— Вот я и надумал отослать домашних из города на месяц-другой. Все, чего еще сказать?
— Чего ж ты нам ничего не говорил? — выстрелил вопросом Жуф. А если бы оставался на кармане ствол, то мого быть и в натуре шмальнул бы.
Радикюль только пожал плечами.
— Семья — дело святое, — произнес Шрам. — А ты, Шатл, тоже к семье сорвался после нашего разговора?
— Я?! — вскинулся Шатл.
— За тобой проехали до Питера, а там ты умело оторвался.
— Кто это за мной ехал?
— Что поменяет, если ты узнаешь «кто»?
Обескураженные пацаны переводили взгляды с Радикюля на Шатла.
— Я не сразу сорвался. Почему сразу? — Шатл занервничал, заелозил по лавке. — Не срывался вообще. Вышел себе неспеша, сел, поехал. Не уходил… Ну, оторвался, да! Сидят на хвосте… Мало ли менты…
— Куда, тебя спрашивают? К кому помчался? — грозно надавил Багор. — Колись, паскуда!
— За паскуду с тебя спрос будет! — Шатл попытался встать, но на плечи, придавливая, упали руки Колобка, переместившегося ему за спину.
— Чего ты юлишь? — сказал Сергей, крутя кончик фальшивого уса. — Вываливай правду, деваться тебе некуда.
— Шрам, — Шатл приложил ладонь к груди, — бля буду, личные дела! Никакой подляны, свои заморочки. Разве ты их не знаешь?
— Ничего я не знаю, — покачал головой Сергей. — Говори. С кем и зачем встречался после нашего разговора?
Говорить Шатлу не хотелось. Но деваться, действительно, было некуда. И он начал выдавливать из себя слова:
— Недавно я подсел. На кокаин. Ну, вот вышла такая запара! Бля буду, соскочить хотел. Пробовал не раз, но срывался. В тот день тоже дома не было. А разобрало после твоего звонка, невтерпеж. Ну, и поехал за дозой. Затариваюсь в Питере.
— За марафетом гонял? — Багру захотелось уточнений. — У кого берешь?
Шатл не отреагировал на слова Багра.
— Марафет, значит — задумчиво проговорил Шрам. — Ты не рядовой бычара, ты на должности… Ладно, с этим после разберемся. Жуф!
Жуф сидел между Шатлом и Радикюлем. Он вырвал ноги из-под стола и попытался опрокинуться на спину. Наверное, задумывал прорываться к окну — а куда еще? — вышибать стекло подвернувшимся под руку тараном, хоть той же керосинкой, и драпать к машинам. Но упал он прямо в объятия Колобка. Колобок, чтоб забылись глупости, вывернул Жуфу руку и положил головой, как на плаху, на лавку.
Что ж, Жуф держался до последнего. Но, как собака распознает малейшие интонации голоса хозяина, он безошибочно распознал смертельную угрозу в голосе Шрама и не выдержали натянутые до предела нервы…
2
Жуф поглаживал вывихнутую руку и слушал сам себя. Слушал вместе со всеми.
К еде и недопитой бутылке на клеенке добавился теперь магнитофон, который Колобок достал из сторожевого шкафчика. Магнитофонная головка снимала звук с кассеты, которую в условленном месте оставили люди Андрея и оттуда ее приклеил Колобок. Шорохи, электронного происхождения попискивания и шум, похожий на прибой, не мешали разбирать голоса говорящих:
«— …Он так сказал. Уходит.
(Небольшая пауза).
— Тогда придется зачищать самим. Он хотя бы намекнул, где стрела?
— Нет. Но должен же объяснить. Наверное, позже скажет.
— Хорошо. Как только узнаешь, сразу звони. Бригада будет готова к выезду.
— А я?
— Тебя не заденут. Будут предупреждены.
— Может, мне тогда вовсе не поехать?
— Нет, можешь вспугнуть. Поезжай. Не бойся, сработают чисто. Ну, желаю удачи.
— До свидания…»
Палец Колобка вдавил кнопку «stop».
— Потому я и не сказал сразу, где именно мы встречаемся, — сказал Сергей. — А устроил эти таинственные сотовые игры. Кстати, Жуф, тебя б убрали вместе со всеми. Не понимаю, на что ты надеялся?
Жуф промолчал.
— Голос твоего нанимателя я отгадал. Кому ты продался, мне ясно. Давай колись, как и когда тебя подписали.
— Кому он стелит, Шрам? — Багор с момента разоблачения суки ходил кругами по комнате, ни разу не присел, курил одну за другой.
