Литмир - Электронная Библиотека
A
A

208 14 сверху Щчобъ Шчобъ

15 сверху Шобъ твоэ Щобъ твоє

Предисловіе

Предлагаемая вниманію читателей работа написана мною еще пять лѣтъ тому назадъ, когда я былъ студентомъ Петроградскаго Университета. Въ 1913 году рукопись, подъ заглавіемъ „Опытъ генетическаго изслѣдованія заговоровъ, какъ особаго вида народнаго творчества“, была представлена въ Академію Наукъ на конкурсъ по соисканію преміи имени М. Н. Ахматова и удостоилась малой преміи. Въ то время печатать свою работу я не предполагалъ, намѣреваясь продолжать изученіе заговоровъ и подвергнуть болѣе тщательному изслѣдованію затронутые въ работѣ вопросы. Но постепенно научные интересы мои уклонились въ сторону отъ заговоровъ, и, не разсчитывая въ скоромъ времени вернуться къ нимъ, я рѣшаюсь теперь подѣлиться съ читателями скромными результатами моихъ занятій. Работа печатается въ томъ видѣ, въ какомъ она представлялась на конкурсъ, если не считать нѣкоторыхъ фактическихъ дополненій.

Что касается нѣкоторыхъ недостатковъ чисто внѣшней стороны книги, то они объясняются исключительно тяжелыми условіями, въ какихъ теперь ведется всякая типографская работа.

Съ чувствомъ искренней признательности вспоминаю свѣтлой памяти покойнаго Всеволода Ѳеодоровича Миллера и приношу живѣйшую благодарность Алексѣю Александровичу Шахматову, безъ нравственной поддержки которыхъ настоящая работа едва ли увидѣла бы свѣтъ. Считаю своимъ долгомъ принести также глубокую благодарность Историко-Филологическому Факультету Петроградскаго Университета, давшему мнѣ возможность напечатать свою работу въ „Запискахъ“.

Н. П.

ВВЕДЕНІЕ

При изученіи всякаго явленія неизбѣжны два момента: во-первыхъ, надо опредѣлить явленіе, какъ таковое, безъ отношенія къ другимъ явленіямъ родственнаго порядка; во-вторыхъ, опредѣлить мѣсто изслѣдуемаго явленія въ ряду этихъ родственныхъ явленій. Пока нѣтъ отвѣта на второй вопросъ, явленіе не можетъ считаться изученнымъ, потому что остается за бортомъ научной системы, объединяющей и объясняющей данный классъ явленій. Для филолога, конечно, интересно изученіе мертваго языка; но главная его цѣль — опредѣлить мѣсто и значеніе изучаемаго языка въ семьѣ другихъ сродныхъ языковъ. Это и есть самый интересный моментъ въ научной работѣ, потому что на этомъ пути самое ничтожное съ перваго взгляда явленіе можетъ превратиться въ глубокій философскій вопросъ. Точно такія же требованія долженъ ставить себѣ и изслѣдователь всякихъ другихъ продуктовъ словеснаго творчества. Въ данномъ случаѣ дѣло идетъ о цѣломъ классѣ явленій: заговорахъ, заклинаніяхъ, оберегахъ и т. д., какъ особомъ видѣ словеснаго творчества. Въ какомъ же положеніи находится изслѣдованіе ихъ съ отмѣченныхъ выше точекъ зрѣнія? Изучена ли сущность явленія? Что такое „заговоръ“? Хотя уже не малое количество ученыхъ пыталось разобраться въ этомъ вопросѣ, но, къ сожалѣнію, приходится констатировать фактъ, что дѣло находится въ самомъ печальномъ положеніи. Даже не опредѣлена еще та характерная черта, которая ставитъ границу между этимъ видомъ творчества и сосѣдними. Если такъ дѣло обстоитъ съ первымъ вопросомъ, то само собою понятно, что еще въ худшемъ положеніи находится второй вопросъ. Вѣдь, на него только тогда и можно отвѣтить, когда рѣшенъ первый. Однако давно уже было заявлено о правѣ заговоровъ на мѣсто въ исторіи литературы.

