149

приложить къ головѣ, и заговоръ обратится въ другой видъ, гдѣ сравниваютъ уже съ „даннымъ явленіемъ“. Фраза qu’elle soit dure comme la pierre будетъ выражать сравненіе не съ какимъ-либо опредѣленнымъ камнемъ, прикладывающимся къ головѣ, а вообще съ камнемъ. Это уже будетъ сравненіе совершенно такого же характера, какъ и сравненіе съ зарей. Примѣръ съ прикольнемъ, приводимый Потебней, стоитъ какъ разъ на полпути обращенія чары-дѣйствія и параллельнаго заговора въ заговоръ-параллелизмъ, не сопровождающійся дѣйствіемъ. Болѣе того, переходъ становился еще незамѣтнѣе потому, что въ нѣкоторыхъ случаяхъ данное явленіе могло играть совершенно ту же роль, что и нарочно произведенное. Заря убываетъ. Свѣтъ луны послѣ полнолунія также убываетъ. Это знахаремъ ставится въ параллель съ убылью болѣзни. Въ заговорѣ отъ бородавокъ, читающемся при убывающемъ мѣсяцѣ, говорится:

,Der Mond ist gross

Der Mond ist klein.

Gewächse, du sollst auch vergehen).

Но нельзя ли какъ-нибудь установить болѣe тѣсную связь между этими двумя явленіями? Установить ту связь, какую мы видѣли на первой ступени чаръ. Оказывается, можно. Напр., во время убыли луны проводятъ рукой по стѣнѣ, на какую падаетъ лунный свѣтъ, и потомъ поглаживаютъ бородавки той же рукой. Это продолжается въ теченіе цѣлой недѣли. Бородавки послѣ того должны пропасть). Благодаря возможности такой связи фазы луны играютъ важное значеніе при чарахъ. Если надо умертвить или извести живое, то чары слѣдуетъ производить при полнолуніи или на ущербѣ; если же дѣло идетъ о взращеніи и укрѣпленіи, то, напротивъ — при наростающемъ мѣсяцѣ). Такимъ образомъ оказывается, что въ обоихъ видахъ

150

чаръ дѣйствіемъ переходъ отъ явленія, нарочно произведеннаго, къ данному почти неуловимъ. Такъ пока незначительна повидимому разница между новымъ и старымъ видами заговоровъ. Но разъ сдѣлана брешь, она будетъ все болѣе и болѣе расширяться. Сравненіе перестаетъ ограничиваться сферою явленій окружающей природы. Человѣкъ отъ нихъ переходитъ къ тѣмъ отношеніямъ, какія онъ видитъ въ человѣческой средѣ. Такъ парень, желая „присушить“ дѣвку, говоритъ: „Какъ малый младенецъ отъ матери прочь не отходитъ, держитъ сохнетъ по всякой часъ и по всякое время… такъ бы держалась раба божія“…). Вполнѣ возможно предположить, что и въ подобныхъ еще случаяхъ нѣкогда употреблялось дѣйствіе вродѣ того, какъ при лѣченіи бородавокъ луннымъ свѣтомъ. Какая-нибудь принадлежность ребенка, можетъ быть, приводилась въ соприкосновеніе съ предметомъ присушки. Но и этимъ дѣло не ограничивается. Область сравненія все растетъ. Къ дѣлу привлекается преданіе. До сихъ поръ все были сравненія съ чѣмъ-нибудь наличнымъ, часто повторяющимся, или съ тѣмъ, что всегда легко могло быть воспроизведено, а теперь будутъ сравнивать съ чѣмъ-нибудь, о чемъ слышали, о чемъ говоритъ преданіе. Кровь течетъ. Надо остановить. Слышали, что, когда Іоаннъ крестилъ Христа, вода въ Іорданѣ стала. Параллель готова. И вотъ возникаетъ заговоръ: „Стань крэвъ у рани, якъ вода въ Ирдани, кеды ксцивъ свентый Янъ, кеды ходзивъ Христосъ Панъ“). Это опять одинъ изъ важныхъ моментовъ. Мы присутствуемъ при зарожденіи эпической части. Выхваченное изъ преданія событіе — это ячейка, которая будетъ все разростаться, заполняя собою и все увеличивая первую часть формулы. Такъ, только что приведенное сравненіе можетъ дать поводъ, примѣрно, къ слѣдующему распространенію формулы:,Jesus that was in Bethleem born, and baptyzed was in the flumen Jordane as stente the water at hys comyng, so stente the blood of thys Man). Я, конечно,

