Холодность ответа Урзы сперва удивила Тавноса, но затем, произведя некоторые подсчеты, он понял, в чем дело. Исходя из срока беременности Кайлы и числа смен фазы Туманной луны следовало, что она зачала именно в ту неделю, когда проходили переговоры с фалладжи, точнее – в конце недели, по прошествии которой Урза покинул город и отправился по следам Мишры. Из этого следовало, что… Тавнос содрогался от одной мысли, что это «что» может оказаться правдой. И он понимал – Главный изобретатель, прочтя его письмо, произвел те же расчеты и сделал те же выводы.

Наконец надо было решать с Ашнод, которая до сих пор находилась в гостевом крыле дворца в качестве заложницы. Все попытки связаться с фалладжи и попробовать обменять ее на кого-либо провалились. Многие горожане требовали для нее казни. Посох оказался неожиданностью и для Тавноса, поэтому в покоях Ашнод был проведен самый тщательный обыск и изъято все, что можно использовать в качестве оружия или из чего оружие можно изготовить. Сам посох находился у Тавноса. Его так потрясло это изобретение, что он добился от королевы разрешения поговорить с Ашнод. Во всяком случае, Кайле он дал понять, что собирается говорить именно об этом.

– Где ты получила знания, позволившие изготовить посох? – спросил он. – Из старинной книги? От ученого? От чужестранца?

Ашнод сидела на подоконнике и молчала. На ее волосах танцевали блики рассветного солнца.

– Будет лучше, если ты ответишь, – сказал Тавнос. – Молчание ничего тебе не даст.

Ашнод резко повернулась к Тавносу, улыбнулась и сказала:

– Я придумала шутку. Хочешь, расскажу?

Тавнос вопросительно поглядел на пленницу.

– Разговаривают кормилица и королева. Кормилица говорит: «Что бы там ни говорили про Мишру, он, по крайней мере, хорошо одевается». Королева отвечает: «Верно, а как быстро!» Как тебе?

– Не вижу ничего смешного! – бросил Тавнос – Я напомню, что инквизиторы из храмов неоднократно предлагали свою помощь, обещали, что сумеют вырвать все твои тайны.

– Но ты не позволишь им сделать это, – сказала Ашнод, изящно спрыгнув с подоконника. – Я хотела спросить тебя – почему?

Тавнос рассвирепел, но усилием воли заставил себя говорить спокойно.

– Я полагаю, что они могут, скажем так… нанести тебе ущерб. И тогда твои знания пропадут.

– Но ведь я могу решить, что мне лучше умереть вместе со знаниями, чем предать господина Мишру, – вздохнула Ашнод. – Ты такой наивный, такой добрый. Неудивительно, что у королевы ты ходишь в любимчиках.

– Да что ты вообще знаешь о… – ответил Тавнос таким тоном, как будто его застали врасплох.

Ашнод отмахнулась.

– Понимаешь, делать мне тут особенно нечего, поэтому я слушаю, что говорят стражники, что говорят горничные, что говорят люди, гуляющие у меня под окнами. Так вот, я думаю, что ты держишь меня здесь потому, что тебе не с кем поговорить, кроме меня. Урза далеко, а бедная Кайла винит себя за все сразу, и к ней не подберешься. Потому-то ты здесь.

Тавнос, не отвечая, опустил глаза. Долгое время стояла тишина.

В конце концов Ашнод присела за стол напротив подмастерья и сказала:

– На мой взгляд, все дело в подходе к делу. – Тон был таким спокойным, как будто они и в самом деле вели светскую беседу.

– О чем ты? – спросил Тавнос.

Ашнод глубоко вздохнула и покачала головой.

– О посохе! Разве мы не о нем разговариваем?

– В частности, – отчетливо проговорил Тавнос, в его голосе все еще звучала боль.

– Нечего говорить таким тоном, – бросила Ашнод. – Тебе не случалось работать на бойне?

Тавнос моргнул:

– Какое-то время я рыбачил.

– Это совсем не то, – сказала Ашнод. – Рыбы – низшие существа, можно сказать, честь быть позвоночными досталась им не по праву. Вот если ты работаешь на бойне, тебе приходится распиливать туши, и тогда ты видишь, как соединяются суставы, куда и как идут нервы, как отслаивается кожа.

– Мне случалось делать вскрытия, – ответил Тавнос. – Например, я вскрывал птиц – изучал устройство их крыльев, чтобы делать новые орнитоптеры.

