– Мужчины Картье этим отличаются, – заметил Серж.

– Говори о себе. – Мартин слышал, как его слова резанули воздух как бритва.

– Ты прав, я не имел никакого права так говорить…

– Я никогда не оставлю ее, – сказал Мартин. – Или Кайли. Больше никогда. И я никогда не забыл бы о них, занимаясь собой, прожигая свою жизнь, разъезжая по свету, тратя деньги так же стремительно, как их зарабатываю.

– В Лас-Вегасе, – продолжил Серж. – Лос-Анджелесе, Нью-Йорке, Чикаго.

– В то время, как они бы жили одни на озере, голода ли и мерзли почти все время.

– Нет, ты не сделал бы этого.

– И я не подвергал бы мою маленькую девочку опасности. – Мартин почувствовал, как в груди у него все напряглось.

Агрессивность нарастала в нем, и хотя он не мог видеть отца, ему нестерпимо хотелось пробить тому голову.

– Я не позволил бы сделать ей больно.

– А я не защитил ее, – прошептал Серж. – Я знаю. Боже, Мартин, прости меня. Мне так жаль ее, я бы отдал жизнь, если бы она осталась жива. Ты мне не веришь? Ты думаешь, я обманываю тебя?

Мартин опустил голову. Его трясло с такой силой, что казалось, он вот-вот рассыплется. Но тут он увидел лицо Натали, услышал ее голос, шептавший ему, что Серж ненавидел себя больше, чем Мартин способен его ненавидеть, что в мире есть разные тюрьмы.

– Мартин, – взмолился Серж. – Ответь мне.

– Я знаю, что ты не обманываешь. – Мартин вытер глаза.

– Я бы умер сам, если бы она могла жить. Я мысленно умирал уже тысячу раз. И эта мука никогда не прекратится.

– Сделай так, чтобы прекратилась.

– Не могу, – печально произнес отец.

Мартин глубоко вздохнул. Его глаза были широко открыты, хотя он ничего не мог ими видеть.

– Я прощаю тебя, папа.

Серж как-то сразу обмяк. Он плакал. Мартин слушал, и его собственное сердце колотилось в груди, а слезы струились по щекам. Мартин видел лицо дочери, чувство вал скрип лезвий коньков, когда они пролетали по льду озера и когда он увидел ту трогательную сцену из своего прошлого. Он видел глаза отца так ясно, как будто зрение вернулось к нему, и он помнил детский восторг от общения с отцом, которого он так сильно любил.

– Прости себя, папа.

Серж запыхтел носом, и кое-кто из заключенных засмеялся.

– Натали хотела бы, чтобы ты не корил себя.

– Я всегда знал, что она была ангелом, одна на миллион. Но знать, что ты ненавидишь меня… Ну, в общем, это было невыносимо. Не то чтобы я когда-нибудь винил тебя в этом, хоть на минуту…

– Я больше не ненавижу тебя.

– Спасибо, сынок.

– Это Мэй сделала для меня. Мне повезло, папа.

– Да, вижу.

– Когда ты выходишь?

– Еще три года. Все в порядке… Мне теперь будет много легче. Теперь, когда я знаю, как ты относишься ко мне.

Несколько минут они сидели молча, слушая разговоры вокруг них. В комнате были маленькие дети, навещавшие отцов, отцы, навещавшие сыновей, жены с мужьями, сестры и братья. Когда охранник объявил, что время свиданий закончено, Мартин почувствовал зияющую пустоту внутри.

– Я так рад, что ты пришел, – вымолвил Серж.

– Я приду еще, – пообещал Мартин.

– Могу я что-нибудь сделать для тебя? – заволновался Серж. – Я отдал бы тебе мои глаза, если бы мог.

– Спасибо. – Мартин попытался улыбнуться.

– Я ничего не преувеличивал, когда говорил с Кайли. Ты был замечательным, Мартин. Великим.

– Не слишком. И не таким уж великим. Я так никогда и не выиграл Кубок Стэнли.

– Думаешь, это важно? – прошептал Серж.

– Ну да, – кивнул Мартин. Для меня – важно.

– Вовсе нет, сынок. Совсем нет. Если кто и заслужил этот кубок, то только ты. Ты лучше, чем любой игрок сегодня. Этот кубок – всего-то и кусок металла. Всего-то.

– Два года подряд, я подбирался к нему так близко… Но седьмая игра, последние секунды. Я дважды подводил свою команду.

– Ни разу. Не говори так.

– Нет, подводил.

