– Я научу его всему, что я знаю, – размечтался Тино. – Мой фастбол, мой слайдер, мой лучший Эль-Дюк… – Он понесся сломя голову, подавая мнимый фастбол прямо охраннику.

Серж почувствовал сожаление, которое поднималось из глубины души вместе с воспоминаниями о молодом отце, покидающем жену и сына, ради дороги славы, гостиниц и женщин, волнения и возбуждения, которые приносил с собой новый победный сезон, наступавший вслед за очередным победным сезоном. Удача и везение, быстрые ставки, хорошие карты – плохие карты: шумная жизнь, приведшая вот к этой минуте на залитом солнечным светом тюремном дворе. Он должен быть там ради Мартина, он должен похвалить сына за великолепно сыгранные матчи, должен сказать ему, что тот непременно выиграет Кубок в следующем году.

Слова этого молодого преступника, мечтающего стать лучшим отцом, изменить к лучшему жизнь своего сына, заставили Сержа почувствовать такую ненависть к самому себе, что он отпрянул от Тино.

– Прекрати, – отрывисто и раздраженно бросил Серж.

– Я выбиваю этого парня. – Тино уже забыл обо всем, держа невидимый бейсбольный мяч у груди. – И сумею научить своей подаче Рикки.

– Ты не сумеешь ничему его научить, пока ты здесь, – резко перебил его Серж, живо представив маленького сынишку Тино.

– Эй, ты чего это?.. – Тино явно опешил, как от удара.

– Ты сам себя обманываешь, ты же понимаешь, что ничего этого не будет.

– Но я же умею играть…

– Ты в тюрьме, – напомнил ему Серж.

Малец покачал головой, неловко усмехнулся и пошел прочь, но Серж схватил его за руку.

– Ты принимаешь наркотики, крадешь автомобили – вот чему ты научишь своего сына.

– Заткнись…

– Может, у тебя и есть гены, чтобы играть в бейсбол, но твои дела говорят о другом. Иначе ты не оказался бы здесь взаперти, вместе с убийцами и ворами. Со мной!

– Да уж, с тобой, – протянул Тино.

– Я ничуть не лучше всех остальных.

Наверху над ними небо было невероятно синим. Серж мог видеть только квадрат этого неба, окно из тюремных стен и колючей проволоки, выходящее на синее небо.

– Ведь я здесь и нигде иначе!

– Но это же не навсегда, – примирительно возразил малец Тино.

– Это время могло бы принадлежать твоему сыну, – ответил Серж. – Кто еще бросит ему там мяч?

– Заткнись, – снова сказал малец, поворачиваясь, чтобы теперь уже уйти совсем.

Серж нахмурился. Он с самого начала не должен был вступать в эту беседу. Разговоры здесь никогда не приносили никакого проку. Вот он и утерся своей гордостью! Лучше бы молча думал о переживаниях Мартина! Слова вытаскивали на свет безобразную правду и превращали хорошие воспоминания в посмешище. Серж думал об отцах и сыновьях, загадке столь же глубокой и беспокойной, как северное море.

– Достоинство, малый, – крикнул Серж. – Вот чему ты обязан его научить! Забудь про фастбол. Достоинству и правильной жизни. И пошел к черту!

Но Тино уже ушел.

Они ехали все дальше на север, и Мэй узнавала ориентиры – дорожные знаки, старую заброшенную бензоколонку «Texaco», небольшой висячий мост, холмы вдали. Они делали те же самые остановки для отдыха, как и в прошлом году, покупали сок и всякие вкусности на дорогу. На сей раз пограничник, который приветствовал Мартина на канадской границе, узнал и Мэй с Кайли и радостно поздоровался с ними.

Мэй держала руку Мартина, пока он вел машину; он замкнулся в себе после игры № 7, и до сих пор еще не вышел из этого состояния. Казалось, его внимание было занято чем угодно, только не дорогой. Он проехал на красный свет еще до выезда на шоссе. Белка бежала перед машиной, он сбил ее, даже не попытавшись свернуть, словно вообще не увидел зверька.

– Может, ты устал? – спросила Мэй. – Хочешь, я поведу?

– Я в порядке.

– Та белка…

– Она выскочила ниоткуда. – Мартин проверил зеркало заднего вида, чтобы удостовериться, что Кайли спала и ничего не увидела. – Я заметил ее, когда было уже слишком поздно.

