Неудивительно, что многие люди так с этим и не справляются.

Арас вытащил из сумки мотыгу и прикрепил к ней самое узкое лезвие. Пора собирать желтолист, он совсем спелый. Арас смял в пальцах кончик листка — тот сморщился, как тряпочка. Листья из жестких и красных стали мягкими и золотистыми, значит, токсины ушли в корень, и можно собирать урожай.

Араса токсины не пугали, но он собирал желтолист в положенное время. Сегодня соберет больше, чем ему нужно, и отнесет на пищевые склады в пункт обмена излишков. У христиан в коммуне Константин тоже действовала система распределения пищи, но кто-то обязательно занимался учетом продуктов и следил за тем, чтобы каждый вносил свою долю и потреблял не больше, чем ему полагается. Иначе система не работала.

А я считал, что понимаю их.

Он прожил с людьми гораздо дольше, чем со своими собратьями вес'хар. Тело его присваивало человеческие гены, которые с'наатат находил в вирусах, бактериях и отмерших клетках кожи. Но смешение крови с Шан дало гораздо более полное понимание того, что значит быть человеком, и это понимание повергло его в шок.

На самом деле я не понимал их никогда.

Арас взвесил мотыгу в руке. Черенок похож на… на оружие, на какую-то дубину. Не его воспоминания — ее. Сжимая палку, Арас ощущал гнев, ужас, и еще ему казалось, что он знает что-то такое, что навсегда перевернуло мир с ног на голову.

Он отбросил мотыгу и сосредоточился на воспоминаниях. Что бы там ни произошло, он должен знать. Что оставило в ее памяти такой глубокий след и почему это важнее всего остального?

Человеческие воспоминания, которые передаются с генами, совсем не такие, как у исенджи. Эдди как-то раз показал ему, как монтируют кинопленку, и Арас подумал, что нашел хорошее сравнение. Воспоминания исенджи точные, подробные, последовательные, как хорошо подогнанные друг к другу кадры, а у людей они отрывочны и перемешаны — как будто перематываешь на большой скорости разные куски пленки, и пустые кадры чередуются с яркими снимками.

Воспоминания исенджи — из области прошлого. А у Шан — из области «сейчас».

Арас погрузился в них.

Кто-то сидит на жесткой скамье. Это Шан. У нее в руках тяжелая дубинка. Невероятно. Сделай же что-нибудь. Поквитайся. Восстанови баланс. Дверь распахивается, из нее льется столп желтого света, и кто-то, кого она знает и уважает, велит ей разобраться с этим. Холодный выброс адреналина… пустота… Дубинка как будто становится частью руки. Сладостная, животная ярость… Лицо какого-то мужчины, он ухмыляется, но потом улыбка сползает с его губ…

Арас ярко ощутил, как неумолимо пляшет в руках дубинка — вверх-вниз, вверх-вниз, — и сжал, а потом отбросил черенок мотыги. Облегчение, сильное, как от утоленной жажды, затопило его. Он упал на колени. Как трудно собраться с мыслями…

Нет, это совсем не похоже на сознание исенджи.

Шан избивала кого-то и смаковала, наслаждалась каждой секундой этого действа. Ужасно. Арас не хотел бы считать свою исан — а он уже признался себе, что воспринимает ее именно в этой роли, — мучительницей. Эта мысль покоробила бы кого угодно, но для него оказалась просто невыносимой. Он попытался отвлечься: сгрузил собранный желтолист на тележку и покатил ее по тоннелям, которые окружали город и вели к другим поселениям. В трубопроводе над головой прерывисто шумела вода — ее качали в ирригационную сеть.

У погрузочной станции стояла одна вагонетка, уже отчасти заполненная эвемом. Арас выгрузил содержимое своей тележки, а потом проверил сверху несколько глифов, выдавленных на мягком материале, — пункт назначения. Июссан, Барал. Значит, погода дома сухая и достаточно теплая, чтобы начать работы на земле.

Почему Шан Франкленд получала удовольствие, ломая человеку кости дубинкой?