151

не утверждаю, что вторая изъ приведенныхъ редакцій мотива развилась непосредственно изъ первой. Варіантовъ и той и другой редакціи было, навѣрное, безчисленное множество. Гдѣ точки ихъ реальнаго соприкосновенія, сейчасъ опредѣлить не возможно, да и врядъ ли когда-либо явится такая возможность. Вѣдь до насъ дошла и теперь записана только ничтожная часть той массы варіантовь, какая на протяженіи вѣковъ вращалась среди народа. Я только намѣчаю общій путь движенія. Насколько разнообразны были дальнѣйшія формы, какія принималъ этотъ мотивъ, можно видѣть изъ работы Эбермана. — Первая половина подобныхъ заговоровъ можетъ разростись до цѣлаго разсказа о какомъ-нибудь событіи, во второй же останется пожеланіе, чтобы такъ же было и въ данномъ случаѣ. Получится видъ заговора-параллелизма съ эпической частью. — Таковымъ мнѣ представляется процессъ органическаго развитія заговора. Но это отнюдь не значитъ, что каждый заговорный мотивъ, какой мы теперь встрѣчаемъ въ формѣ позднѣйшей стадіи, обязательно прошелъ всѣ предыдущія, начиная съ чистаго дѣйствія. Нѣтъ. Процессъ этотъ совершался всей массой заговоровъ, взятой въ ея цѣломъ. Исторически ни одна изъ послѣдующихъ формъ не могла появиться раньше предыдущей. Напр., формы заговора, не сопровождающагося дѣйствіемъ, не могли появиться раньше формъ заговора, сопровождающагося дѣйствіемъ. Эволюціонировали формы. Содержаніе (мотивы) также, какъ увидимъ, эволюціонировало; но для него не всегда была необходима та послѣдовательность, какая требуется для формъ. Когда уже органически выработался рядъ различныхъ формъ чаръ, новыя формулы стали часто создаваться по аналогіи; и законъ послѣдовательности какъ бы отмѣнялся. Новый заговоръ могъ прямо создаться по образцу одной изъ позднѣйшихъ формъ. Если бы всѣ мотивы должны были проходить послѣдовательно всю лѣстницу формъ, то въ концѣ ея, въ эпическомъ разсказѣ, они, навѣрное, всѣ бы сохранили, хотя самое туманное, отраженіе первой ступени, чаръ-дѣйствія. Но на самомъ дѣлѣ этого нѣтъ. Во многихъ заговорахъ, при самомъ тщательномъ изслѣдованіи, нельзя найти никакихъ слѣдовъ забытаго дѣйствія. Объясняется это тѣмъ, что не всѣ заговоры возникли изъ

152

обряда. Множество изъ дошедшихъ до насъ заговоровъ было создано, вѣроятно, по аналогіи.

До сихъ поръ насъ занимала эволюція формъ чаръ. Мы дошли до зарожденія эпической части. Отсюда уже эволюція формы тѣсно сплетается съ эволюціей самаго мотива. Измѣненіе эпической части — развитіе мотива, разрабатывающагося въ ней. Къ эволюціи мотивовъ теперь и перехожу.

Для эпическаго мотива не обязательно прохожденіе тѣхъ формъ чаръ, какія исторически предшествовали зарожденію эпической части. Первичныя формы, какъ мы видѣли, состояли изъ простого дѣйствія. Понятно, что затронутый выше мотивъ Jordan-Segen, говорящій о крещеніи Христа, не могъ выражаться въ такихъ первичныхъ формахъ. Онъ прямо родился въ формѣ сравненія, независимаго отъ дѣйствія. Потомъ принялъ эпическую форму и далѣе уже развивался по законамъ, дѣйствовавшимъ при развитіи эпической части. Но въ эпическихъ частяхъ разрабатываются и такіе мотивы, которые имѣютъ прямое отношеніе къ первичнымъ формамъ чаръ, чистому дѣйствію. Съ этими-то именно мотивами и связано органическое развитіе эпической части. Къ сожалѣнію, большинство ихъ либо извѣстно по случайнымъ, разрозненнымъ варіантамъ, либо исказилось до такой степени, что теперь уже очень трудно возстановить ихъ первоначальныя редакціи. Громадное количество извѣстныхъ эпическихъ мотивовъ, какъ, напр., Jordan-Segen, какъ будто не носятъ никакихъ слѣдовъ утраченнаго обряда. Но вполнѣ возможно, что, при болѣе тщательныхъ разысканіяхъ, и подъ ними вскроется какое-нибудь давно забытое дѣйствіе. Относительно же нѣкоторыхъ a priori можно сказать, что напраснымъ трудомъ было бы искать подъ ними забытаго обряда. Таковы, напр., заговоры съ эпическою частью, содержащей какой-либо евангельскій разсказъ (напр., о кровоточивой женѣ). Это все — заговоры позднѣйшаго происхожденія, созданные по аналогіи съ болѣе ранними мотивами, на которыхъ развивалась эпическая форма, мотивами, выросшими изъ обрядовъ. Заговоры съ такими первичными мотивами въ большинствѣ случаевъ, можно думать, уже исчезли. Они или забылись, или растворились въ массѣ новыхъ, тамъ и сямъ выбиваясь изъ подъ нихъ, какъ