Ожогов оценил редкое женское качество — не задавать лишних вопросов, мысленно улыбнувшись, вспомнил Настю и нашелестел предпоследних купюр:

— Поставь все на победу «Локомотива» в двадцать восьмом туре.

— Не низко ли плаваешь? Кофф-то мизерный, что заморачиваться? — не выдержала Таня. Видно, игорно-спортивные дебаты в ее понимании к лишним вопросам не относились.

— Нормально, — здраво рассудил Пепел.

— Ну, жди меня, и я вернусь.

Пепел примостился у входа в маленьком дворике непонятного, но очевидно светского учреждения (выяснять было лень), а Таня походкой праздного хулигана неторопливо двинула через Манежную площадь.

Через две сигареты до фильтра она вернулась, слегка оживившаяся. Сергей, прежде тревожно оглядевшись, вышел ей навстречу.

— Сделано, — сообщила девица с видом неуемного личностного достоинства, — матч скоро. Давай в каком-нибудь кабаке его посмотрим.

— Не, в кабак не пойду, — Сергей прикинулся, что гнушается.

Небо чуть просветлело, будто устало дуться, но опускать зад на мокрые скамейки все едино никто не рисковал. Лысые ветки деревьев в сквере безоговорочно подчинялись беспутному ветру. Одним словом — промозгло, Таня недовольно скривилась:

— Тогда жди меня здесь, буду через два часа. Извини, я уважаю чужую блажь, но матч из-за нее пропускать не желаю.

Если Пепел опасался, что в игровом зале его могут накрыть облавой, то уж в кабак он не ломанет тем более. Риск — дело благородное, но неоправданный риск приведет, как два пальца об асфальт, к тому, что Пепел будет курить бабмук. Конечно, он не прилип к мокрой скамейке в сквере, где всего пару поворотов циферблата назад дожидался интерполовца. Вот уж где засаде не бывать, это в Михайловском замке. Измерив шагами очередную аллею, вспугнув очередную стаю озябших голубей и пнув очередной упавший с дерева созревший каштан, Ожогов купил билет в музей.

Рядом с кассой за стеклом нагло, спиной к гражданам, сидел вахтер, дул чай из блюдца и пялился в телек. То, что показывал экран, Ожогова не могло не заинтересовать:

— Борьба с бандитизмом, как известно, нередко становится оружием в предвыборной гонке. Но еще чаще дело не продвигается дальше слов. В силу этого политик, который хорошо осведомлен о незаконных структурах и позиционирует это на протяжении всего предшествующего выборам периода…

— Разрешите представить, — очнулся согбенный за древностью лет телеведущий, — сегодня гости нашей программы — политтехнологи: доктор исторических наук Андрей Алексеевич Кваснецов (он кивнул в сторону начавшего диалог) и член-корреспондент Академии Наук Владислав Аристархович Ромин.

— Позвольте, — не дослушав ведущего, заговорил второй собеседник, до рези в глазах похожий на Роберта де Ниро, — если человек так хорошо осведомлен о бандформированиях, участие в политике для него должно на этом заканчиваться! Потому что такая осведомленность наводит на определенные соображения весьма двусмысленного характера.

— Именно! Именно поэтому с точки зрения пиаркампании инцидент у морга идет на пользу Анастасии Павловой!

— Если мы все будет сводить к пиаркампаниям… — поморщился «Де Ниро»…

— Только не надо дергаться, Серега! — легла на плечо тяжелая рука, — привет от Шрама.

Мышцы Пепла налились электричеством, когда он поворачивался, то уже был готов рвать глотки, выкалывать глаза и уходить по крышам. Однако пока прямой необходимости совершать рекорды выживания не возникло. Сверху до низу напрягшуюся фигуру Ожогова оценили довольной улыбкой, обрамленной копной седых волос:

— Саечку за испуг, — хохотнул работающий на самого Шрама некто Гречкин, — У меня к тебе солидное деловое предложение.

— Я — в бегах, — не расслабляясь, ответил Сергей, ясен пень, шрамовские люди не станут шакалить на медицинскую блатоту, однако…

— Оповещен и еле тебя разыскал. Но подпишешь контракт, Шрам от всего отмажет в пять минут. Ему сейчас очень нужен верный человек для непыльной работы, очень интересная тема — перекупать у строительных компаний пятна застройки под небоскребы, на взгляд Шрама, ты бы справился.

