– Обед будет готов через полчаса. Думаю, что для начала мы можем расслабиться, пропустив в библиотеке по несколько рюмок. Пошли, Морган. И без колебаний, не то я могу заподозрить, что у тебя какие-то подспудные планы в голове на сегодняшний вечер.

Кинг смеялся. Морган – нет. Он вышел с веранды и пошел вниз по коридору, тянувшемуся к дому, наслаждаясь сумеречными тенями на улице, думая о том, что никогда не чувствовал себя настолько спокойным. На ум ему пришла мысль, что, возможно, смерть покажется ему такой легкой; возможно, он напрасно ее боялся.

Достигнув конца коридора, он повернул направо, здесь левая стена холла была целиком стеклянной и открывала вид на круглый зеленый газон около самой реки. Там стоял пароход и на его палубе суетились люди, чистя и полируя ее до блеска, стремясь закончить свою работу до того, как спустится ночь. Он завернул за другой угол и вступил еще в один коридор, который выходил на веранду, окруженную низкой стеной из кирпича. Около гладильного стола сидел мужчина с низко опущенной на глаза шляпой, он отламывал кусочки от банана и давал их мартышке.

Морган остановился. Жильберто де Куэйрос взглянул вверх и его рот расплылся в улыбке, которая ужасно исказила его щеку. Внимание Моргана привлекла мартышка. Он едва удержался от искушения постучать по оконному стеклу, чтобы привлечь внимание животного и убедиться, не его ли это мартышка.

Но, конечно, она была не его. Этого не могло быть. Его обезьянка теперь находилась с Генри и Сарой и… Кроме того, окрестности Амазонки были полны животных, а мартышки особенно часто покупались на подачки.

– Что-то не так? – раздался за ним голос Кинга.

– Что он делает здесь? – спросил Морган.

– Жильберто? Работает на меня, конечно.

– Как давно он вернулся?

– Задолго до того, как вернулся ты. – Он положил руку Моргану на плечо и сжал его. – Не беспокойся, – произнес Кинг. – Он больше не доставит тебе хлопот. Если он сделает это, я убью его. Он знает это. Расслабься, Морган. Ты жесткий, как кирпич.

Он отвел глаза от Жильберто и перестал глядеть на мартышку, продолжив путь в библиотеку. Он остановился прямо около двери и подождал, пока Кинг, обогнав его, войдет первым и через всю комнату пройдет к бутылкам с ликером. Глаза человека, сидящего в комнате, были затенены, а его приспущенная на лицо шляпа придавала ему вид спящего часового. Но Морган знал, что он вовсе не спит. Что он может быть очень быстрым и инициативным в своих действиях.

– Садись, – сказал Кинг.

Он так и сделал, выбрав один из двух стульев королевы Анны, расположенных в центре роскошной комнаты. Высокие потолки и широкие стены заставили его почувствовать себя маленьким, и в его памяти воскрес Генри, стоящий перед ним в Джорджтауне и показывающий ему своими распахнутыми короткими руками, как велики английские дома с двадцатифутовыми потолками и огромными столовыми.

«Генри, – подумал он, – Генри».

Если бы он только мог увидеть его снова, он мог бы откровенно рассказать ему, как много значила для него их дружба в последний год. И Сара. О Боже, если бы он только смог удержать ее! Но нет. Лучше не думать об этом. Он уже принял решение, и Сара ушла, вернулась к Норману. Он не хотел задерживаться на этом. Он не мог начинать сейчас…

– Морган?

Он глубоко вздохнул и поднял взгляд, благодаря Кинга за выпивку.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Кинг.

– Достаточно хорошо.

– Ты выглядишь несколько бледным.

– К сожалению.

– Ничего страшного. Как только ты окрепнешь и сможешь больше бывать на воздухе, хороший цвет лица вернется к тебе.

Он сел на стул напротив Моргана и скрестил ноги. Его волосы волной ниспадали с его плеч на белый костюм.

– Ты несколько нервозен, это понятно. Но не стоит. Ты поступил правильно, решив вернуться ко мне. В свое время ты поймешь это.

Морган пил свое виски, чувствуя, как его вновь начинает изнутри грызть злоба. Он не противился этому чувству. Оно заставляло его ощущать себя человеком; он не был в этом состоянии со своей последней ночи с Сарой.