Арас поднялся к входу и увидел там троих детишек — исанкет и двух мальчиков, — которые глазели на земные плоды его полей. Один из мальчиков водил рукой по биобарьеру и рассматривал кожу — покалывает. Других гораздо больше интересовали растения. Они поприветствовали Араса по-взрослому сдержанными кивками. Ему вспомнилась Рэйчел, дочка Джоша, которая наверняка захихикала бы от радости, увидев его, и бросилась бы на шею.

— Арас Сар Июссан, а это новое, — сказала исанкет и показала пальцем.

— Это называется «чай». Люди высушивают его листья и заваривают для питья. Его ближайшие родственники служат для украшения садов и городов, а чай — красив и полезен. Таргассат он бы понравился.

— Вкусный?

— Тебе бы он показался горьким. Но людям нравится. Это для Шан Чайл.

Исанкет внимательно всматривалась в глянцевые листочки, будто стараясь запомнить их до мельчайших подробностей. Потом вежливо кивнула и зашагала прочь, а мальчики послушно последовали за ней. В жизни им не суждено ничего другого.

Арас попытался вспомнить лицо своей исан — и не смог. Он не чувствовал вины за это: Аскиниас погибла почти пятьсот лет назад. Еще один носитель с'наатата, который предпочел закончить цикл самостоятельно. Говоря о героизме воинов с'наатат, часто забывают о матриархах, которые из чувства долга передали симбионт своим мужчинам. Некоторые из них знали об истинной природе с'наатата, другие нет.

Аскиниас не знала. И не знали его собратья по дому, пока не были заражены все до последнего.

Я начал все это. Я виноват.

Возможно, Бен Гаррод был прав. Предок Джоша говорил, что есть невидимое существо, которое называют Богом, и оно определяет каждому меру наказания. И Арас считал, что вечное безбрачие и одиночество — справедливая кара для того, кто заразил паразитом всю свою семью.

Пришло время возвращаться. Арас разобрал мотыгу и положил ее обратно в сумку. Ему не хотелось снова сжимать ее в руке — а вдруг придется заново пережить тот ужасный момент, когда Шан с ликованием дробила кости живому человеку.

Что бы ни подтолкнуло ее к этому желанию — не столько убивать, сколько мучить, — неистовая ярость пылала теперь в каждой его клеточке.

Придется быть осторожнее.

Шан сидела в туалете, положив подбородок на скрещенные руки, и наслаждалась уединением.

Унитаз не был идеальный, а о сиденье речь вообще не шла, но он принадлежал ей, работал, и чтобы воспользоваться им по назначению — в отличие от вес'харских уборных — не требовалось специальных приемов или физической ловкости. Она уже по горло сыта местными обычаями. Шан твердо решила, что будет ответственным гражданином Ф'нара, но вес'харская сантехника и мебель выше ее сил. Зато теперь у нее есть туалет и недоделанный диванчик на террасе, который она закончит, когда разберется, как делать уголки. А потом смастерит себе кровать — замечательную, удобную кровать.

Хлопнула входная дверь.

— Шан?

— Я здесь, Арас.

Пауза. Лишь бы он не принял ее слова за приглашение войти.

— Я принес желтолист. Много.

— Здорово. Просто прекрасно.

— Тебе нехорошо?

— Я в порядке.

— Ты…

— Слушай, со мной все нормально. Я скоро. Дай мне пару минут.

Бедняга. Он же не виноват. Ей очень нужно время, чтобы побыть наедине с собой, но в последние дни такая возможность выпадает крайне редко. Джош, возможно, спас ее от катастрофы, прислав услужливым умельцам вес'хар чертежи и описание туалета константинского образца.

Джурей сделали для нее унитаз из бирюзового стекла, возможно, слишком прозрачный, чтобы претендовать на право называться идеальным унитазом, но она научилась смотреть в другую сторону… А теперь в туалете есть еще и дверь! Шан осознала вдруг, что Арас раздражает ее гораздо меньше, чем раньше, и кричать на него ей совсем не хочется. Бедняга.

Кошмары тоже не способствовали благостному настрою. Она до сих пор тонула по ночам, просыпалась с острой болью в спине и с чувством опустошенности и заброшенности.