Каноэ совершенно беззвучно скользили по реке, тишину нарушал только тихий плеск весел, бороздящих воду. Река сузилась, и деревья образовали над головой навес из листвы, который мог бы выглядеть эффектно, не будь он таким отталкивающим. Вздымающиеся на сотни футов к небу ветви были опутаны лианами и вьюнами, которые забирались на самые высокие веточки в поисках луча солнца.

Все выше и выше становились песчаные намытые берега, похожие на огромные бесполезные дамбы. Вдоль их внушительных склонов росли ряды деревьев, которых хватало бы всему населению Лондона, чтобы до конца своих дней не заботиться о древесине. Тут были пальмы и лавры, розовое дерево и красное. Были кедры и железное дерево, фиги и акации, отовсюду свисали гигантские букеты огненно-красных орхидей, на шестьдесят футов спускающихся к земле.

Сара потрясенно разглядывала все это великолепие. Вдруг стайка длиннохвостых попугаев вырвалась из листвы они с резкими криками полетела над водой. Потревоженные птичьим гомоном, из деревьев в таком количестве вспорхнули бабочки, что девушка от удивления громко вскрикнула.

В любое другое время все эти чудеса просто потрясли бы Сару, но она по-прежнему мучилась от того, что Морган и Генри пытались покинуть ее в Сантареме. И если бы она не проснулась из-за странного сна (девушке снилось, что ее целует Морган), она бы там так и застряла. Весь день Сара сидела, уставившись в спину Моргану, и говорила только когда к ней обращались, стараясь побольше концентрироваться на негодовании в его адрес, и поменьше на его широких плечах, на черных волосах, лениво вьющихся на затылке и за ушами…

И все же время от времени мысли ее расплывались, и Сара принималась сравнивать Моргана с Норманом – будто тут можно было сравнивать. Сама мысль казалась смешной. Норман такой порядочный, такой предсказуемый, такой… надежный. Минуты, проведенные в его обществе, ни разу не омрачались напряжением. И в животе у девушки не екало всякий раз, стоило ему обратить на нее взгляд своих бледно-голубых глаз.

Сара попробовала сконцентрироваться на флоресте, делать мысленные заметки… Как жаль, что дневника она не ведет, ведь так было бы хорошо успеть записать мимолетные образы. Норман бы в восторг пришел от ее описания птичек, бабочек. И, может быть, он далее с некоторым уважением стал бы смотреть на Сару, если бы она в деталях описала ужасное испытание на «Сантосе»… и как Морган Кейн спас ее.

Но на какой теме ни пыталась она сконцентрироваться, мысли ее неизбежно возвращались к Моргану, Моргану – герою, Моргану – бото, к мужчине, которому достаточно было лишь взглянуть на нее своими странными серебристыми глазами, и она ту же начинала ощущать себя единственной женщиной на всей земле. Господи помилуй, Сара смотрит в лицо смерти, лезет к черту на рога, а думать способна лишь о том, как волшебно Морган поцеловал ее, какие изысканно порочные ощущения возбудил в ней тогда.

А потом хотел бросить ее!

Уже ближе к вечеру каноэ индейцев вдруг поравнялись с тем, где сидела Сара. Девушка заметила, что глаза их шарят по воде, а потом увидела аллигатора. Кан, сидевший на носу каноэ справа от нее, отогнал тварь, шлепнув веслом по воде. Взмахнув хвостом, животное нырнуло обратно в реку, но вскоре вновь появилось всего в нескольких ярдах от лодок и уже в сопровождении целой компании аллигаторов. Вскоре вода вдоль болотистых берегов уже кишмя кишела здоровенными чудищами. Их рыки и похрюкивания заглушали пронзительные крики птиц и обезьян.

Морган обернулся и посмотрел Саре в лицо; сам он был совершено невозмутим.

– Вы как? – удивил он ее своим вопросом. – В порядке?

– Конечно, – ответила девушка чуть более нервно, чем намеревалась. – Вы думали, что я в обморок упаду или в истерике забьюсь от перспективы быть съеденной крокодилами, мистер Кейн? – Глаза Сары расширились при виде вожака, который скользнул к ним и нырнул под лодку на расстоянии весла; раздался стук, лодка накренилась. Сара схватилась за борта. – Я… я вас уверяю, что совершенно убеждена в том, что вы способны совладать с этой ситуацией, – добавила она уже визгливым голосом.

