Коттон уселся перед Лалли-2 на корточках. То, с чем они столкнулись днем, размышлял Коттон, наверное, потрясло Лалли-2 сильнее других, он ведь самый младший. После отбоя он под койку лезет, вот и здесь, в лесу, спрятался. С ним надо поласковей.

– Выключи радио, – сказал Коттон. – А то не слышно.

Лалли-2 выключил транзистор.

– Слушай, – продолжал Коттон, – мы ведь все заодно. Всё делаем вместе, – он заткнул бляху под майку. – Пошли назад, а?

Лалли-2 вынул палец изо рта.

– Вот приведи меня назад, приведи. Ты заснешь, а я снова сбегу. Понял?

– А если я запрещаю?

– Чихал я.

– Ты чуть не попал в беду, Лалли-2, в настоящую беду.

– Чихал я.

Коттон подобрал с земли камешек, подбросил его, поймал, отшвырнул в сторону. Оглянулся и махнул рукой остальным. Они подошли и уселись на корточки рядом с ним. Их вспотевшие тела остыли – они дрожали и ежились от холода.

– Мы тут с Лалли-2 побеседовали, – сообщил Коттон. – Он говорит: если мы его назад отведем, он снова даст деру. Я ему объяснил, что.

– Вовсе я не виноват! – возмутился несправедливыми обвинениями Лалли-2. – Надо было идти всем вместе! Вы ведь этого тоже хотели, когда днем оттуда вернулись. Надо было идти всем вместе – разве не ясно!

Это всем было ясно. Они и не думали ни о чем другом с той минуты, когда вытошнило Гуденау, они думали только об этом, когда залезли в свои набитые пухом и шерстью спальные мешки, они никуда не могли спрятаться от этой мысли – и во сне она слетала с их губ вперемешку с путаными негодующими криками. Эта мысль кипела у них в крови. Эта мысль забрасывала их мальчишескую фантазию в космическое пространство невозможного. И был в этом не только риск, не только геройство, но и долг, и они сами не знали, достанет ли им опыта и мужества, чтобы взять это дело на себя. Сидя на корточках, поеживаясь от холода на лесной прогалине, они взвешивали свои возможности, вспоминали, чего добились за эти два месяца: как сбежали на вечерний киносеанс, как устроили набег на другие отряды, как совершали восхождение на Большом Каньоне.

– Это он прав, – кивнул Шеккер.

– Вот был бы номер, – задумчиво произнес Тефт, – если бы у нас такое вышло.

– Вот именно что «если», – ответил Лалли-1.

– Мы должны туда попасть! – взорвался Гуденау. – Я готов. Хоть сейчас.

Коттон встал.

– Спокойствие. Спешить не будем. Подумайте сами – как туда добраться? На лошадях? Отсюда миль сто, не меньше.

– Автостопом, – ответил Лалли-2. – Я так и собирался.

– Вшестером? Кто же повезет шестерых, да еще среди ночи!

– Возьмем грузовик, – спокойно предложил Тефт.

– Ха! А кто твой грузовик поведет?

– Я и поведу.

– Ты что, умеешь?

– Ага.

– Да ты хоть раз в жизни за рулем сидел?

– Сидел, не беспокойся. Был бы руль – кручу я лихо.

Остальные пятеро были изумлены. Невозможно было поверить, что их ровесник два месяца станет скрывать, что умеет водить машину.

– Ну, ладно, – сказал Коттон. – Допустим. За сколько можно проехать сотню миль?

– Часа за два. В один конец.

– Итого четыре, – умножил Коттон. – Сейчас примерно полдвенадцатого. Двенадцать, час, два, три. Да еще час накинем на само дело. В четыре тридцать вернемся. К рассвету мы должны лежать по койкам.

Коттон прошелся взад-вперед.

– Ну так что? – спросил Гуденау

– Мы отступать не умеем, – сказал Шеккер.

– Мы «за», – кивнул Лалли-2.

– Мы профессионалы, – напыжился «го брат.

– Болтовня! – бросил им Коттон.

Он наклонился, подобрал с земли камешек и, замахнувшись, запустил им, как бейсбольным мячом, в ближайшее дерево. Захлопав крыльями и испустив пронзительный крик, с ветки вспорхнула птица. Крик испугал их до полусмерти. Одни упали ничком, другие подскочили от страха, хватая друг друга за руки, но немного погодя пришли в себя, поднялись и стали отряхиваться с бессмысленными улыбочками на физиономиях.

