Буринин вспомнил, что забыл рассказать даме Пепел — войну за медицинский передел по сути развязал опять же Захар, ему она была крайне выгодна. Если бы Караванца вовремя не сгребли, он бы подмял всю лечебную тень… А про то, что предлагал Пеплу за себя приличный куш, но тот не соблазнился, лучше умолчать, среди милицейских чинов, авось, найдутся люди посговорчивее. К прибывшим от здания направилось два хмурых жлоба с легко угадываемой печатью причастности к силовым структурам. Ментовка, как телепат, мигом отозвалась на мысль комиссара.
— Стоять. Молчать и слушать.
— Хорошая из тебя получится жена, — прощупывая, что ему позволено, а что нет, брякнул Буринин.
— Слово — в зубы, — монотонно продолжала баба, — движенье — в зубы. Побег…
— В затылок, — задумчиво вставил ставший при виде новых игроков смурнее тучи Пепел и выплюнул хабарик.
— Выступишь перед мальцами с речью, что Родина — есть Родина, и далее ты во главе с этой бандой появишься в Управе… — попробовала успокоить боевая подруга. — Лучшей амнистии не придумать.
Судя по судорогам скул, сопровождающим жлобам шутка прикинулась. Перспектива Буринина не порадовала, и он с выражением полнейшего согласия на помятом лице, хлопая мокрыми брючинами, последовал в центре каре к строению, которое складом и оказалось.
— Настя, ты меня подставила, — после гнетущей паузы определил Пепел.
— Не дуйся, так будет лучше всем.
Буринин, чувства которого были обострены до предела, сообразил, что женская версия будущего Пеплу не прикинулась, и тот не двинул в отказ только до поры.
Они прошли по лабиринту предбанников, стены, как водится, масляно-зеленые, полы щербатые. У порога одной из дверей лежало — да-да, самое настоящее человеческое сердце, экскомиссар мог бы в этом побожиться.
— Не отставать! — командным голосом приказала Павлова и зафутболила орган куда подальше, — какие заложники нежные пошли… Слышь, — с улыбкой обратилась она к Пеплу, — а забавно было бы посмотреть на эти клапаны для сердца. Ты хоть представляешь, как они выглядят? Жизнь нервная покатила, в старости ведь придется ложиться на операцию. Если доживем.
— Без малейшего, — холодно отрезал Пепел, В уме он себя клял последними словами за идею сотворить из Анастасии Леонидовны опекуншу и гаранта в обмене стукача на подростков. Надо было раньше соображать, что Настя, не смотря на амурные симпатии, являлась самостоятельной неуправляемой боевой еденицей, у которой могут иметься свои, отдельные от Ожоговых, резоны.
— У тебя нет незарегистрированного огнестрельного оружия? Лучше сдай мне, — шепнула Настя на очередном повороте. Не хватало, чтобы тебе «хранение» взамен киднепингу повесили.
— Только холодное, с твоими отпечатками пальцев, — отрезал Сергей, не поворачиваясь.
За следующим углом открылась панорама на целую роту инвалидных колясок. По блеску никеля это больше всего напоминало ряды колесных корзин в универсаме.
— Туда, — махнула рукой Настя.
Пепел нехотя, но послушно свернул, отмерил несколько шагов. И тут почуял, что ни Насти, ни пленника, ни держиморд рядом нет. Опасность завоевала окружающее пространство, как цунами. Ожогов приостановился, спешка нужна только при ловле блох и поносе, осмотрелся: очевидно, они исчезли за той дверью, и не похоже, чтобы их утащили насильно. Впредь он будет только сам организовывать «встречи».
Казалось, у Пепла двоится в глазах, или его начали посещать галлюцинации. Только что коридор был гол и пуст, а теперь спереди и сзади возникло по паре шикующих пистолетами гоблинов. Память картежника помогла узнать: спереди те, что сопровождали Пепла по паркету «Взаимопомощи», сзади те, что служили прицепом к Караванцу в китайской обжорке. Встреча на высоком уровне — какие опасней?
Самостоятельная боевая единица Анастасия Павлова таки сыграла с Караванцем в самостоятельную игру, где Серега оказался фоской, теперь только и оставалось, что попытаться выжить. «Лучше, конечно, помучиться» — как говорил товарищ Сухов, тем более перекрестный огонь клиенты учинить побояться, тогда они буду стрелять друг в друга. Правой рукой Ожогов выхватил «тетешку», левой, уже оборачиваясь, толкнул гремучие инвалидки в сторону спайки, встречающей его с фронта, развернулся, успел пару раз бабахнуть больше для дыма и рикошетного визга в другую сторону, чтоб никому не было обидно. Упал-отжался и, как по рельсам, на животе помчал в дебри инвалидок. Сейчас яснее, чем когда-либо, он осознавал, что гражданин Ожогов — отнюдь не Терминатор.
