— Обан-сон! — искренне удивился посетитель. — Вы че тут, дети мои, не помните, на чьем асфальте колоситесь? Вроде ненадолго я в Дом Родной подымался…

Бэмцыон Мыцаакович дураком никогда не был, и быстро смекнул про «на чьем асфальте». Ситуация, наконец, приобрела некое подобие плановой смены кровли… Похоже, мягкую кровлю вытесняет та, что пожестче… — решил Шнырер. — … Надо бы избежать пересмотра тарифов; может, даже и снизить. Эх, за что мусарне плачу — ни новостей, ни обстановки, ничего!..

— Я понимаю, наши текущие отношения с уважаемым Хрюном Брутеевским… подлежат пересмотру?

— Быня, ты не понимаешь, я не хочу твоих копеек. Хочешь платить мелким хулиганам — плати, Быня, это где-то даже практично. Стекла не перебьют.

Бэмцыон Мыцаакович похолодел — … Кажется, я попал глубже, чем хотел. Ой-вэй, если этому поцу Хрюн и впрямь мелкий хулиган — а он совершенно спокойно так его называет, зная, что я крышуюсь у этого кровожадного выродка… Ой-вэй, что с меня можно взять, кроме моих копеек… — и рефлекторно бросил взгляд на настольный портрет семьи, тут же перехваченный гостем. — Ой цорыс…

— Быня, давай поговорим о деньгах, а то ты совсем расстроился.

Человек сдернул перчатку и ткнул руку под нос Бэмцыону Мыцааковичу:

— Зюзьку бачишь?

Дождавшись утвердительного кивка Шнырера, человек продолжил:

— Быня, мне говорили уважаемые люди, что такие хитрые йоббиты, как ты, могут за банковский день делать из такой зюзьки две… и не надо майсыс, Быня. Если ты завтра сделаешь из этой зюзьки две, я дам тебе десять. Сто. Тысячу. Понимаешь меня, раф Шнырер?

— Общак? — несколько осмелев, поинтересовался Бэмцыон Мыцаакович. Надо сказать, что перспектива получения в управление даже сотни крыльев резко меняла статус его конторы.

— Общак, мобщак, Быня, что за глупости? — строго взглянул человек. — Клиент пришел, открыл счет. Кстати, о глупостях и гостинцах. Посмотри, теплые, нет? — перед Бэмцыоном Мыцааковичем мягко стукнулся о столешню газетный сверточек.

— Х… х… — заикал Шнырер, роняя на стол свежеотрезанные уши.

— Холодные? Эх, извини, остыли значит, пока до тебя добрался. Такие пробки, не поверишь. Значит, будем считать, что о глупостях мы поговорили, и ты все понял. Так?

— Да-а… — слабо прошуршал пересохшими губами Бэмцыон Мыцаакович.

— Тебя не зря считают подающим надежды поцем, Быня. Ну давай, скатывай, че сидишь-то.

Финансист торопливо схватил увесистую глазастую пирамидку за распростертые крылья, и поставил ее перед почетным клиентом. Проведя по передней грани руками, партнеры совершили трансакцию, ободравшую финансового гения на три процента за услуги платежной системы «Крылья Твоей Свободы». Горестно вздохнув при виде двух девяток и семерки на новом клиетском счету, Бэмцыон Мыцаакович проводил дорогого гостя мимо ошарашенной Ипсочки. На прощание новый клиент тяжко хлопнул своего финансового благодетеля по плечу, любуясь ярко горящей на левой щеке директора Иудиной меткой.

— Ипсочка, золотце, срочно мне экипаж, срочненько… — засуетился Бэмцыон Мыцаакович, едва дверь за гостем захлопнулась. — И налей мне уже коньяцку. Два, таки нет — три пальца, да…

Пройдя мимо брюкера с умоляющими глазами, терпеливо дожидающегося на крыльце темпераментного незнакомца, сделавшего столь щедрые авансы, Марат свистнул извозчика и покатил по Шекельинке. Выудив из кармана подобие портсигара, Марат достал из него вторую половину Фараонова перста, первую же ныне имел под украшенным перхотью воротником господин Шнырер. Вложив активированный наушник в ухо, Марат пробурчал:

— Сука… В одиночку киряшь, да? А мне даже не предложил… — и скомандовал извозчику разворачиваться.

Экипаж Шнырера был проведен аж до самих Краменок, где по-прежнему взволнованный финансист робко поскребся в будку охраны у ворот нехилого поместья.

