– Своего рода бесконечный цикл, – прокомментировала Тэдди.

– Хоккей. – Мартин пожал плечами.

Тэдди кивнула. Она скрестила руки на груди, совсем как его мама, когда стояла у себя на кухне в Лак-Верте, выслушивая очередное из его самых неправдоподобных оправданий, почему он играл в хоккей с Рэем, вместо того чтобы выполнять свои обязанности по дому или сделать уроки.

– Так в этом и проблема? – спросила Мэй.

– Еще не уверена, – призналась Тэдди. – Мне бы хотелось провести еще кое-какое обследование, но здесь у меня нет нужного оборудования. А вы не могли бы зайти ко мне в мой кабинет в больнице?

– Конечно, смогу, – заверил ее Мартин. – Надеюсь только, гендир Джи Эм не прознает об этом.

– Гендир Джи Эм?

– Переведи, Мартин, – попросила Мэй.

– Ой, простите. Генеральный директор «Медведей». Срок моего контракта истекает в этом году, и мне только не хватает, чтобы они пронюхали о моих проблемах с глазами. Они и так поприжали меня из-за лодыжек. Не хочу сам пополнить их боезапас перед переговорами.

– Они ничего не узнают ни от меня, ни от моих сотрудников, – твердо заверила его Тэдди. – Но я не могу ручаться за всю больницу. Давайте сделаем так. Приходите попозже, после приемных часов, завтра вечером. Около девяти, например? Тогда я вас и посмотрю.

– Большое вам спасибо, – поблагодарила Мэй.

– Мерси бьен (большое спасибо), – сказал Мартин.

Ему хотелось, чтобы действие капель совсем прошло.

Он вспомнил о стенах приемной и еще раз подумал о матери. У нее получались отличные фотографии.

– А кто делал эти фотографии? – спросил он у Теодоры.

– Мой муж.

– Он был фотографом?

– Это было его хобби. Мы любили путешествовать, особенно на острова. Мы обожали острова. И всюду мы искали маяки, а Уильям фотографировал их.

– Почему маяки? – удивился Мартин.

– Потому что они и сами по себе красивы, и потому что Уильям хотел таким образом выказать дань уважения моей работе, которую я делаю для слепых.

«Слепой» – это слово наполнило Мартина страхом. Но Тэдди продолжала говорить, рассказывала о кирпичном маяке на отвесном берегу Гай-Хэд, полосатом маяке на Кэйп-Хэттерас, каменном маяке на Блэк-Айленде, мрачной колонне на Галл-Айленде.

– Фотография была его страстью, – пояснила Тэдди.

– Моя мама занималась фотографией, – почему-то сказал Мартин.

– Возможно, и вы унаследовали ее талант, – заметила Тэдди.

– Нет, я пошел в отца. – Мартин покачал головой. – Играю в хоккей. Грубая выделка.

– Вас может удивить, что вы обнаружите в себе, когда поднесете фотоаппарат к глазу, – сказала Тэдди.

У Мартина сжало горло. Его зрение, напрочь стертое каплями и еще непонятно чем, может сделать невозможным для него и это занятие. Он хотел что-то сказать, но только затряс головой.

– Итак, – напомнила Тэдди. – Жду вас завтра в моем другом кабинете.

– Спасибо, что придумали, как это осуществить, – сказала Мэй.

– Это самая малость, которую я могу для вас сделать, – призналась Тэдди. – Мартин сродни члену королевской семьи для Бостона. Уильям меня бы понял.

– Моя мать была бы вам благодарна, – добавила Мэй на прощание, обнимая Мартина. – Жаль, что она не дожила до моей встречи с Мартином.

– Мне кажется, она все про него знает, детка.

Дул свежий летний ветерок, давая обитателям тюрьмы небольшое избавление от жары на тюремном дворе. Когда Серж выглянул через ограду, отделяющую двор, он заметил маленького мальчика с бейсбольной перчаткой. Посетителей сегодня не было, но даже если бы это и был день для посещений, того, кого пришел навестить этот ребенок, он бы больше здесь не нашел. Серж узнал в нем Рикки, сына Тино.

– Что это он тут делает? – спросил Серж у охранника Джимми.

– Грустная история, – ответил Джим. – Приходит сюда всякий раз, когда ему это удается.

– Но его отец умер.

– Вот и скажи ему сам об этом.

– Не верит?

Джимми покачал головой:

– И похороны сделали, и все прочее, но этот ребенок отказывается принимать правду.