– Ты вообще не видел ее, – засомневалась Мэй.

Мартин не отреагировал. Он только отнял свою руку, взял руль обеими руками и сосредоточился на дороге.

В прошлом году все было ново и неожиданно для нее. Она не знала, чего ей ожидать, что произойдет там, куда, они направлялись. Но теперь она могла представлять себе маленький дом, приютившийся на склоне горы, сверкающее озеро, звездные ночи. И Гарднеров, ожидающих их на берегу. Этим летом у Мэй появилось ощущение возвращения домой. Но вместо восторженного волнения она испытывала всевозрастающее чувство тревоги.

Они провели первые несколько дней в каникулярной неге: спали, играли, ели, Мартин катался с Кайли на лодке, а Мэй устраивалась читать или писать в бельведере. Все вместе они плавали, а вечерами сидели в шезлонгах на лужайке и рассказывали истории о звездах.

После полуночи на третью ночь их пребывания на озере Кайли во сне, как лунатик, пришла к ним в комнату. Мэй с Мартином предавались любовным ласкам, когда неожиданно обнаружили подле своей кровати Кайли. Пока Мартин натягивал на себя простыню, Мэй наклонилась к Кайли.

– Милая? – осторожно окликнула она девочку.

– Там, в звездах. – Кайли показала на окно.

– Что ты там видишь? – спросила Мэй.

– Слепой, – ответила Кайли, ее немигающий взгляд был устремлен на звезды. – Он не может видеть.

– Она спит? – прошептал Мартин.

– Думаю, да.

– Мне обязательно надо сказать ему… – Кайли смешалась.

– Сказать ему – что? – спросила Мэй.

– Куда смотреть, – договорила Кайли.

Потом, развернувшись, девочка пошла назад в свою комнату.

Поднявшись с кровати, Мэй осторожно проводила дочку до самой кроватки, чтобы с ней ничего не случилось по дороге. Убедившись, что Кайли крепко заснула, Мэй поспешила обратно, чтобы записать случившееся в синем дневнике.

– Что это было? О чем это она? – спросил жену Мартин.

– Я не уверена, – ответила Мэй, стараясь не упустить ни малейшей детали.

– Ты все еще ведешь свой дневник?

– Да. – Мэй отложила в сторону ручку.

– И какая от него польза?

Мэй посмотрела на него. Она думала о гипотезе, выдвинутой доктором Уитпеном, что видения Кайли каким-то образом связаны с историей Мартина, но оставила это при себе.

– Это помогает докторам понять, что с ней происходит, – нашлась Мэй.

– О каком слепом она говорила, а? – не унимался с вопросами Мартин. – Я что-то не слышал о таком созвездии.

– Я знаю, – Мэй внимательно разглядывала звездное небо из окна.

Позвонила Шарлотта, предложила посидеть с Кайли, и после некоторого раздумья Мэй решила согласиться.

Им с Мартином необходимо было какое-то время побыть вдвоем. Они говорили о том времени, когда, расставшись, жили порознь, о поражении в Кубке Стэнли, о надеждах на лето.

– Что ты там делаешь? – спросил Мартин на следующее утро, когда обнаружил, что она уже проснулась.

Они старались наверстать упущенное за весну, и весь полдень и вечер накануне был заполнен трогательными прикосновениями, совместным купанием и удивительной нежностью. Теперь, когда она направилась к окну открыть занавески, он протянулся к ней через кровать и схватил ее за ногу.

– Уже полдесятого, – сказала она. – Знаешь, когда я в последний раз спала так поздно? Это было…

Но у Мартина был крепкий захват, и он потянул ее назад прямо в постель. Не успела она свалиться, как он уже накатился на нее.

– Девять тридцать – это ничто, – воскликнул он. – Нам представился случай побыть наедине, и я не выпущу тебя до самого полудня.

– Но там так красиво. – Она показала на окно, где яркий солнечный свет проникал через щелку между занавесками. – Мы должны…

– Не должны мы ничего, – притворно возмутился Мартин, откидывая назад ее волосы и крепко целуя.

– Я никогда не сплю до полудня, – прошептала Мэй.

Его руки медленно двигались по плечам, от плеч к груди и далее к животу.