– Дьявол! Мы с пути сбились! – воскликнул Коттон. – Тефт, ты небось в сторону забираешь – иначе мы бы давно были на месте!

Тефт вспыхнул:

– Тогда сам за руль садись!

– Ты ведь знаешь – я не умею! – махнул Коттон зажатой в руке сигарой. – Лезь в кабину, зажигай фары, только ненадолго, – посмотри, не видать ли ограду.

Тефт полез назад, и Коттон рявкнул на остальных:

– Подкидывайте им сено, а не то они его сами отберут! Только все сразу не бухайте!

Писуны снова склонились над брикетами. Под наблюдением Коттона они начали выдергивать клочья сена. Тефт включил фары, но попусту – ограды не было видно. Коттон было привстал, но тут же опять опустился на дно кузова, покуривая сигару: больше всего он боялся, что кончится сено, как раньше кончился бензин.

– Слушайте, бизонов-то прибавилось, – удивился Лалли-1. – Их теперь больше тридцати.

Напрягая глаза, они принялись считать. Шеккер насчитал сорок одного зверя. Гуденау – сорок два.

– Клиентура растет, – сказал Коттон. – Вот и хорошо. Чем больше их наберется, тем больше выйдет на свободу.

– Ой, смотрите! – пискнул Лалли-2. – Малыши!

За плотным строем бизонов на своих тонких ножках балансировали два теленка под боком у матерей. Они родились в мае или в июне, у них еще не было горбов и не отросли рожки, и, виляя овечьими хвостиками, они приветствовали своих дядюшек и тетушек.

– Итого сорок один бизон да два теленка, – сказал Шеккер и хлопнул себя по лбу. – Мы же считаем, значит, видим!

– Утро! – закричали они. – Ну и ну! Целую ночь не спали!

Они повскакивали на ноги, хватаясь друг за друга, чтобы удержать равновесие, вглядываясь друг в друга и видя чужаков – незнакомцев, с которыми делили долгие ночные часы, часы опасности и торжества, всматриваясь в разводы крови и грязи на щеках и в солому в волосах. Жалкое зрелище представляла собой эта птичья стайка, слишком измученная, чтобы чирикать.

Потом они огляделись по сторонам. День еще не настал, но ночь, несомненно, прошла. Они прокладывали свой путь без карты, без намека на горизонт. Вокруг мир стал молочно-белесым. Земля и небо слились в матовой белизне. Они очутились в фантастическом краю – может, в Аризоне, может, в Азии или в Африке, а может, и среди лунной пыли. Только бизоны существовали на самом деле. Не буро-коричневые, не такие, как в загоне, а могучие, черно-серые, бизоны всхрапывали, били копытами, жевали сено и слитой воедино, допотопной толпой вершили свой исход. И грузовик был на самом деле. Фырчал выхлоп. Прыгали камешки из-под колес. Бренчала гитара. Тараторил барабан. Подвывал певец.

– Радио! – раздался возглас.

Они бросились к Лалли-2 и, доставая транзистор, чуть не порвали куртку. Радио работает! Вышла в эфир чудная-пречудная станция, чудный-пречудный диск-жоккей завел чудный-пречудный диск!

– Джеймс Браун!

– И его «Пляшущее пламя»!

– Чур, не выключать!

– Ура!

Они врубили транзистор на полную катушку. Ритм барабана вернул их к жизни. Шаркая босыми ногами по днищу кузова, они прищелкивали пальцами и пританцовывали между кучками сена.

– Оп-па!

– Кайф!

– Обалденно!

Шеккер поднял транзистор над головой и, потрясая им перед стадом, заявил, что именно таким образом конокрады утихомиривали табуны по пути в Додж-сити – включали радио с Джеймсом Брауном и его «Пляшущим пламенем».

– Заткнитесь! Немедленно заткнитесь, черти! – закричал Коттон и так стукнул кулаком по крыше кабины, что чуть не оглушил Тефта. – И выключите эту пакость! Бизонов надо подкармливать! Что у вас вместо мозгов – опилки? Поймите: пропажу грузовика и стада уже обнаружили. В любую минуту за нами может погнаться вся эта охотничья банда и будет идти по нашему следу хоть до мексиканской границы. Или откроют по нам огонь, как по движущимся мишеням. Они же выбивают тридцать из тридцати, так что вы у них попляшете – попляшете, пока замертво не свалитесь.