– И что он тут делает? – спросил Серж, выглядывая за решетку ограды.

Мальчику было около восьми. Маленький, жилистый и гибкий, он был одет в синюю футболку и бейсболку «Янки». Он все время подбрасывал одной рукой мяч и ловил его другой, в бейсбольной перчатке, совсем как питчер, подающий мяч, ожидающий когда бэттер, отбивающий мяч, займет позицию.

– Просто стоит там. Или бросает свой мяч о стену, пока я не прогоню его домой.

– А как его мать?

– У нее свои проблемы.

– И чего он хочет?

– Кто же его знает? – ответил вопросом на вопрос Джимми, наблюдая за мальчиком. – Может статься, ожидает своей очереди попасть сюда. Куда отец, туда и сын.

– Зачем ты так?! Это же низко.

– Я не веду статистики, – парировал Джимми.

Какая-то стычка на другом конце двора привлекла его внимание, и он пошел туда разобраться.

Серж, не отрываясь, смотрел на мальчика. И чего он пристал к Джимми со своими вопросами? Серж прекрасно знал, что делает тут этот малыш. Ждет, когда отец поиграет с ним. Никакие объяснения тут ни к чему. Даже после того, как Агнес выставила его и Серж уехал, он не оставлял мысли, как бы вернуться и восстановить великую связь отца с сыном.

Но всегда что-то вставало у него на пути: очередная игра, очередное сборище или вечеринка, очередные скачки, очередная женщина. Его сын не заслужил такого. Мартин никогда не прекращал ждать и надеяться, поглядывая на окно или на лед, ждал, когда же Серж появится рядом. Серж понимал: никто не сможет переубедить этого мальчика.

– Эй, малыш, – позвал Серж.

Мальчик стоял посередине узкой улочки и притворился, что не слышит. Он еще упорнее продолжал бросать мяч в перчатку, полностью сосредоточившись на этом своем движении.

– Малыш! – позвал Серж снова. – Рикки!

При звуках своего имени мальчик вскинул голову и напряг слух, однако взгляд не перевел. Мяч все так же бился о кожаную перчатку, все с тем же несгибаемым упорством.

– Хороший мальчик, – сказал Серж. – Нельзя разговаривать с незнакомыми людьми, особенно с жуликами.

Тут малыш вообще повернулся спиной к Сержу, чтобы не видеть его. Его броски стали еще резче.

– Тебе грустно без твоего папы, – проговорил Серж. – Мне тоже.

Малыш бросил мяч и упустил его, тот покатился, подпрыгивая по тротуару, и ударился в дерево. Бросившись вдогонку за мячом, малыш словно представлял перед собой бейсбольное поле, так четко он в своих движениях не заходил за левую линию. По всем правилам захватив мяч, он вернулся на место, где стоял до этого, и снова начал ловить мяч в перчатку.

– Твой папа был хорошим, – сказал Серж.

Мальчик едва слышно буркнул что-то, и хотя Серж не мог поклясться, что слышал его слова, ему показалось, что малыш поправил его:

– Он и сейчас хороший.

– Он говорил, ты отлично играешь, – снова заговорил Серж. – Это правда?

Вместо ответа Рикки изловчился и бросил бейсбольный мяч как можно выше. Мяч вырвался из руки в небо, затем упал ему в перчатку. Это был идеальный свэк.

– Превосходно, – похвалил Серж.

Рикки снова играл сам с собой. День был жарким. Красивый летний день. Серж перенесся мыслями в Лак-Верт и подумал, есть ли здесь хорошее озеро или пруд. Мальчишки должны проводить лето плавая, играя с друзьями, а не торчать у тюремных ворот в надежде увидеть своих убитых папаш.

Серж смотрел на мальчика и думал о Тино. Сын сильно напоминал отца: такое же жилистое строение тела, высокие скулы, горячий взгляд черных глаз, волосы ежиком. Сколько лет было Тино, когда того затянула уличная жизнь вместо игры в бейсбол?

– Мой сын много тренировался, – говорил Серж, но малыш, казалось, его не слушал. – Он никогда не прекращал заниматься. Он учился и тренировался, день изо дня. Теперь он профессионал.

Помимо своей воли Рикки посмотрел на Сержа. Он сбился с ритма, и мяч закувыркался прочь. На этот раз, когда он вернулся с мячом, он встал поближе к ограде, но начал играть снова.