За завтраком он попросил, чтобы она показала ему, где все лежало на столе.

Мэй вела его руку.

– Твой кофе, твоя тарелка. Горячие сдобы в корзине. – Масло, – включилась в процесс Кайли, осторожно подталкивая закрытую масленку ближе к нему. – И еще нож…

Они украсили елку. Дженни слазила на чердак и спустила оттуда старые картонные коробки, заполненные игрушками Агнес. Мартин слушал, как Кайли, доставая из коробки очередную игрушку, описывает ее:

– Красный шар, блестящий снежный человечек, золотой северный олень, четыре белых снежинки.

– Они бумажные?

– Да.

– Я сделал их во втором классе.

Кайли повесила их на почетном месте. Она нашла украшения в виде хоккейных коньков, шайбы и клюшки. Еще шесть крошечных хрустальных ангелочков. Но ее внимание больше привлек маленький серебряный колокольчик из папье-маше.

У него пообтрепались грани, и еще был отколот кусочек. Кайли исследовала его изнутри и снаружи. Мастерица разрисовала его зелеными гирляндами и подписала свои инициалы – Н.К.

– Когда Кайли подняла колокольчик над головой, он звякнул особым протяжным звуком.

– Колокольчик Натали, – узнал Мартин.

– Я поняла. Она написала на нем свои инициалы.

– Она послала его мне, когда ей было пять, – объяснил Мартин. – Я скучал без нее в то Рождество.

– А где была она?

– Со своей матерью, далеко отсюда. – Улыбка чуть тронула губы Мартина.

– Ты видел ее, ведь видел? – спросила Кайли. – Она приходила?

– Приходила, – ответил Мартин.

У Мэй перехватило дыхание. Глаза Мартина сияли, такие же голубые, как раньше, как будто он мог видеть все в этой комнате и вне ее. А Кайли едва могла усидеть на месте от возбуждения.

– Что она говорила?

– Она сказала мне, что ты была права все это время. Что…

– Так ты веришь мне? – Эмоции переполняли Кайли. – Веришь, что я действительно видела ее, что я ничего не придумывала?

– Да, я верю тебе, – ответил ей Мартин.

Мэй перевела взгляд на синий дневник. Можно было бы записать это, добавить опыт Мартина к предыдущим страницам. Но она посмотрела на Мартина и Кайли, на отца, который нуждался в дочери, и дочери, которая нуждалась в отце.

– Что-то не так, мамочка? – испугалась Кайли, увидев лицо Мэй.

– Мне просто грустно, – пробормотала Мэй, вытирая глаза. – Жаль, что я тоже не видела ее. Я так хотела бы увидеть Натали.

– И мне жаль, что ты ее не увидела, – сказал Мартин и, протянув руку, ждал, пока Мэй не возьмет ее в свою.

Мэй следила глазами за Кайли. Та звонила в старый колокольчик, смеялась над его забавным щелканьем. Вместо язычка у колокольчика была приделана загнутая скрепка для бумаг, а сам колокольчик был сделан из старых газет, вымоченных, спрессованных и покрашенных. Но когда Кайли остановилась, звуки настоящих колоколов проник ли через окно.

Колокольный звон заполнял все вокруг. Он отозвался эхом в горах, окутывал голые ветки платанов, кленов и дубов, проникал сквозь пушистые ветви высоких темных сосен. Колокола звонили надо льдом, звук усиливался над глубокими местами озера и таял над мелководьем.

– Слышите?! – воскликнула Кайли.

– Что это? – прислушалась к звукам Мэй.

– Колокола Сент-Энн, – объяснил Мартин.

– Рождественский гимн, – сказала Мэй, услышав ясные тоны. Но она оказалась не права; это было что-то другое, и Мартин узнал музыку раньше нее.

– «Чудесная милость», – сказал он.

– Какие удивительные звуки, – прошептала Мэй.

Она помнила слова. Они пели гимн на похоронах ее родителей, и она никогда не забудет их: «Так спасен ребенок, совсем как и я; я однажды был потерян, но теперь я найден, я был слепой, но теперь я вижу».

Еще несколько минут продолжался колокольный звон, потом колокола стихли. И только сосульки перезванивались на деревьях. С замерзшего озера рванул порыв ветра, дымоход загудел. Гром подпрыгнул и отправился проверить, что происходит. Он остановился перед экраном камина и замахал хвостом.