Телек бубнил по прежнему, а вахтер внимал вместо того, чтобы бдить, проучить бы его, обнести музей…

— А как, по-вашему, иначе? Полагаете, народ…

— Полагаю, не народ, но часть населения периодически заглядывает в программы партий и кандидатов. Естественно, наиболее разумная часть населения…

— Господа, господа, — засуетился ведущий…

— Если по рукам, здесь недалече открылся любопытный кабачок «Реанимация», — блеснул фарфоровой фиксой Гречкин, — официантки под медсестер, дизайн — аптека, сидишь на кушетках, фирменное блюдо — водка из капельницы. Поедем, обмоем новую должность.

Сергей выдержал паузу, чтобы ответ прозвучал глубоко взвешенным. Предложение было заманчивым, именно сейчас заманчивым, чем когда бы то еще:

— Ты же знаешь, я — один на льдине, работаю только на себя.

— Жаль, жаль, — пожал плечами, дескать, мое дело — предложить, Гречкин, уже повернул, но не смог не подарить Ожогову последнюю фарфоровую улыбку, — А классно ты тогда на боях без правил Стивену Сигалу арбуз начистил… — и был таков.

Телек в вахтерской продолжал пережевывать политику:

— Нет, и еще раз нет! Не более трех процентов избирателей вообще знают, чем отличается программа «СПС» от «Яблочников». Более того — о чем вообще говорится в этих программах! И здесь в силу вступают разработка имиджа, активные действия, порой скандалы — то есть пиар компания. Согласитесь, те же «СПС» ошибаются, и крепко, в одном — один из представителей их партии Анатолий Чубайс, а кто у нас в России во всем виноват?

— Это не определяет успех сугубо региональных партий, — отвесил «Де Ниро», доставая из серебренного портсигара длинную сигарету с мундштуком и мусоля ее в аристократичных пальцах…

Слушать экскурсию о гвардейских нагрудных знаках в царской армии Сергею перехотелось, маячить за вахтерской спиной — тем более. От нечего делать нелегал Ожогов послонялся по прилегающим к Манежной улочкам, взял у рекламного коробейника пригласительный билет на Выставку медицинского оборудования в ЛЕНЭКСПО, повертел в руках и отправил в урну, прокантовался в парке, а ровно через два часа вернулся в сквер. Таня не замедлила появиться, будто пятый туз в колоде, которую Пеплу доверили сдавать.

— Хорошие новости! — крикнула она еще через дорогу, размахивая, аки Кармен, вынутой из зубов невесть откуда стянутой розой, — выиграли шесть — один. Только вот турки подвели.

— Какие еще турки? — насторожился Пепел, почуяв неладное, будто пожилой муж при голенастой миниюбочной, отданной не по любви, осьмнадцатилетней супруге.

— Ясное дело, обычные турки, потомки янычар. Которые не знают жалости ни к англичанам, ни к латышам, порой себе же в убыток. Только на этот раз подвели, ублюдки. Фак, обидно. Я же у наших на счет поставила. Угадала. Дай, думаю, турками добью. Что меня поперло? Всего-то один и восемь… — Все это Таня произносила с искренним возмущением — ненадежные турки явно задели ее за глубинное живое.

— Женский фактор, — вздохнул Пепел, которому злиться и скандалить было совершенно не в дугу, — поставишь второй раз.

— Так футбола сегодня больше нет, — невинно огорчилась Таня.

— И к лучшему, — хмуро усмехнулся Пепел, — у тебя от футбола рассудок прется и в кипятке клокочет.

Таня горделиво приосанилась и даже зарделась:

— Спасибо. Такого комплимента мне еще не делали. Правда… Я со своим мужиком из-за этого рассталась. Он меня к команде приревновал, дурень. А тебе моя роза нравится? — невпопад спросила она.

— Шварценеггер, танго из «Правдивой лжи».[28] Хорошая роза, зеленый стебель, пурпурные лепестки — как в цветочном магазине… — а ведь Сереге так нужны были рубли, чтобы купить самое завалящее огнестрельное, иначе он в дамках.

— Ладно, ближе к делу. Короче, теперь только НХЛ, — вернула цветок в зубы и принялась вакхически жевать стебель «старая» знакомая.