Одного блестящего Шон расстрелял в упор. Пулемет разорвал грудь, проделав в ней сквозное отверстие размером с кулак, из него хлынули потоки тёмной жидкости — скорее всего, человеческой крови, — но монстр как будто и не получал ранений. Он схватил оружие за ствол и с силой дернул на себя. Шон не устоял и рухнул прямо на врага, придавив того тяжелой броней. Любой человек был бы попросту раздавлен в лепёшку от такого веса, но блестящий руками и ногами скинул Даско с себя, как нечто невесомое, и впился острыми конусообразными зубами в плечо скафандра. С ужасом полицейский видел, как прогибается и рвется броня из сверхпрочного сплава. Какой же силой обладают челюсти этого урода?
Второй блестящий ухватил Шона за ногу, но тут же был сбит массивным прикладом Плотниковой. В яростно шипящую пасть, распахнувшуюся словно грузовые люки транспорта, вошла очередь, разорвав мерзкую башку в клочья.
Тина подскочила к придавленному полицейскому и с размаху вмяла носок механизированного ботинка в бок блестящего. Тот взвизгнул, вмиг развернулся и кинулся на разведчицу. Мощный удар руки буквально вдавил её в стену; на месте удара образовалась значительная вмятина. Сразу же последовала серия ударов по всему корпусу; броня стонала, индикаторы показывали многочисленные повреждения панциря. Выбрав момент, Тина ударила монстра коленом. Миллисекундного замешательства врага хватило, чтобы не менее мощным ударом свалить его с ног. Прицельный выстрел в голову уничтожил блестящего.
Атака была яростной. Шону и Тине приходилось больше отбиваться врукопашную, нежели использовать пулеметы. Впрочем, нельзя сказать, что пулеметы уж совсем не использовались: оба бойца весьма неплохо орудовали ими на манер дубин — оружия первобытных воинов и озверевших подростков, последние из которых называют дубины бейсбольными битами.
Вокруг всё было залито кровью, повсюду разлагались тела блестящих, затянутый пороховым дымом воздух пронзали шипящие крики монстров и звонкие удары.
Тем не менее, атака вскорости захлебнулась. Добив последних сверкающих уродов, Тина и Шон со стоном опустились на пол. Если бы не «Кирасиры», если бы они по-прежнему были облачены в более легкую броню, то давно б уже лежали мертвыми, с переломанными костями, с оторванными конечностями.
Скафандры получили серьезные повреждения. Тина с трудом шевелила левой ногой — полетели усилители мышечных движений. У Шона та же ситуация сложилась с правой рукой. Помимо того, панцири были буквально усеяны вмятинами, а в некоторых местах и пробоинами; самым неприятным повреждением являлось полное отключение видеоиндикации в шлеме разведчицы. Теперь поиски Кейси могли затянуться…
— Шон, если такое нападение повторится, мы проиграем.
— Если ты хочешь…
— Я не предлагаю возвращаться, — перебила его Тина. — Просто описываю ситуацию; эти демоны стали сильны ещё больше, как мне кажется. Но я хочу знать, Шон, что для тебя представляет Кейси. Если ты просто одурманен…
— Нет. — Теперь полицейский перебил девушку. — Раньше я встречал женщин-сейтов, и могу отличить действие их «чар» от… от других чувств.
— Значит, ты влюбился в неё?
Шон помолчал, затем тихо ответил:
— Не знаю. Я сам не могу разобраться в своих чувствах к Кейси, но оставить её здесь не могу. Ты же пошла спасать свою напарницу.
— Ну… Анжелика для меня не просто напарница, и я уже это говорила. К тому же мы знаем друг друга всю жизнь, а не несколько часов.
Шон поднялся. Механические приводы брони еле слышно зажужжали, на пол упали капли вязкой темной жидкости — должно быть, масла. Полицейский проверил пулемет и заговорил, разделяя предложения длинными паузами:
— Знаете, майор, я никогда не был храбрецом. Не то чтобы я был трусом, но киношным супергероем себя никогда не считал. Может быть, и, скорее всего, при других обстоятельствах я не стал бы рисковать своей жизнью ради почти незнакомого человека…
— И ты ещё носишь форму Полиции! — язвительно-шутливо вставила Тина.
