— Это — настоящее дело. А как, а что?
— Счастливец вы, — сказала Валентина Андреевна, — каких чудищ увидите.
— Вот только трудно рассчитать конструкцию.
— Не думаю, — сказал Володя — кислородное питание — ерундовое дело, быстро можно сделать. Стенки, чтобы не раздавило — тоже технически мы в силах. Это дело реальное. Молодец, держись.
Сообщил ему о письмах, требующих запретить знатным людям испытывать машины. Он заволновался неподдельно:
— Это неправильно. Мы накопили огромный опыт. Полет на серийных машинах безопасен и необходим нам в качестве тренажа. Полет на опытных опасен, конечно, но для нас — менее опасен, чем для других. С нами меньше может приключиться в воздухе. Ну, соотношение — примерно — 30 к 70. Лишить нас серийных полетов — это значит выбить из формы, снизить квалификацию, заставить застыть.
Деньги мы получаем за серию, но это ерунда. Мне вон сколько раз предлагали с сохранением среднего занять пост директора и прочее. Нет, ты меня расстроил, неприятный осадок.
27 февраля
Сегодня утром, в 11 часов, мне позвонили о том, что умерла Крупская. Лишь вчера мы отмечали ее 70-ти летие. 23-го Железнов договорился с ней о моем приеме — я должен был написать «В гостях у Крупской». Она отнекивалась:
— Не люблю я юбилеев.
Приехал в редакцию — позвонил Тюркину. Он рассказал, что 24-го в Архангельском она почувствовала себя плохо. Ее привезли в Кремлевку, 25-го она была без сознания. 26-го пришла в себя, говорила о политпросветработе, собиралась написать в «Правду» статью о воспитании молодежи. Говорила врачам:
— Уж как вы хотите, а на съезд я обязательно поеду!
Я составил план, договорился с Ровинским — две полосы.
Позвонил Жемчужиной:
— Твердо не обещаю. Слишком свежа еще рана.
Но написала.
Позвонил Бадаеву:
— Хорошо, Сколько? Попробую.
И несколько раз потом звонил — подошла ли?
Позвонил Кржижановскому. Он всю ночь провел около нее. Говорил измученным голосом:
— Не могу…. Вы же должны понять меня… Такое несчастье… Для «Правды»… Ну хорошо, это мой долг… Если справлюсь с собой, напишу.
И написал очень тепло.
Пришла делегация старых большевиков. Живая история партии. Принесли короткую заметку со многими подписями. Долго расшифровывали фамилии. Возглавляли делегацию НарКомХим могучая двухорденная Швейцер и….
— Это — такой-то. Фамилия? А это разве не фамилия? Ах, да, это партийная кличка. Нет, фамилии его не знаем. Имени, отчества тоже не знаем.
Потом всю ночь звонили, присоединяли подписи. Старый большевик Моисеев, на квартире которого Ленин и Крупская жили в Женеве, Пискунова — ведшая с Крупской шифрованную переписку и другие.
Кончили в 7 утра.
10 марта
Сегодня открылся XVIII съезд ВКП(б). Я дежурил по отделу и по считке. Мобилизовали еще 15 человек на это дело. Доклад Сталина был сдан в набор очень быстро, примерно через час-полтора после окончания его выступления на съезде.
Часиков в 8 утра мы начали считывать по полосам с оригиналом и ТАССом. И несмотря на усиленную корректуру, нашли довольно много ошибок и опечаток. Затем считывали в машинных оттисках. Моя полоса — первая — зажглась в 10–40. Окончили номер в 11–40 дня. Итого разбирали 24 часа без перерыва.
В ночных разговорах вспомнили интересный факт, облетевший в свое время всю летную Москву.
Во время Дня авиации в Тушино в 1936 году летчик А.Алексеев решил блеснуть. Он вошел в штопор, с тем, чтобы из последнего витка сесть, не выходя из штопора. Маленькая неточность (он потом объяснял мне, что нога соскользнула с педали) и самолет вмазал в реку. Машина была разбита.
Алексеева вытащили Он сразу подошел к стоявшим на трибуне Сталину и Ворошилову (которые с явным волнением и тревогой следили за этим происшествием) и четко доложил под козырек:
— Товарищ народный комиссар, летчик Алексеев разбил машину по собственной вине.