И мѣсто имъ дано. Миѳологи заявили о правахъ заговора, они же сдѣлали ему и очень почетный пріемъ. Бѣда лишь въ томъ, что не указали для него опредѣленнаго мѣста. Они нашли въ заговорахъ богатый матеріалъ для своихъ фантастическихъ построекъ въ области миѳологіи; это и было причиной радушнаго пріема. А вопросъ о томъ, чѣмъ же заговоръ отличается отъ другихъ видовъ народнаго творчества, ихъ мало интересовалъ. Для нихъ былъ важенъ не видъ творчества, а его содержаніе, своебразно истолковываемое. Естественно, что при такой постановкѣ вопроса положеніе заговора было очень непрочно и должно было пошатнуться съ крушеніемъ миѳологической школы. Такъ оно и случилось. Правда, правъ заговора на мѣсто въ исторіи литературы никто не оспариваетъ, изслѣдованіе ихъ все разростается, но мѣста въ исторіи литературы они фактически не имѣютъ. Въ курсъ народной словесности историками механически вставляется нѣсколько страничекъ о заговорахъ, да и то не всегда. И гдѣ ихъ ни приклеилъ — все хорошо. Такое оттѣсненіе заговора понятно само собой, разъ вниманіе обращается не на форму, а на содержаніе. Вѣдь, содержаніе-то его почти всегда то же самое, что и въ апокрифахъ, сказкахъ, пѣсняхъ и т. д., въ видахъ народнаго творчества, болѣе богатыхъ и болѣе доступныхъ изслѣдованію. А если дѣло обстоитъ такъ, то, дѣйствительно, заслуживаетъ ли заговоръ того почетнаго мѣста въ исторіи словесности, о какомъ мечтали миѳологи? Вѣдь, для исторіи литературы важно главнымъ образомъ содержаніе литературныхъ видовъ, то измѣнчивое, носителями чего они являются, художественно выраженныя идеи и движеніе ихъ). А заговоры съ этой точки зрѣнія представляютъ самый неблагодарный матеріалъ. Въ нихъ меньше, чѣмъ во всякомъ другомъ поэтическомъ видѣ, замѣтна смѣна идей и настроеній. Такая неподвижность объясняется неизмѣнностью самого объекта заговора. Если въ наши дни заговоръ отъ крови служитъ выраженіемъ желанія, чтобы кровь остановилась, то и тысячи лѣтъ назадъ онъ выражалъ то же самое желаніе. Измѣнилась лишь форма выраженія. Такимъ образомъ, оказывается, здѣсь отношеніе между содержаніемъ и формой какъ разъ обратное тому, какое интересно для исторіи литературы. Только отдѣльнымъ заговорамъ удалось избѣжать этой роковой судьбы. Использованіе же заговоровъ въ томъ родѣ, какъ это дѣлали миѳологи, т. е. разсматриваніе ихъ, какъ отголосковъ исчезнувшей миѳологической системы, или же въ духѣ Мансикка, перевернувшаго теорію миѳологовъ наизнанку, крайне рисковано. Дѣло въ томъ, что тѣ фантастическіе образы, какіе миѳологи считали отраженіемъ миѳа, а Мансикка — христіанскими символами, могли возникнуть изъ самыхъ реальныхъ источниковъ. Что въ нѣкоторыхъ случаяхъ дѣло обстояло именно такъ, это мы увидимъ въ дальнѣйшемъ. Такъ могли явиться, напр., образы чудесной щуки, желѣзнаго тына, булатнаго дуба и т. д. Оказывается, что и использованіе самого содержанія заговоровъ въ историко-литературныхъ или какихъ-либо другихъ цѣляхъ рисковано, пока не изслѣдованы причины появленія въ данной формѣ именно такого, а не другого содержанія. Слѣдовательно, при изученіи заговора, прежде всего приходится изслѣдовать именно форму и ея развитіе. А это болѣе интересно для теоріи, чѣмъ для исторіи словесности. Такимъ образомъ, мы приходимъ къ постановкѣ перваго вопроса. Надо изслѣдовать заговоръ, какъ особый видъ словеснаго творчества, разсмотрѣть его формы, прослѣдить ихъ развитіе, опредѣлить ихъ содержаніе и выяснить отношеніе содержанія къ формѣ.

Отчасти этихъ вопросовъ касались два первоклассныхъ русскихъ ученыхъ — Потебня и Веселовскій и послѣдователи перваго. Но они опять таки изслѣдовали заговоръ не самъ по себѣ, а какъ одинъ изъ случаевъ проявленія психологическаго параллелизма, мышленія посредствомъ сравненія; словомъ, они интересовались имъ постольку, поскольку замѣчали въ немъ сходство съ другими видами народнаго творчества, а не разницу; обращали вниманіе не на оригинальныя черты заговора, а на общія всей народной поэзіи. Рѣшенію намѣченныхъ сейчасъ вопросовъ я и посвятилъ эту работу. Невозможность въ достаточной мѣрѣ использовать западно-европейскіе заговоры была причиной того, что нѣкоторыя положенія могутъ показаться слабо аргументированными. Однако для меня ручательствомъ въ правильности избраннаго пути изслѣдованія и теоріи, явившейся результатомъ его, служитъ то обстоятельство, что даже въ томъ несовершенномъ видѣ, въ какомъ мнѣ удалось представить развитіе заговоровъ, они выступаютъ уже съ опредѣленной, характерной физіономіей, требующей и опредѣленнаго мѣста для себя среди другихъ видовъ поэтическаго творчества, а, слѣдовательно, является возможность отвѣта и на второй изъ поставленныхъ выше двухъ кардинальныхъ вопросовъ. Но это требуетъ привлеченія къ дѣлу новаго матеріала и новаго не менѣе кропотливаго изслѣдованія. Поэтому я позволяю себѣ во введеніи сдѣлать лишь краткое указаніе того направленія, въ какомъ должно искать отвѣта, на основаніи данныхъ, уже добытыхъ совершенною частью работы.

3
{"b":"104986","o":1}