– Валера, отставить!!! Отставить, капитан! – рявкнул Цыганков, понимая, что ротный сейчас попросту начнет бить морду «комитетчику». – Сядь! И успокойся! Разберемся!.. И орден свой оставь в покое... Заработает твой старшина еще, я сам прослежу...

А в голове Андрея, который здесь был не больше чем наблюдатель, металась одна мысль:

«...Что уж теперь-то? Зачем все это?.. Ведь не исправить же уже ничего... Ведь не захочет же уже Томка ничего знать... Горячая грузинская кровь...»

– Значит, так, лейтенант... – подал голос Пал Сеич. – Ты прямо сейчас напишешь письмо... Адрес, куда писать, ты и сам знаешь... Письмо от имени командования части... И расскажешь в нем, почему невеста геройского сержанта три месяца не получала от него письма...

– Товарищ майор! – вскинулся лейтенант.

– Это приказ, лейтенант!!! – Майор остро взглянул на своего «практиканта». – И все его письма отправишь, вместе со своим! В отдельной почте, посылкой! Что не ясно?

Звереву не ясно было многое... Например, как он объяснит потом, перед вышестоящим руководством, почему он допустил «утечку секретной информации»... Только...

– И запомни, лейтенант, одну аксиому, которую, как у математиков, доказывать не надо, потому что она истинна... Если майор Ласкавый напишет в твоем личном деле, что ты «немного не соответствуешь», то...

И это было правдой... Опальный майор, несмотря ни на что, пользовался непререкаемым авторитетом, и слово его было весьма «тяжеловесным»...

– Разрешите выполнять?!!

– Иди! И подумай над каждым словом, прежде чем его написать...

– Есть, товарищ майор! – рявкнул обиженный лейтенант.

– И запомни, мальчик. – Пал Сеич громко хрустнул костяшками пальцев. – Бывали у меня в подчинении такие «мудрецы», которые рисковали, не выполнив приказ, жаловаться на «плохого майора» начальству... Так вот я им морды за это бил! Мне уже все равно терять нечего – «дембель» я!..

...Весной 1980 года на трассе Мазари-Шариф – перевал Саланг – Кабул сложилась очень тяжелая обстановка для наших солдат. Здесь практически ежедневно обстреливали советские и афганские автоколонны и сторожевые заставы на участке Хинджин – Джабаль-ус-Сарадж, южнее Саланга.

Перевал Саланг...

...О Саланге, самом высокогорном перевале мира, 3363 метра «над уровнем» (!) как-никак, слышал каждый солдат и офицер, побывавший на «афганской войне». Стокилометровая трасса, сжатая горными вершинами, утопающими в облаках и вечных снегах, с галереями и трехкилометровым тоннелем, пробитым в каменной толще Гиндукуша, соединяет север Афганистана с его столицей.

Многие сотни лет, еще задолго до того, когда горный караванный путь, доступный для передвижения не более трех месяцев в году, в шестидесятых годах был преобразован афганскими и советскими специалистами в автомобильную трассу, Саланг имел огромное хозяйственное значение для Афганистана. Еще большее значение он приобрел во время войны. Продовольствие и боеприпасы, гуманитарная помощь мирному населению – дорога жила, помогая выжить людям...

За это Саланг уважали, прощая ему погодные капризы и массу неожиданностей, поджидающих путников за очередным витком серпантина, большинство из которых не могли предвидеть даже опытные водители, исколесившие трассу вдоль и поперек. Саланг коварен неожиданностями. Особенно зимой, когда осенняя слякоть с неимоверным количеством грязи, заползающей даже в кабину, могла мгновенно обратиться в снежную вьюгу или, хуже того, в лавину, захватывающую в холодный плен технику и людей...

Одно из самых гиблых мест для наших солдат в Афгане...

Конечно, были еще Герат, Чарикар, Газни, Джелалабад, Кундуз, Кандагар, наконец, но Саланг...