Мэй вся дрожала в ожидании того, что надвигалось.

Она не знала, чего ждала, но это не должно было появиться извне. Мартин поднялся с кресла. Мэй и Кайли посмотрели на него, не понимая, что он задумал.

– А звезда есть в этой коробке? – спросил он.

– Да. – И Кайли нырнула внутрь.

Она вытащила слегка помятую картонную звезду, покрытую фольгой и красными и золотыми блестками.

– Залезай, – сказал Мартин, наклоняясь к девочке.

Кайли обхватила Мартина одной рукой за шею, в другой она крепко держала звезду. Мартин поднял ее и понес к елке. Взяв его за руку, Мэй подвела их поближе, чтобы он мог дотронуться до колючих веток и понять, где он стоит. Кайли исследовала звезду, ища уже знакомые буквы.

– Звезду делала Натали?

– Нет, я вместе с папой, давным-давно. Когда мне было столько же, сколько тебе сейчас.

– Он помогал тебе?

– Да.

Подняв Кайли над собой, Мартин наклонился вперед, чтобы она могла дотянуться до верхушки. Кайли проверила, хорошо ли она все закрепила. Мартин спокойно ждал, не торопя девочку. Когда она закончила, она сказала ему, чтобы он опустил ее вниз.

– Как она смотрится? – спросил он.

– Великолепно.

– Он помогал мне, – повторил Мартин.

– У вас обоих хорошо получилось, – заметила Мэй. – Звезда просто великолепная.

– Я хотел бы повидаться с отцом.

У Мэй екнуло сердце.

– По дороге домой, – сказал он, взяв ее за обе руки, – как думаешь, не слишком ли это большой крюк, если мы отклонимся и поедем по нью-йоркской трассе? Мы могли бы заехать в тюрьму, затем выберемся на магистраль, в Коннектикут – и домой.

– Не думаю, что для нас это большой крюк. – Она постаралась отвечать как можно спокойнее.

– Да, – рассуждал Мартин, словно держал перед собой дорожную карту. – Крюк небольшой.

Перед тем как все закрыть, Мэй на минутку забежала обратно в дом, потому что Мартин забыл там свою сумку. Его сумка стояла у двери, но Мэй еще раз обошла все комнаты, убедилась, что оставила калорифер на самом слабом делении, только чтобы предохранить трубы от замерзания.

По правде говоря, ей нужно было просто побыть одной и подготовить себя к поездке.

Несколько мгновений она смотрела на заснеженный двор и на бельведер, мысленно представляя тот летний день, когда их с Мартином окружали Кайли, тетушка, друзья, весь их клан. Они хотели обвенчаться тайком, но разве это воз можно, когда столько людей любят тебя так сильно?

Все те долгие годы, когда они жили одни с Кайли и Мэй чувствовала, что любовь обошла ее стороной, она никогда не прекращала верить, что для других людей любовь все-таки существует. Когда-то она видела, как ее мама, бабушка и тетя планируют свадьбы для влюбленных женщин. Она стояла за спиной у Тобин на венчании, радовалась, как растет семья ее лучшей подруги. Но, несмотря на уговоры Тобин, Мэй никогда не ожидала ничего подобного для себя.

Потом она встретила Мартина. Ее клятва у алтаря была самым серьезным обещанием, которое она когда-либо давала. Она верила в то, что говорила. Она верила в свои слова тогда и верит сейчас, даже больше сейчас, когда они наполнились для нее реальным смыслом. Мартин нуждался в ней; больше того, она нуждалась в нем.

Она залезла в большой карман своей шерстяной кофты и выудила оттуда синий дневник. Иногда ее соблазняла мысль отослать его Бену Уитпену, чтобы никогда больше не заглядывать в него. Пусть себе держит в архиве своих исследований. Но Мэй понимала, что в этом дневнике содержится вся их история. Мэй знала, что, если у Кайли никогда больше не возникнут видения, то каждая страница в дневнике помогала девочке прийти к этому моменту.

Она открыла дневник, прочла несколько строк и почувствовала, как ее сердце распахивается навстречу всему, что описано в этой странной повести: мужу и их дочерям, любви и смятению чувств, тайнам, окружавшим всю эту историю. Ее дочь видела через завесу, слышала голоса умерших, показала им, как не надо этого бояться. Мэй думала о Ричарде Перри с благодарностью, и она думала о Натали Картье с любовью.