Шон, похоже, не услышал реплики девушки и продолжил:
— …Но произошло что-то из ряда вон выходящее. Непонятно кто разрушил город; мало того, вся планета истреблена! Пусть это и не моя родина, но я привык здесь жить, привык здесь работать; у меня были друзья, у меня были знакомые, у меня, в конце концов, были привычки… Теперь всего этого нет и уже никогда не будет…
Тина встала рядом с Даско.
— Не надо так говорить, как будто помирать собрался. У тебя появятся новые друзья, новая жизнь…
Шон снова не услышал её.
— Кейси — это то, что осталось у меня от прошлой жизни. Пусть я и знаю её всего лишь несколько часов, но за это время она стала мне очень симпатична. И пусть я заживо сгорю в аду, если не найду и не спасу её.
— Браво, Шон! Ты крайне романтическая натура, даже непонятно, как тебя сделали Солдатом. А по поводу храбрости скажу: недооцениваешь ты себя, лейтенант. Побольше бы таких бойцов, которые из чистого благородства рискуют ради незнакомых людей, да к тому же три раза подряд.
Полицейский в недоумении уставился на разведчицу. Тина заметила это, улыбнулась и объяснила:
— Вдвоём вы помогли мне найти майора Макееву — это раз. Теперь ты готов в одиночку рвать зубами врага ради спасения Кейси — это два. Тот бунт на десантном боте, когда ты угрожал оружием старшим офицерам — три. Так что, — пожала плечами Тина, — отваги тебе не занимать.
— В первый раз я пошел сюда только потому, что не хотел оставлять Кейси. Кстати, майор, вы ведь могли запросто меня убить тогда, на боте?
— Ты прав, это было бы для меня проще простого, если смотреть с чисто технической стороны.
— Почему же вы не сделали этого?
— Зачем? Я не убиваю людей просто так. Максимум что я сделала бы, так это вырубила тебя, но никак не стала лишать жизни. Но если ты хочешь знать, почему я решила помочь тебе, так ответ очевиден: потому что ты помог мне.
— Только лишь потому?
Тина вздохнула.
— Понимаешь, мне слишком часто приходится убивать, предавать, подставлять… Специфика службы. Мне приходится делать то, что я не хочу делать, но обязана, потому что это приказ. И у майора Макеевой, и у майора Плотниковой было много ситуаций, когда они могли спасти людей — десятки, сотни — от гибели, но не спасли, потому что таков был приказ… А потом, знаешь ли, это вошло в привычку — инертность к чужим неприятностям. Теперь я хочу помочь тебе, потому что ты помог мне, и потому что я так хочу.
Шон молчал, переваривая сказанное разведчицей. Та не стала ждать, пока его мысли сформируются в конечный клубок, и зашагала по проходу, раздавливая тяжелыми ботинками разлагающиеся останки.
— Пошли. Эти сволочи раздолбали мне всю электронику в шлеме, поэтому придётся искать твою подружку вслепую.
— Но…
— Не беспокойся, я помню примерное направление.
Не договорив, полицейский пошел следом, прикрывая спину Плотниковой. Про себя он размышлял о том, какие всё-таки странные создания эти люди. Они могут привыкнуть ко всему: к богатству и нищете, к добру и злу, даже к чудесам, если те случаются слишком часто. Они привыкают и перестают замечать. Привычки людей становятся врожденными рефлексами, а смена образа жизни приводит их в упадок, в замешательство, в растерянность.
Шон всего пару раз оказывался в ситуациях, по-настоящему критических, воспоминания о которых до сих пор заставляют волосы на голове хаотично шевелиться; и то, что происходит последнее время, его смертельно ужасает.
Мартина привыкла к постоянному риску, к адреналину, к выполнению конкретной задачи, и при этом — любой ценой. Она привыкла быть оружием, инструментом, скальпелем хирурга, отсекающим пораженные ткани, не задумываясь над последствиями своих действий.
Агент СОВРа — далеко, думается, не худший, — почему она решила помочь?
Если всё дело в человеческой солидарности — такого просто быть не может! Подобное явление давно отсутствует в расе хомо сапиенс, хоть и твердят иное.
Майор совсем не глупа, и лишний раз рисковать не будет, к тому же в данной ситуации она подставляет под удар и свою напарницу — та ведь ещё не на орбите, а ей наверняка требуется скорейшая медицинская помощь.