Солдатики-водители, крутившие свои «баранки» в «КамАЗах» и «Уралах», после каждого рейса рисовали на дверцах своих машин красные звездочки. Ну, примерно такие же, как во времена Великой Отечественной летчики-истребители рисовали на фюзеляжах своих «Яков» за каждый (!) сбитый самолет врага. Да, что и говорить! Пройти в колонне из Мазари-Шарифа до Кабула через Саланг считалось отважным поступком, и действительно было таковым. И солдатиков-водителей, служивших в Афгане в автобатах, очень уважали!.. А уж за десять рейсов водителя, без вопросов, награждали медалью «За отвагу»[24] ...

Только вот...

Таких водителей и таких машин, с десятью звездами на дверцах, были считаные единицы...

Наверное, еще и до сей поры вдоль той дороги стоят искореженные останки грузовиков, БТРов, БМП и танков...

А тогда, в самом начале, на Саланге «гибли» по большей части именно гусеничные машины. И порой даже без «непосредственной помощи» душманов...

Тормознул неосторожно на обледенелой дороге, и все... Твой «КамАЗ», или «Урал», или «КрАЗ» медленно, но уверенно начинает скатываться к пропасти. А там, внизу, стремительная речка, большие, острые камни и кучи обломков от машин, водители которых были менее удачливы, чем ты, или менее опытны... А уж о гусеничных бээмпэшках, бээмдэшках и танках и говорить нечего – они соскальзывали на своих стальных гусеницах, словно на коньках, вниз с такой скоростью, что порой их экипаж не успевал даже сообразить, что пора «катапультироваться с борта»...

Сколько же их там!..

«Дорога смерти»...

Это название намертво прилипло к этой трассе, потому что «народное» солдатское слово – оно всегда самое верное...

Так же, как, например, к одному парашютно-десантному полку, стоявшему в Кабуле в составе Витебской парашютно-десантной дивизии, «намертво» прилипло название «Полтинник»...

Они выходили на сопровождение колонн по «Дороге смерти», отстреливались от нападавших и устраивавших засады душманов, давая возможность водителям крутить свои «баранки» по такому сложному и опасному серпантину трассы.

Они делали, что могли...

Десантники проводили колонны, а потом, уже пройдя Чарикар, когда до Кабула оставалось не так-то уж и далеко, Андрей иногда подсаживался к одному из офицеров...

Его, Слона, «офицера срочной службы», как говорили некоторые, уже знали и уважали за смелость и грамотность принимаемых решений. А потому даже умудренные годами службы, седеющие «автобатовские» майоры, которые ходили по этой трассе «старшими колонн», иногда могли себе позволить пооткровенничать с этим сержантом...

– Все, товарищ майор, заставу Джабаль-ус-Сараджа прошли... Теперь немного полегче будет... Это был самый опасный участок... Повезло нам сегодня, товарищ майор! Без потерь проскочили...

– Не знаю, как ты, Слон... Может, ты уже и привык ко всему этому говну... – сказал как-то такой седоусый майор. – Не знаю... Только... Честно тебе скажу, а я тебе почти в отцы гожусь, так что врать не буду!.. Никаких застав, никакого Джабаля я, если честно, не заметил! А вот «Усерадж» был полный, особенно когда нас обстреляли под Хинджином!.. Хоть бери да запасные штаны надевай!.. Спасибо тебе, мальчик... Побольше бы нам таких сержантов в армию – глядишь, и бардак закончился бы... И знаешь что...

Пожилой майор потер прокуренным, желтым от никотина пальцем свои пушистые, седые усы:

– Тебе, сержант, уже десяток орденов должны были бы дать за то, что ты делаешь на этой трассе... О Слоне уже даже в Мазари-Шарифе знают!.. Только... Не становись «железным человеком»... Война эта блядская закончится когда-нибудь, а тебе после нее на «гражданке» делать будет нечего... Послушай меня, сынок! Начни бояться... Это не стыдно – это нормально!.. Бояться должны уметь все. Нас так матушка-Природа задумала... Иначе сложишь голову в этих горах...

Пожилой майор... Начальник колонны... Одной из многих... Но Андрей запомнил его на всю жизнь...

...Старшина 9-й роты, сержант Ошеха, сделал то, что советовал ему Фокстрот еще несколько месяцев назад, когда они только летели в Баграм, – «окунулся» в службу. Он со своими десантниками делал все, чтобы максимально обезопасить продвижение колонн по этой дороге...