– Но живую птицу тебе не случалось вскрывать, не так ли? – спросила Ашнод.

Тавнос промолчал, но по его лицу все было понятно. Ашнод продолжила:

– Как я и сказала, все дело в подходе. Вы с Урзой не желаете пачкать ручки, не желаете работать с кровью, кожей, мышцами и прочим. Вот поэтому-то ни тебе, ни ему никогда бы не пришла в голову идея придумать устройство вроде моего посоха, – которое могло бы поджаривать чужие нервы.

– Не думаю, что человек достойный имеет право ставить перед собой такую цель, – парировал Тавнос.

– Пустые слова, не имеющие отношения к делу, – бросила Ашнод и стукнула ладонью по столу. Тавнос снова увидел в ее глазах пламя творчества. – Ты смотришь на птичье крыло и думаешь, как его скопировать. Я смотрю на птичье крыло и думаю, как сделать его частью устройства, как заставить его работать снова. Если бы мне нужно было строить орнитоптеры, я бы взяла крылья птицы рух. Я бы взяла их у живой птицы – с кровью и плотью – и прикрепила их к машине.

– Но это же невозможно! – выдохнул Тавнос.

– Девчонки частенько любят помечтать, – согласилась Ашнод и улыбнулась. – Но я думаю, что те, кто сделал нашего механического дракона, именно так и поступили. Они не стали копировать дракона, делать копию из металла и проводов, как это делали траны. Мне кажется, что они просто взяли живого дракона и стали его модернизировать, пока не заменили все составные части на искусственные, которые и лучше, и прочнее. В глазах женщины снова полыхнуло пламя.

– Нечего бояться живой материи, да и мертвой, если на то пошло, не надо бояться, – сказала она. – Живая материя – еще один ресурс, еще один инструмент в наших руках. Мы сможем сделать шаг вперед лишь тогда, когда откажемся от застарелой идеи, что живое – священно и неприкасаемо.

Она взглянула на Тавноса в упор и пожала плечами:

– Впрочем, это я так думаю. Мишра вполне может со мной не согласиться. Мне кажется, что ответ внутри тел живых существ, а не вне их.

Беседа принимала опасный, с точки зрения Тавноса, характер. Пытаясь направить разговор в нужное русло, он спросил:

– А где сейчас Мишра, как ты думаешь? Может быть, у него есть какое-то укрытие?

Ашнод отрицательно покачала головой:

– Сейчас ему не нужно скрываться. Он заставил своего брата делать именно то, что ему нужно, – тот носится по всей стране, разыскивая Мишру.

– Это и был его план? – спросил Тавнос. Ашнод задумалась на миг и снова отрицательно покачала головой:

– Не думаю, что у Мишры вообще был какой-то план. Что ему удается лучше всего, так это привести все и вся в движение, после чего он отбрасывает осторожность к чертям и отдается на волю судьбы.

– Безумие, – пробормотал Тавнос.

– А может, божественное вдохновение? – парировала Ашнод.

– Значит, он не посвятил тебя в свои планы, – продолжил Тавнос.

– Если бы он это сделал, разве сидела бы я сейчас здесь? – указала Ашнод на голые стены своих покоев. – Нет, конечно нет. И дело не в том, что он скрытный – хотя он и правда скрытный. Я на самом деле думаю, что у него не было никакого плана, когда он приехал в Кроог, но в чем я точно уверена, так это в том, что он весьма доволен результатами своей поездки. Тавнос вздохнул:

– Хотел бы я тебе верить.

Ашнод нахмурилась, затем развела руками.

– Вот что я тебе скажу, запомни это хорошенько. Мишра не из тех, кто упускает шанс, а все, что делает сейчас Урза – все эти полеты на орнитоптерах в поисках брата, – это шанс для Мишры, шанс нанести брату удар, да такой, от которого тот может не оправиться. А наш кадир – так он вообще готов объявлять джихад по любому поводу, например, из-за того, что кто-то вдруг толкнул его слугу или наступил ему на ногу. Так что будь готов – что-то зреет.

– Но ты не знаешь, что именно и когда, – сказал Тавнос.

Ашнод пожала плечами.

– Ладно, вот тебе еще одна подсказка, – сказала она. – Ты ведь, наверное, размышлял, как мне удалось пронести посох во дворец?