Поборов зубасто лязгающие наворотами инвалидные кресла группа захвата с двух боков бросилась за Пеплом. Меньше всего Серегу сейчас мытарил сопливый факт — предала. Не размусоливая, Пепел рванул в перспективу коридоров. Вот и пригодились лабиринты. Куда? Второй этаж, сигать на асфальт — а вдруг вывихнешь ногу, тогда из тебя получиться идеальная мишень… Вот та самая дверь, у которой валялось пластиковое сердце. И сейчас валяется, а как похоже на настоящее…
Рядом — дыра с заслонкой. Что за дыра? Не особо вникая, зная, что выбора нет, внизу, верняк, караулят, у лифта (если он есть) — тем более, Пепел вниз головой, как заправский прыгун с вышки, со свистом скользнул внутрь. Заслонка на петлях сразу же вернулась на место. А сам Серега, пропахав с десяток метров по узкой квадратной трубе, мягко брякнулся в глубокий контейнер для мусора.
Отряхиваться и чиститься, будто вылизывающая шерсть кошка, времени не было, хотя что-то блевотно-дрянное и мокрое измазало джинсы и куртку. Мешки с мусором, на которых Серегу раскачивало, словно на волнах Голфчстрима, оказались странно холодные, скользкие, вязко-пластичные. Интересно, отходы какого производства там булькали? Только один — матерчатый — подарил при касании тепло, и Пепел вдруг догнал, что никакой именно это не мешок, а не успевшее остыть человеческое тело; к гадалке не ходи — светлая память товарищу Буринину, и, значит, двое Настиных сурововцев тоже освободились для охоты. Нашарив в черпнувшем слизи кармане куртки трофейную зажигалку «Зиппо», Пепел чиркнул, и с седьмого раза, раскатавшись, та все-таки соизволила зажечься.
Ствол затерялся где-то в безбрежных объедках. В ноздри бил запах хлора, едва перебивавший другой аромат сомнительного свойства — что-то то ли тухлое, то ли разлагающееся, приправленное медицинским спиртом. Пепел услышал, как кто-то для порядка пустил в трубу пару пуль, и перевалился через край контейнера. Вспомнилось, что не далее пяти минут назад так же выбирался из багажника липовый заложник.
Огонек пока щадил пальцы. Территория небольшая, с права фонила тонка полоска света. Пепел подтанцевал, протер рукавом слезящиеся в едком чаде глаза. Обитая железом дверь выводила прямо на улицу — там, где ждала его машина. Недоработка со стороны врагов.
— Какой идиот ставит засовы в мусорнике? — Процедил Пепел.
Выкидушное лезвие залипло в колодке, позорная слизь забилась во все щели. Но не килограммом, Пеплу без особых усилий удалось вытащить лезвие наружу и вставить между притолокой и дверью. Задвижка оказалась тяжелой, но не заржавленной: видно, мусор вывозился часто. Миллиметр за миллиметром задвижка поддавалась ножу.
Где-то за стеной послышались дробные шаги и выкрики на тему «Держи его, лови его!». Пепел сжал зубы, боясь, что они заскрипят чужим мусором. На последнем рывке задвижка-таки застопорилось. Ничего страшного, железка пошла дальше, но все же секунд пять отняла. Щелкнуло, и дверь поддалась. Уже не заботясь о конспирации — его моментально заметили, — Пепел рванул к машине. А недобитые захаровцы, тройку которых минула смерть от «ТТ», высыпали на крыльцо и ломанули за ним. И в этом же старте участвовали два угрюмых, из Настиной тачки.
В окне второго этажа Серега заметил Павлову, прилипла к стеклу носом, что там у нее на душе да в голове — уже не его проблемы.
Предназначенные Сереге пули шинковали глину хоть и в опасной близости, но мимо. Только одна за тот десяток метров, что отделяла его от автомобиля, смогла пропороть куртку и — чуть царапнуть ремень на джинсах. Пепел прыгнул в дизельный «Бумер» и с места врубил по максимальной скорости. Краем глаза заметил, что архаровцы остановились: видимо, преследование по улицам с бьющимися машинами и пальбой из боковых окон, в их планы не входило. Конспираторы… Впрочем, ну их. Жаль только: Буринин — потеря.
