— Боюсь, мэм, единственное, что вам удастся вывезти с моей территории, — так это только вашу персону.

Дама слегка удивилась, чуть нахмурилась, а затем еще выше задрала подбородок.

— Вам это даром не пройдет, сир Эндрю! Вы отказываете герцогу в его праве на суд и лишаете его светлость его собственности. И кто же теперь станет охранять ваши границы, если он откажется?

— Ах вот как? Если уж вы завели разговор о собственности, то ведь и мне вчерашней ночью был нанесен немалый ущерб. И нанесли его ваши люди. Так что вашу чудесную карету мы заберем и будем в ней возить на рынке все, что понадобится, — хоть падаль. Думаю, это отчасти компенсирует нам то, что вы задолжали. Я попытаюсь найти крепкую телегу и одного-двух тяглозверей, чтобы вам с вашей свитой было на чем добраться до границы. Что поделаешь — немного тряско, зато…

И тут дама взорвалась:

— Вы сами — тяглозверь! Скотина! Как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне! Со мной — с эмиссаром самого герцога! Да как вы вообще отваживаетесь!..

— Зато, как я уже сказал, идти пешком будет гораздо тяжелее.

Дама попыталась еще что-то возразить, но затем поняла, что следует попридержать язык. Окинув находящихся в комнате уничтожающим взглядом, она повернулась и вышла, прошуршав шелками. Конвоиры молча последовали за ней.

Дама Йолди погладила Марка по волосам, но ему показалось, что это не просто ласка: руки дамы словно сняли с его головы липкую паутину. В ответ на его вопросительный взгляд королева мягко улыбнулась, а затем согласно прикрыла веки. Она все еще держала Марка за руку, и ему казалось, что она таким образом продолжает изучать его, узнавать даже то, о чем он сам понятия не имеет.

— Сын Джорда… — пробормотала она, не открывая глаз. — Джорда-мельника, а прежде — кузнеца.

— Да, мэм.

— Да так да. Интересно, а кем еще был твой отец? — Дама Йолди открыла глаза, и они показались на удивление большими. — Во всем мире, Марк, твой отец — единственный человек (или был им), кто держал в руках больше одного из тех волшебных мечей. И ты — единственный, кто держал в руках целых три пронизанных магией клинка. Три клинка в действии. И теперь я задаюсь вопросом: а что станет с тем, кто будет одновременно использовать два волшебных клинка? — Дама на минуту замолчала и окинула взглядом всех, кто находился в комнате. — И что случится, когда два или больше этих созданных богами мечей встретятся в бою? А что, если они имеют особое предназначение и однажды должны встретиться друг с другом в битве?

Ответа не последовало.

Все думали о том, что теперь (если только летучий курьер где-то не застрял) в распоряжении герцога имеется уже два меча.

Марк встретился с Барбарой глазами и прочитал в них: «А ведь они оба были у нас, но нам и мысли не приходило, что их можно…»

Выставив меч (что, возможно спасло ему жизнь), Нестор вскочил на ноги и встретил атаку лярвы во всеоружии. По мере того как она приближалась, он, выжидая, отступал. Кошмарная тварь, медленно прихрамывая (как он и предполагал), шла на него. Наконец охотник понял, что отступать дальше некуда — он стоял уже на самом краю крыши. Слева, в семи метрах внизу был мощенный камнем дворик, справа — густые непроходимые заросли, полные колючек и засохших сучков, прыгать туда очень не хотелось.

Ползущая к Нестору тварь издавала тихие воркующие вздохи, словно изнемогала то ли от любви к нему, то ли от терзающей ее боли. На ее плоском, лишенном черт лице мрачно полыхали темные глаза. И они не отрываясь следили за Нестором. Руки-оружие лярвы были воздеты над головой — она то ли тянулась к человеку, то ли была готова принять бой. Ее рука-нож и рука-крюк были не тверже бронзы (Нестор это понял после того, как спросонок отбил первый удар и оцарапал ей запястье; человеку такой удар не нанес бы особого вреда).