Все сразу успокоились. Лалли-2 сунул транзистор в карман. Принялись кормить бизонов, подобрали со дна кузова остатки соломы и распотрошили последний брикет. Коттон отвернулся от них, оперся о крышу кабины и задумался – только сигара искрила, как бикфордов шнур. Посмотрел на часы. Было 5.34. Раза два Коттон обругал Тефта за то, что и двух миль по прямой проехать не может, а эта чертова ограда теперь неизвестно где. Писуны у него за спиной вели себя безропотно. Его взрыв не остался бы без ответа, да вовремя проявились знакомые всем симптомы: Коттон перезаряжал аккумуляторы своей агрессивности и, готовясь к очередному ступору, скатывался под горку.

Рассвет окрасился бледно-лиловым. Теперь они плыли на плоту по необъятному сиреневому морю, и бизоны, как водоросли, следовали у них в кильватере, нетерпеливо подергивая рогами в ожидании скудной подачки. Голодных ртов еще прибавилось: лиловыми волнами к их плоту прибило еще шестерых взрослых животных.

– Коттон!

После того как Коттон высказался насчет погони, всем стало не по себе, но только Лалли-2 осмелился задать прямой вопрос:

– Коттон! Нас теперь посадят?

Коттон повернулся к остальным лицам:

– Может, и посадят. Например, за угон двух машин. За то, что прострелили тем парням шину. За то, что мы малолетние правонарушители – из лагеря сбежали и от родителей скрываемся. На каждого с избытком хватит, уж это точно, – он стряхнул пепел с сигары. – Но все это будет ненапрасно, если мы выпустим на волю бизонов. А вот если не выпустим, если под самый конец все испортим…

– Скажи, а что они с нами сделают? – спросил Лалли-2. – Охотники эти?

– Почем я знаю! Только они не охотники. Они мясники. Такие типы, которые, вот как вчера, расстреливают животных потехи ради, они на все способны.

– Может, они нас, как бизонов, в загон посадят, – предположил Лалли-1.

– И будут выпускать по трое, – продолжил Шеккер.

– И травить нас, пока не упадем, – мрачно поставил точку Гуденау.

– Эй, Коттон! – в окне показалась голова Тефта. – Ребята! Ограда!

Поскальзываясь на скользком железном полу, сталкиваясь друг с другом, все бросились к кабине.

– Не может быть! – простонал Коттон. – Не может быть!

Никто из них не задумывался над тем, как огорожен заповедник с юга. Они считали, что и здесь увидят натянутую в четыре ряда проволоку, которой обнесены загоны и территория вокруг ранчо. Теперь они поняли, что ошибались. Там-то достаточно было проволочной загородки и сторожей, чтобы бизоны не выбежали на улицы Флагстаффа. Но здесь, где трудно было преодолеть соблазн, где манил сосновый рай каньона, ограда должна была быть надежней. Такой она и оказалась.

Тефт затормозил. Не давая писунам опомниться, Коттон дал команду немедленно обуться, но его храбрецы не могли даже разобрать, где правый сапог, где – левый. Потом, чтобы удержать на месте стадо, пришлось пожертвовать половиной оставшегося брикета.

Небо покрылось новыми красками. Мир зарумянился. Нежно-розовые мальчишки кормили нежно-розовых бизонов.

Когда эта задача была решена, Коттон велел Тефту отъехать от стада и подогнать грузовик к ограде. На врытых в землю через каждые десять ярдов восьмифутовых столбах были натянуты железные цепи. Там и сям с цепей свисали клочья шерсти: бизоны терлись об ограду во время весенней линьки. Из кузова открывался хороший вид – розовое небо, одиночные сосны, а за ними Моголлонская гряда.

– Хватит сидеть сиднем! Навались! – Коттон налег плечом на ограду. – Ну-ка, поднажали!

Трое последовали его примеру, но после первой не слишком успешной попытки просто привалились к цепям. Их вымотали семь часов бурной деятельности, потеря транзисторов и шляп, а под конец – буйная пляска. Еле держась на дрожащих ногах, облизывая пересохшие губы, они признали свое поражение и рухнули на пол, слишком вымотанные, чтобы опасаться упреков Коттона. Спуй мне фесню о том, как сапется бизом…

Кроваво-красное августовское солнце высунуло голову из-за горизонта. Занялся новый день.