– О чем и речь, – с презрением произнес Коттон. – Птичка пролетела, и вы в штаны наложили. Нет, вряд ли нам по плечу такое дело.

– Сейчас или никогда, – сказал Тефт.

– Верно. Но по сравнению с этим все прежнее выеденного яйца не стоит. Тут можно запросто наколоться. Я не шучу.

Коттон был прав. Все молчали. Лалли-2 выключил свой транзистор. Их терзали сомнения. Они готовы были творить чудеса, но Лалли-1 отлично помнил первую линейку, а Шеккер не забыл провала, которым закончился набег на лагерь. Коттон никогда не простит себе проигрыша в бейсбол. Так или иначе их временный союз висит на ниточке. Малейшая трудность: или поиски разумного решения, или просто вспугнутая птица – и все бросаются врассыпную.

Мальчиков в летний лагерь «Бокс-Канъон» набирали из богатых предместий больших городов на Восточном побережье и на Среднем Западе, притом - за редкими исключениями - только в возрасте от тринадцати до шестнадцати лет…Плата за два месяца, с конца июня по конец августа, составляла тысячу шестьсот долларов плюс стоимость авиабилетов. «Мальчишку возьмем - ковбоя вернем!» - таков был девиз лагеря. С этой целью за каждым закреплялась собственная лошадь - за ней нужно было ухаживать, на ней можно было ездить. Но на самом деле достигалась эта цель иначе - с помощью Соревнования. Сюда приезжали мальчики, незрелые, избалованные неженки с теликом вместо мозгов и студнем вместо характера, а выходили отсюда мужчины. Соревнование формировало их, ускоряло их рост. Сюда присылали хлюпиков, но идея Соревнования, двухмесячный срок и тысяча шестьсот долларов служили гарантией, что родители получат оплаченный ими товар: тридцать шесть гибких, как хлыст, твердых, как кремень, быстрых, как молния, немногословных, как индейцы, ковбоев.

К концу первой недели все действительно утряслось, и новички распределились по шести отрядам и шести домикам. Процесс начался с естественного отбора по возрасту и по жестокости, по совпадению интересов и по тому, кто откуда приехал. Остальные довершили предварительные испытания. Уже первые экзамены по верховой езде, по стрельбе из винтовки и из лука, по легкой атлетике, плаванию и бейсболу отделили зерна от плевел, верховодов от неудачников. Каждое лето, как того и следовало ожидать, среди мальчишек находился один-другой безнадежный случай, то эгоист, то невропат, но ничего подобного у отряда Коттона еще не бывало. Мальчишки прибивались к Коттону потому, что никто другой их не принимал. Как только их не нарекали – и «чудаками», и «психами», и «убогенькими». Они заняли самую нижнюю ступень иерархии.

К примеру, в первой же своей бейсбольной встрече они, подавая, не сумели открыть счет. Да они бы даже в слона с двух шагов не попали. Когда они вышли в поле, Коттон подал, Шеккер принял. Лалли-1 стоял у первого бейса, Гуденау – у третьего, Тефт держался слева, а Лалли-2 справа. Комичнее их игры в лагере не видывали. Шеккер, вместо того чтобы принимать мяч, увертывался от него да еще орал, что Коттон подает слишком резко и отбил ему все ладони. Соперники провели атаку и шутя обошли Лалли-1 и Гуденау. Тефт не смог определить направление полета мяча, убежал за ним в сосняк да так и не вернулся. Лалли-2 бросил биту, сел на землю и сунул палец в рот. При счете 21:0, под улюлюканье трибун, Коттон бросился на болельщиков, ввязался в драку с парнями, которым он едва доставал до груди, за что поплатился окровавленным носом и шатающимся зубом, и матч завершился.

– Я вас заставлять не стану, – сказал Коттон. – Проголосуем. Подумайте сами: сегодня вторник, идет последняя неделя – в субботу по домам. А домой надо вернуться победителями. Так что если мы возьмемся за это дело, ничто не должно нас остановить. Пораскиньте сперва мозгами.

Он дал им минуту на размышление, потом откашлялся.

– Давайте голосовать. Беремся за дело, только если проголосуем единогласно. Если кто против – всё по боку. Так. Кто «за», поднимите руки.

Руки подняли все.

– Ну а ты-то как? – пропищал Лалли-2.