– Вот увидишь, – заторопился Серж. – Они даже не доберутся до решающих встреч без тебя в этом году. Йоргенсен не сможет остановить шайбу, чтобы спасти свою шкуру. Проклятие Картье работает в обе стороны.

Они оба расхохотались сквозь слезы.

– Я вовсе не хочу, чтобы он пропускал голы. – Мартин перестал смеяться.

– Хочешь ты того или нет, но он сейчас дырка, а не вратарь.

– Не знаю, как оно там, но сегодня же позвоню ему. Скажу, пусть оторвет свою задницу и начнет играть.

«Медведи» должны выиграть Кубок Стэнли. В этом году. Рэй заслуживает это.

– Рэй Гарднер. – Серж покачал головой. – Ты всегда тащил его за собой, даже в НХЛ.

– Мы так гордились тобой, – Мартин зажмурился, что бы убрать слезы, – гордились уже тем, что знакомы с тобой. А когда ты выиграл Кубок Стэнли, ты заставил нас поверить в себя, поверить, что когда-нибудь и мы завоюем его.

– Неуместная гордость. Это все, что я могу сказать.

– Нет, папа, Я вижу все иначе.

Тут отец сделал шаг вперед и сжал Мартина в своих объятиях. Охранники, казалось, поняли, что лучше им держаться подальше, и не вмешались. Мартин чувствовал, как поднимается и опускается грудь отца, и он мог бы поклясться, что от волос отца пахло соснами и озером.

– Береги себя, – сказал Мартин.

– Ты тоже. И береги свою семью.

– Обязательно. – Он повернулся, чтобы уйти, но неожиданно для себя остановился. – А я? Могу я что-нибудь сделать для тебя?

– А ведь и правда можешь, – обрадовался Серж.

К концу мая Бостон, весь как наэлектризованный, с недоверием следил за тем, как «Медведи» со скрипом пролезли в плей-офф, едва сумев победить Нью-Джерси в седьмой игре серий, и, по странному совпадению последних двух лет, медленно, но верно провели игры финала чемпионата и подошли к игре номер 7 против Эдмонтона.

К игре за Кубок Стэнли команда была накачана и готова к бою. В очередной раз их ждал Флит-центр, наполненный до отказа. Возбужденные зрители жаждали крови.

Мартин стоял в раздевалке.

Он большую часть сезона держался ото всех подальше, даже после того, как неожиданно позвонил Нильсу Йоргенсену во время рождественских каникул. Он и вратарь обменялись пробными поздравлениями, но, к удивлению Мартина, швед стал звонить ему и в разговоре давал выход своему разочарованию в команде, тренере, сетовал на отсутствие поддержки со стороны защиты.

– Дэйфо может казаться жестким и недружелюбным, но такая уж у него манера. Противостоять ему можно, но не бойся и выслушать. Он знает о чем говорит, – советовал Мартин.

– Команда думает, что я ей враг, – жаловался Йоргенсен.

– Но ты и был им, – засмеялся Мартин. – И сколько лет!

– Паршивое состояние, – сказал он. – Жду, что меня сбудут с рук.

Понемногу Мартин и сам стал звонить некоторым из своих старых друзей. Все до единого были счастливы по лучить весточку от него. Все вели себя предупредительно, справлялись о его здоровье, но Мартин ничего толком о себе не рассказывал. Только о своем превосходном докторе, о том, как ждет продвижения в лечении, не оставляет надежды, что однажды начнет видеть снова.

Он выслушивал своих прежних товарищей по команде о Йоргенсене, какой тот тщеславный идиот, какими предателями они чувствуют себя, играя с ним. Мартин смеялся над ними всеми, говоря, что они сами не знают, как им повезло, уговаривал воспользоваться преимуществом лучшего вратаря в НХЛ, такого, какие появляются раз в десятилетие.

Потом, с помощью Мэй и Кайли, он сделал два подарка и передал их через Рэя. Один подарок был общим для всех «Медведей», другой предназначался лично Йоргенсену. Подарком для команды был плакат со слоганом:

«ТОЛЬКО БОГ СПАСАЕТ БОЛЬШЕ, ЧЕМ НИЛЬС ЙОРГЕНСЕН».

А вратарю от Мартина Рэй передал клюшку, на которой Кайли вывела надпись:

«ШАЙБА ДАЛЬШЕ НЕ ПРОЙДЕТ».

Теперь, впервые за весь сезон попав в раздевалку, Мартин узнал, что плакат повесили над выходом на лед и что с тех пор, как Йоргенсен начал пользоваться его клюшкой, он выиграл в пять раз больше игр, чем проиграл до этого.