родился, а она уже здесь жила. Приехала вместе с мужем. Вернее, муж жил тут раньше, но у него была однокомнатная квартира, а когда на ней женился, поменялся на двухкомнатную. Только он уже умер. А где она жила до этого, мама не знает.

— А в каком это было году? Когда она сюда приехала?

— В тот же год, когда моя мама вышла за моего папу. Это восемьдесят первый год. А почему это важно?

Какой хороший мальчик! Свою склонность к логическому мышлению он приберег напоследок.

— Я не уверена, что это важно, — лицо Сашки выразило разочарование, и я поспешно добавила: — Но не исключаю. Если узнаю что-нибудь точно, обязательно тебе скажу. Ты мне здорово помог.

— А вы из милиции, переодевшись, или этот… частный сыщик?

— А это военная тайна, — достойно отпарировала я и умчалась, чтобы не расхохотаться. Частный сыщик! Надо ж такое придумать!

Дома я выудила из рокового пакета свидетельство о браке. Нет, я не ошиблась — брак был заключен 28 января 1998 года. А переехали они в восемьдесят первом, сразу назвавшись мужем и женой. Ну и что? Пожили так, попробовали и решили зарегистрироваться. Конечно, для старшего поколения это не очень характерно, однако никакого криминала я тут не вижу. Тем более, детей у них нет. Могли б и вовсе не регистрироваться. Откровенно говоря, даже странно после семнадцати лет совместной жизни вдруг взять да побежать в загс. Особенно если учесть, что молодому супругу оставались считанные месяцы. Кстати, вот свидетельство о его смерти. Март девяносто восьмого. Наверное, понял, что болен, и захотел, чтобы все было законно? Чтобы не возникло всяких дурацких проблем с наследством, квартирой… Кстати, интересно, она была приватизирована или нет? И кто в ней был прописан?

«Горячо!» — сказал мне внутренний голос. Квартира… Люба — прямой потомок Софьи Александровны, и для меня, например, несомненно, что квартиру должна унаследовать именно она. А у мужа Зинаиды Ивановны тоже есть прямой потомок — дочь от первого брака. Я раскрыла тетрадку на нужной странице. Так, Валентина Петровна Панкрашова из Чебоксар. Даже адрес указан. Однако по закону жена — более близкий родственник, чем дочь, поэтому все в порядке — дочь остается ни с чем. Или не совсем в порядке? Я вдруг вспомнила одну свою коллегу, вышедшую замуж за разведенного. Первым ее действием был обмен квартиры. Она объяснила мне, что имущество, приобретенное после брака, считается общим достоянием супругов, поэтому в случае смерти мужа его дети от первой жены фактически не будут иметь на него прав. А вот если б он умер на старой квартире, возникли бы огромные трудности. Я не очень внимательно слушала, и меня больше заинтересовали не юридические тонкости, а предусмотрительность моей коллеги, столь деловито обдумывающей смерть мужчины, завоевание которого досталось ей весьма дорогой ценой. Однако общую идею я помню. Важно, состоялся переезд после регистрации брака или до. У Зинаиды Ивановны он, например, состоялся до. Но, кроме Софьи Александровны, об этом никто не знал.

Я замерла. Разумеется, это были лишь предположения. Только бывает, когда предположения настолько ставят все на свои места, что в них веришь моментально. Пусть Зинаида Ивановна и не слишком компетентна в законах — в них сейчас сам черт ногу сломит — однако если даже я кое о чем наслышана, то она тем более. Она сумела уговорить мужа зарегистрироваться и потому автоматически получает квартиру. Но только в случае, если не окажется других претендентов. А они есть — это Валентина Петровна Панкрашова из Чебоксар. Ее отец, официально не будучи вторично женатым, приобрел собственность. Деньги на оную собственность он скопил в первом браке. Так кому она должна достаться? Видимо, будет поделена в какой-то пропорции? Да Зинаида Ивановна скорее удавится, чем станет с кем-нибудь делиться! Она наверняка рассуждала бы так: «Я мучилась с ним целых семнадцать лет, я готовила ему, убирала, а эта мымра жила себе в своих Чебоксарах. Какое же она имеет право на мое жилье!» В то же время для человека ее типа несомненно, что договориться ни с кем полюбовно нельзя. Стоит Панкрашовой проведать, что имеется хоть тень надежды, и она станет землю рыть, лишь бы оттяпать кусок пожирнее. Возможно, на самом деле Валентина Петровна не из таких, однако Зинаида Ивановна ни за что в подобное не поверит. Она предпочтет схитрить и сделать вид, что брак заключен давно. Тем более, что все в этом убеждены. Все, кроме Софьи Александровны. Вот почему Зинаида Ивановна заискивала перед ней. Вот причина ее помощи по дому. Как там выразилась в свое время Софья Александровна? «У нас с ней договорная основа». Боже мой! Ведь подобный договор… наверное, он называется — шантаж?

Я оцепенела. Слово «шантаж» было нереальным и отвратительным. Шантажом занимаются мерзавцы с ледяным голосом и гнусной улыбкой, украшающие собой детективные романы, а не милые жизнелюбивые интеллигентные старушки! Софья Александровна была для меня воплощением старого петербуржца. Достоинство, ум, доброжелательность — всего этого было в ней с избытком. Нет, мое воображение завело меня в тупик. Бред, бред, бред! Чем она могла шантажировать, например, Андрея?

Я раскрыла нужную страницу тетради.

Андрей сидел в колонии, это я знаю. Там за ним, наверное, приглядывал майор Фадеев. А сейчас — капитан Нецветаев. Интересно, ко всем бывшим преступникам приставляют милиционера или лишь к особо отличившимся? Чушка — это наверняка кличка… есть на фене какое-то слово… в общем, кличка коллеги. Интересно, догадываются ли коллеги об общении Андрея с майором и капитаном? И как бы они к этому отнеслись?

Я дрожащими руками вытащила фотографии. Андрей с каким-то приличным на вид мужчиной в кафе и в парке… Андрей опасливо выползает из отделения милиции номер семь… Андрей выпивает с типичным представителем уголовного мира…

Андрей относился к Софье Александровне с ненавистью и страхом. Он работал на ее даче и возил нас на машине. Все встало на свои места. Если предположить, что он — я вдруг вспомнила подходящий глагол — он стучал в колонии, за что и был освобожден досрочно, и теперь продолжает стучать… об этом узнала Софья Александровна, и стоило ей сообщить Чушке от Серого, тасующемуся у пивного ларька… «У нас с Андреем бартер», — сказала мне она. Неужели я была слепа? Или я теперь сошла с ума? Эротические фотографии… фирма «Сириус», в качестве благотворительности поставляющая Софье Александровне антиквариат… записи о работниках фирмы, ее накладные, счета… что бы ни вопили мои возмущенные чувства, но подобных совпадений не бывает. Логика сильней эмоций. При моей версии сходится все, вплоть до мельчайших деталей. Задним числом устраняются все несообразности, все мои недоумения. И тем не менее — не верю! Я привязалась к Софье Александровне — да что там, я полюбила ее. И душа моя протестовала против свидетельств ее непорядочности.