Пройдя еще пару шагов вдоль края крыши, Нестор подумал, что разумнее будет вступить в бой, нежели продолжать отступать, а затем падать с такой высоты. Он был отличным фехтовальщиком, и меч в его руке обладал некоей, пусть и непонятной, магией. Но почему же тогда он продолжает отступать и трясется так, словно его желудок набит льдом? И человек внезапно понял, что дело было не в боевых качествах, а в неизъяснимой мерзости самой твари. Лярва двигалась достаточно быстро и ловко, однако не настолько, как иной раз двигались его другие противники — люди. Единственным преимуществом лярвы было то, что она имела два оружия, но и они были не длиннее обычных человеческих рук. Если Нестору удастся сохранить хладнокровие и пробудить к жизни магию меча, то бой можно считать выигранным.

С другой стороны, лярва также имела шансы на успех — она была магическим созданием злых сил и мало заботилась о собственной сохранности. Нестор наконец решился и нанес ей колющий удар в живот; ему показалось, словно его меч вонзился в промерзшую грязь. Сероватый панцирь на месте удара с треском разошелся и на глазах начал затягиваться белесой пленкой. Лярва, словно ничего не произошло, продолжала тянуть свои чудовищные руки к вожделенной цели, совершенно не думая о том, что эта цель может ее уничтожить.

Нестор размахнулся, со всех сил рубанул лярву по ноге и снова отступил назад. Стопа отлетела в сторону, но и это ничего не изменило — тварь, хромая (правда уже сильнее), неотвратимо приближалась.

И не надо было забывать о том, что у нее мог быть в запасе какой-нибудь трюк, который она применит только в самой тесной схватке. Нестор понятия не имел, сколько разума скрывает мозг, зажатый этим узким лбом. Лицо без черт не отражало никаких эмоций. Постанывая, лярва ползла к нему.

Он снова махнул мечом и на сей раз ударил по руке-крюку, что заставило атакующую тварь остановиться. Удар был настолько силен, что полностью перерубил запястье, отсек приращенное орудие убийства и отбросил его в сторону. Вместо крови из раны потекла жидкая грязь.

Обретя уверенность в себе, Нестор бросился на лярву, разя ее. Он наступил на ее вторую ногу, и тварь задергалась, балансируя на краю крыши и пытаясь избежать ударов его клинка. Ее руки были плохой защитой — использовать их как оружие она больше не могла, а закрываться ими было так же надежно, как обороняться простой перчаткой. На минуту Нестор испугался: меч с такой легкостью кромсает врага, что может по инерции вылететь из его рук, — но ничего подобного не случилось. Инерция коснулась только лярвы, и она рухнула с края крыши.

Семь метров до вымощенной камнем площадки она пролетела как обычное, лишенное магии существо. И разбилась так же, с треском и выплеском того, что можно было назвать ее кровью. Нестор проводил падение лярвы взглядом и разглядел на хитине панциря множество мелких трещинок, из которых вылезло столько грязи, что можно было смело надеяться — эта тварь уже больше не встанет.

Человек вздохнул с облегчением. Он вообще впервые легко вздохнул, после того как на него напала эта мразь. И тут распластанное на камнях тело стало подниматься на ноги, затем медленно распрямилось, и поверженная лярва нашла мертвым взглядом своего врага. Затем она вновь полезла по руинам храма наверх. Нестор был уверен, что она лезет за ним.

Небо было затянуто облаками, надежно скрывшими солнце, и тем не менее, стоя на краю крыши, он вспотел. Ему казалось, что он сражается с ночным кошмаром. Однако ярость боя перекрыла страх, и Нестор сосредоточил внимание на обломках лестницы, по которым должен был взобраться его враг. Пора было кончать с этой гадостью.

И вот они встретились: человек — на верхней ступеньке полуразрушенной, увитой плющом лестницы и лярва — на нижней. Пронзительно заорал монашник, голосом повторяя шум недавней битвы. Немного выждав, лярва стала подниматься по лестнице, методически перебирая изувеченными конечностями и оставляя за собой пятна жидкой грязи. Она подтягивалась, вонзая в трещины кривой нож — единственное оставшееся у нее оружие.

Не отводивший от нее глаз Нестор видел, как она облизывает свои кукольные губки тонким змеиным язычком. Он наклонился и прислушался: тварь тихонько шипела. И тогда он ринулся вниз, чтобы встретить противника на полпути. Несколько раз ударив наотмашь, он отбросил лярву назад, к началу лестницы, а затем зажал ее в угол и пронзил мечом насквозь, и она снова забилась в агонии.