Наклонившись вперед, он оперся на свои колени, губы Кинга тронула мальчишеская улыбка.

– Я уверен, что прошедшее никогда не повторится. Мы пережили это. Я перестал сердиться.

Морган взял рюмку с ликером и закрыл глаза. Он чувствовал некую эйфорию, словно солдат, выигравший войну, проявивший чудеса героизма и теперь глядящий на заключительное сражение.

– Ты ведь простил меня за твою опрометчивость, не так ли, Морган?

Пальцы Моргана сжали рюмку, когда он взглянул Кингу в глаза и произнес:

– Ты позволил им унизить меня.

– Да.

– Ты заставил меня пресмыкаться на коленях, как животное. Ты понимаешь, насколько тяжело было для меня пережить это? Каждую ночь, когда я пытался заснуть и не мог, я представлял, что я убиваю тебя. Все время я переживаю это унижение. Как мало достоинства осталось у меня, если я пришел сюда. Ты лишил меня даже этого, Рэнди.

Некоторое время они сидели в тишине, чувствуя собственное сердцебиение.

Кинг встал со стула и прошелся по комнате, сжимая одной рукой рюмку с ликером, а другую засунув в карман.

– Вспомни, как мы сидели в этой комнате раньше, когда ты пришел сюда в первый раз и я рассказывал тебе обо всех местах, в которых я бывал, которые я видел.

– Да.

– Ты был как ребенок, Морган. Мне доставляло огромное наслаждение видеть энтузиазм и любопытство на твоем лице. В тебе я видел самого себя, вспоминал те времена, когда я был голодным и наивным, любознательным и стремящимся перевернуть мир. Итак, в те первые ночи я учил тебя. Мы сидели прямо здесь, на этих стульях, до самого восхода солнца, говоря о Руссо, Вальтере и Дидро. Меня изумляли твои способности схватывать на лету, и мне было жаль, что ты не имел возможности получить настоящее образование.

Мы уцелели, ты и я. Победители. Мы посвятили наши жизни достижению того, что мы хотим получить от этого мира. Да. Я учился брать то, что я хочу. А я хочу тебя, Морган, твой ум, твое доверие, твое превосходное тело. Я надеялся, что и ты заинтересуешься мной, почувствуешь, что тебе со мной хорошо. Да, я был в отчаянии. Я думал, что поправ твою гордость, твое достоинство, я заставлю тебя, наконец, согласиться со мной, но сразу же после случившегося я понял, что был не прав. Тебе будет легче, если я признаюсь, что бы не прав? Если я мог бы все это вернуть назад, я сделал бы это. – Он остановился. – Посмотри на меня. Морган.

Морган поставил свою рюмку на стол сбоку от себя и поднял глаза. Казалось, что та близость, которая возникла между ними, вдребезги разбила тишину. Морган видел усмешку понимания в глазах Кинга. Патрон знал, зачем он вернулся.

– Роберто, – позвал мягко Кинг. Караульный повернул голову и ожидании. – Ты отпущен.

Роберто выскользнул из комнаты. Он закрыл за собой дверь, оставив их одних.

Морган встал со стула. Ему не хватало воздуха ни в легких, ни в горле. Оружие давило ему в спину, как кинжал, и он размышлял, будет ли он достаточно проворен, чтобы быстро достать его, когда наступит время. Кинг отставил в сторону рюмку и, пройдя через всю комнату, остановился на расстоянии вытянутой руки от него. Наконец, он поднял руку, коснувшись волос Моргана пальцами, и погладил тяжелые, черные пряди.

«Теперь, – думал Морган, – теперь. Сделай это сейчас. Он может послать пулю в голову Кинга и через некоторое время сюда ворвутся караульные, тогда он повернет оружие на себя и…»

Матерь Божья, почему он не мог двигаться?

– Я единственный человек на земной поверхности, который когда-либо верил в тебя, Морган.

Его рука тряслась.

– Я любил тебя. Он не мог дышать.

– Я люблю тебя.

«Ублюдок», – сказал он сам себе. Он медленно ухватился немеющими пальцами за ствол револьвера.

– Дорогой Морган, я знаю тебя достаточно хорошо, твои идеалы, твои убеждения, твои возможности. Я знаю, ты никогда не смог бы полностью уступить мне, ущемить свое самолюбие. Это слишком много значит для тебя, твоего достоинства.