– Убеждены, а? – Морган обратился к Генри: – Способны мы совладать с этой ситуацией, Лонгфелло?

– Они нас просто предупреждают. Мы вторглись на их территорию, понимаете? Обычно они не ведут себя агрессивно, если, конечно, их не разозлить… или если не голодны. И обычно они не нападают на такую крупную добычу, как человек. Им, как правило, хватает обезьян, собак. Я читал как-то рассказ человека по имени Бэйтс, там он рассказывает, что однажды аллигатор забрался вечером к ним в лагерь и удовлетворился пуделем, принадлежавшим одному из его спутников.

Морган нахмурил брови.

– Это, я понимаю, Генри, ты нас так успокаиваешь?

– А тебе больше понравится, если я расскажу, как однажды куча голодных аллигаторов напала на целый отряд, и через несколько минут все были съедены, кроме одного перепуганного индейца, который отделался рукой и обеими ступнями? Или…

– Нет! – в два голоса перебили Сара и Морган. Генри откинул голову и засмеялся.

Снова и снова раздавались стуки, каноэ качались, и каждый раз Сара говорила себе, что все кончится хорошо. С ней Морган, и Генри, и Кан, и они при любых обстоятельствах справятся. Но, глядя на берег, она понимала, что если хотя бы один из аллигаторов, во все большем количестве собирающихся под водой, вознамерится и в самом деле опрокинуть их каноэ, у беспомощных пассажиров не будет шансов выжить.

Они дрейфовали по течению, не осмеливаясь больше пользоваться веслами, чтобы не дразнить аллигаторов.

– Они очень любопытные, – продолжал успокаивать их Генри.

– А на мой взгляд – голодные, – подначил Морган.

– Надо их отвлечь, – сказал пигмей, глядя по сторонам и в небо, будто оттуда могло что-либо свалиться.

– Да-а? – Морган приподнял бровь. – Может, ты прыгнешь в воду, отвлечешь их внимание, а мы тем временем унесем ноги? А на обратном пути мы тебя прихватим. Идет, Лонгфелло?

– Да, Морган, ты мастер острить. Что бы мы делали без твоего чувства юмора?

Последовал еще один удар, на этот раз довольно сильный. Сара вскрикнула и ухватилась за Моргана, а тот бросил весло и потянулся за ружьем.

– Нет! – хором закричали Генри и Кан.

– Какого черта «нет»? – крикнул Морган.

– Последнее дело им угрожать. – На круглом лице Генри не осталось и следа веселья. Он схватил весло на манер дубинки. – Нужно их отвлечь, – повторил он.

– Как ты уже успел заметить, у нас нечем…

– Стойте!

Все уставились на Сару, а она задрала подол и принялась судорожно отвязывать нижние юбки, стягивая их с бедер, ног, наконец, с лодыжек. Подняв взгляд, она увидела, что Морган не отрывает глаз от ее икр, скрытых пленкой белых шелковых чулок. Несмотря на страх, который и привел ее к этому акту отчаяния, девушка почувствовала озноб возбуждения и удовольствия. Она вновь прикрыла ноги юбкой, и губы ее изобразили улыбку.

– Здесь не время и не место, дорогая, – съязвил Морган.

– Дайте мне ваше весло, – отозвалась она.

– Мое что? – Он ухмыльнулся.

– Весло. – Сара протянула руку, положила весло себе на колени, заставила себя не отвлекаться от дела и не обращать внимания на чувственные интонации его богатого голоса, способные заставить ее вспыхнуть. Теперь Морган сидел к ней почти лицом, коленом упираясь в ее ногу, и наблюдал за ней из-под полей шляпы.

– Вам нечем было отвлечь их, мистер Кейн. Вот, держите. – Как следует подвязав юбки к веслу, девушка протянула все это ему. – Швырните им – посмотрим, что получится.

Морган взглянул на Генри, тот кивнул:

– Терять нам нечего.

Морган взял ее весло двумя руками, внимательно рассмотрел складочки и оборочки на юбках, затем медленно начал вставать. Каноэ угрожающе закачалось. Сара обхватила мужчину за ноги и уткнулась лицом в такую его анатомическую подробность, от которой при любых других обстоятельствах шарахнулась бы в смертельном ужасе.