— Потом. Я его хочу послушать. Интересно мне, понимаешь, как становятся иудами.
— Да просто, — глядя в сгустки темноты под потолком, до которого не доставал керосиновый огонь, усмехнулся Жуф. В его поникших плечах и голосе поселилась обреченность и безразличие. Даже костюм, казалось, потерял шик. — Играл как-то в казино. Уж под утро дело шло, башка совсем не варила, даже не мог сообразить, в наваре я или в минусе. Направился в бар. Подстаканить мозги под расклад…
— Чего? — вырвалось у Багра.
— Одним словом, засел в баре. Не помню уж как завязался с одним типом. За рулетку, за «блэк джек», то-се, вообще о том, во что и как надо играть. Понятно, добавлялись какими-то коктейлями. Знаете, братва, — Жуф неожиданно заговорил горячее, — он мне что-то подмешал. Это просто было сделать, я ж не ждал от него…
— Короче давай, — перебил Шрам.
— Ты не оправданку нам выкатывай, амнуху не получишь, катай по теме, сученок, — добавил Багор.
— Я б с простой балды так не завелся, вот я к чему, — Жуф смотрел на Шрама. — Склинило конкретно. Я слушал его лабуду, верил. Он мне начал развивать, что настоящая игра — эта та, где результат зависит от тебя, а не от шарика, расклада или…
— Короче! — потребовал Шрам.
— Поехали, говорит, покажу, где ведут настоящую игру. Поехали. На какую-то малину. Люди там сидят… не помню сколько, много. Разные люди. Резались в коробок. Знаете? — Жуф вытер выступивший пот. — Я подсел к игре, попробовал по маленькой и завелся…
— Значит, ты проигрался? — ускорил процесс Шрам, перескакивая через лирику, типа «он выбивает шестьдесят, думаю, перебью легко, стучу и выкидываю прогар»…
— Да.
— Чего ж ты к нам не пришел! — подскочил к ему Багор, сбоку заглянул в глаза. — Выкупили бы тебя, урода. Но без падлы бы обошлось!
— Я не деньги просрал.
— А что?
— Нет, вернее, сначала продул шиши до донышка. Потом зашел на отыгрыш всего…
— Не тяни, что ты ставил?! — не выдержал Багор.
— Американку.
— Ну, ты дебил! — выдохнул Багор.
— Я же говорю, подмешали, сыпанули.
— Казиношному подпевале прохерился? — спросил Шрам.
— Нет, другому. Павлом зовут.
— На большом пальце правой клешни не хватает фаланги, — то ли спросил, то ли констатировал Шрам, постучав себя указательным левой по ногтю того самого пальца.
— Точно, — Жуф понял как вопрос. — Ему.
— Шестерка того папика, на которого ты стал ишачить. Что потребовали от тебя за американку, ясно.
— А что мне было делать, братва?
— В петлю, — серьезно ответил ему Радикюль.
Ненадолго замолчали.
Петро заглядывал в насупленные братские чувырла, видимо, в поисках ответа, как такое может статься, вчера плечкался с человеком, ел-пил за одним столом, готов был за него под пули полезть, а он перекинулся оборотнем, ведь еще б немного и положили бы всех по его наводке дырявыми трупами. Шатл, похоже, не меньше, чем о Жуфе, размышляет сейчас о собственных проблемах. Радикюль по-прежнему катал по клеенке хлебные шарики, превращая их то и дело в лепешки и смахивая на пол. И не отрывал от шариков взгляда.
— Что теперь? — и сразу не дожидаясь ответа, Жуф вышел из безразличия, ожил. — Дай я сам, Шрам! Дай мою пушку и один патрон.
— Патрон! — Багор чуть ли не бегом одолел расстояние от окна до стола, склонился над Жуфом. — На легковуху надеешься! Да я тебя, выблядок, неделю кусками нарезать буду!
Если бы не осадка Шрама, Багор давно бы добрался до Жуфа и тому пришлось бы туго.
— Ствола я тебе не дам, ствол еще заслужить надо, — сказал Шрам. — Пока поживешь здесь. Колобок и Петро, вы за него отвечаете. Заодно и огороды посторожите втроем.
— Зачем? — вопрос вырвался сразу из нескольких ртов.
— Затем, что он должен будет огласить свою печальную повесть перед людьми.
— А если я откажусь? — Жуф впервые поднял взгляд на Шрама.
Жуф не бросал вызов, он же игрок, он хотел разыграть свою последнюю карту, поторговаться.