Сталин прервал его, сказал, что тут вины особой нет, что летчик знал о том, что за его полетом следят видные люди, и волновался. В общем, успокоил.
Через некоторое время кто-то из осоавиахимовских деятелей докладывал т. Сталину о разных делах. Сталин вдруг спросил:
— А что поделывает тот летчик, помните, который упал в реку?
— Алексеев? Летает.
— Передайте ему мой привет.
Осоавиахимовские чинуши решили перестраховаться и показать бдительность:
— Но он, тов. Сталин, сын торговца (или кулака)
Сталин нахмурился:
— Ах, так? Тогда передайте горячий (или сердечный) привет!
11 марта
Сегодня давали отклики на доклад Сталина. Мобилизовали писателей. Написали они плохо, не умеют писать для газеты. И знают это, но скрывают.
Л. Никулин был в Промакадемии им. Сталина.
— А, — говорю ему, — у советской интеллигенции…
Он вдруг вскинулся.
— Ух, хорошо, что Вы мне напомнили. Я забыл об этом указать.
И добавил затем смущенно:
— Знаете, не блестяще получилось. Тематика незнакомая: промышленность. Я ее не знаю.
Конст. Финн[59] позвонил Лежневу[60] и спросил, нельзя ли отдать свой опус прямо Железнову.
— Почему?
— Да Вам чтение не доставит удовольствия.
И верно. Он был на «Красном пролетарии» — инициаторе предсъездовского соревнования, а никаких мыслей выразить не мог. ТАСС дал лучше.
ДНЕВНИК СОБЫТИЙ 1939–1940 г
Аннотация: Старт стратостата «СССР-3» Прокофьева, его падение. Отлет Леваневского, его посещение редакции перед полетом. Пропажа его самолета. Встречи и разговоры с Папаниным, Коккинаки, Беляковым, Байдуковым, Молоковым. Застрелился Прокофьев. Отлет Коккинаки в Америку. Гибель Серова. Гибель Мошковского. Гибель Алексеева. Гибель Хользунова. Открытие ВДНХ. Начало 2-ой мировой войны, война с японцами. Действия в Западной Белоруссии, Эстонии и Польше. Приезд Риббентропа в Москву, пакт с Молотовым. Гибель Супруна. Напряжение с Финляндией, начало войны. Гибель Головина и Пионтковского. Война в Европе.
Тетради № 14–15 16.03.39–18.05.40
16 марта 1939 г.
Старт стратостата «СССР-3».
После многих фальстартов, когда мы уже почти перестали верить в реальность этой затеи, Прокофьев вдруг как-то ночью позвонил мне и сообщил, что вылет разрешен и через несколько часов они летят.
Я, Галин и еще кто-то немедленно поехали туда. С вершины Поклонной горы мы увидели яркое зарево прожекторов, рассекающих ночную тьму. Сомнений не было. Мы мчались туда.
Приехали. Пропуска уже были готовы, привезли с собой свежие номера «Правды». Прокофьева и его экипаж я застал уже на поле. Он взял газеты и засунул их за какой-то прибор в гондоле. Ветер, насколько помню, был слабенький. Гигантский баллон быстро наполнялся.
— Мехлис приедет? — спросил меня Георгий.
— Обещал.
Во время предыдущих стартов Прокофьев разработал систему второго старта, т. е. систему двойных строп, вытягивающихся на полную длину лишь на высоте нескольких десятков или сотен метров. Это позволяло уменьшать при старте высоту всего сооружения. Сие было очень важно, так как каждые несколько десятков метров высоты возносили купол баллона в более высокий слой воздуха, где всегда был ветерок.
Кроме того, была приспособлена особая сетка на баллон, облегчающая наполнение стратостата водородом, придававшая баллону большую неподвижность. Снималась она выдергиванием одной веревки. Сетка неоднократно испытывалась при наполнении судов и неизменно давала хорошие результаты.
А тут вдруг заело. Наполнение закончилось, надо лететь, а сетка не слазит. Послали одного красноармейца на прыгуне посмотреть в чем дело. Он взвился вверх и на высоте 50–60 метров вдруг сиденье под порывом ветра выскользнуло из-под него. Все ахнули. По счастью парень успел уцепиться за одну стропу. Внизу немедленно раскинули и растянули брезент. Но он благополучно спустился.