Марат оставил извозчика на проселке, велел ждать и прогулочным шагом углубился в окружающий поместье лес, предлагавший достойный выбор здоровенных лип, на голову превышающих средний уровень леса.

Шнырера от ворот повели аж двое охранников, и, насколько мог судить бывший го-дань Веера Мяо, вели на совесть — если бы Марату с напарником поручили конвоировать нинзю, они повели бы его именно так. Сдав клиента вышедшим из дома, привратники отправились обратно. Ни слова пока еще сказано не было — Фараонов перст транслировал лишь Шнырерово пыхтение. Из такой картины следовало два невеселых вывода. Первый: на охрану человека, пользующегося этим особняком, тратится куча лавандоса, достаточная для содержания четырехсот крайне избалованных баб. Второй: все эти деньги охрана отрабатывает до последней копейки.

В принципе, можно было слезать и отправляться дослушивать в пролетку, но Марат, на свою беду, залюбовался прохождением патруля по территории. К его оправданию, там было на что взглянуть — траектория, скорость, расстановка несли отпечаток руки великого мастера, настоящего го-даня, каким Марату хотелось… или уже не совсем? когда-нибудь стать.

Сюрприз, как ему и положено, подкрался незаметно. Уже прикидывая очередность спуска, Марат вдруг ощутил внезапный укол тревоги; затем, без какой-либо паузы, его тело словно овеяло еле заметной прохладой… Бля-я-яха-муха! Дурила картонная,…, баран!.. Нащупав Марата, прохлада быстро собралась в кулак и присосалась к Маратову солнечному сплетению, заставляя руки и ноги неметь. Поняв, что сейчас кулем полетит вниз, Марат наметил траекторию и зачем-то держался, сколько мог, с каким-то отрешенным любопытством наблюдая, как сначала руки перестают ощущать рельеф коры, а тело — одежду; толстая ветка липы становится стеклянно-гладкой, а затем и просто исчезает… Удар донесся, но так смазанно, что напомнил ощущение, когда давишь на скорости картонный стаканчик. Упав на бок, Марат понял, что все это время шла передача — Шнырер говорил и ему отвечали.

— … час его, я думаю, уже пакуют.

— Да вы что?! Вот так?

— А вы думали, господин Шнырер. Или вы считаете, что шыкель идет на всяких глупостей? Нет, господин Шнырер, шыкель таки идет на нужные всем йоббитам штукэс. Правда, многие хорошие люди узнают об этом, только когда имеют цорыс — вот, как вы, уважаемый господин Шнырер.

— Примет ли меня раф Пендель?

— Да, конечно, глубокоуважаемый господин Шнырер. В принципе, ваш вопрос уже исчерпан, но когда раф Пендель освободится, я таки провожу вас… Пройдемте пока ко мне, расскажете о мелких подробностях этих пысты холоймэс…

Марат с немалым изумлением выслушал версию мерзкого, двуличного, вероломного финансиста, с которым так мило договорился о взаимо, вза-и-мо, граждане судьи! взамовыгодном гешефте… И этот, помогальник ихнего Пенделя, от тоже сучонок, а! Во жопа, нет, вы гляньте, какая техничная задница — Быня, несчастный напуганный йоббит, принес свое горе раф Пенделю, а эта тварь нагло обманула бедного финансиста. Завернула, внушила ложные надежды — кто сказал, что Быня больше не увидит «этого хойского хулигана»?! Откуда ты это знаешь, э, как тебя там? Оба, как «что делать?», что это еще значит — «оставьте себе?» Да ты попал, йоббитского углового помогальник! Мои лавэ он тут дарит, да-а-арит такой, ишь, козлина! Странно, почему начальник охраны докладывает этому козлу? Начальник охраны, всегда и везде, докладывает только и исключи…

— Ты че его, не убил там?

— Убьешь эту срань! Я когда в армии еще, пересекались мы с человеками. Их эти в разведке обычно держали. Живучие, чуть хуже троллей, а хитрожопые — ужас…

— Ты из уха у него эту хреновину выковырни. Во, сюда давай, ага.

… Ойю-у-у-у-у… Как же я так нажраться-то… бли-и-ин… Не, да чтоб я, да чтоб еще раз… — тоскливо заскулил про себя Марат, попытался перевернуться — и вспомнил. — … Заметили?! Нет? Слава…