«Ничего, злее будешь, тем самым подсобишь вырвать эту кость в горле — Павлову». Если все срастется, как запланировал Горяинов, недруги «Людей России» отсыпят от щедрот майору мзду немалую. Правда, здесь торопиться не следует, сначала позволим Павловой раздуться, будто воздушный шарик, заиграть утренним солнышком на политическом небосводе, а потом булавкой — пуф!!! И чем громче этот «Пуф!!!», тем дороже оппонентам обойдутся услуги Горяинова. То есть, он Павлову породит, а потом растопчет.

Раздался щелчок. Кассета в диктофоне закончилась.

— Одну секунду, я сейчас сменю, — объявил журналист, и. воспользовавшись паузой, втиснул ключевую фразу. — Я слышал, у вас работает капитан Павлова… — гость смотрел не в глаза хозяину кабинета, а в переносицу.

— А, Настя… — лицо майора недоброжелательно скривилось, четче проступили морщины, серые впалые щеки подобрались, улыбка мгновенно полиняла. И даже искусственная шерсть серого китайского джемпера под форменкой, казалось, встопорщилась. — Знаете, она выбивается из коллектива, — произнес он как-то по совковому, давая прессе до поры порезвиться.

— Чем же? — удивился Ханумов.

— Да хотя бы ее командный тон даже с коллегами… Политическая грамотность, опять же.

— Ну, это разве плохо?

Горячев недобро посмотрел на Ханумова.

— Настенька у нас — партийная.

— То есть? — невинно поднял брови журналист.

— Особа, приближенная к партии «Люди России». Впрочем, я в ее дела не лезу, своих по горло. — Майор опять начинал переводить разговор на себя, это не входило в планы посетителя.

— А что, в народе говорят, — запустил журналист фугаску, — что за определенную мзду любое дело прикрыть можно, даже такса определенная есть. Как относятся к подобной практике сотрудники вашего отдела?

Горячев внутренне вздохнул — к нему пришел слабак, сам бы Горячев для порядка прежде поспрашивал о последних громких убийствах: Мартынова, Лунгиной, Георгадзе, Охрименко, наконец Эсера, от которого тянется не ниточка, а настоящий корабельный канат к рынку сбыта фальсифицированных медикаментов.

— Молодой человек, — красиво оскорбился майор, — они к ней никак не относятся. Эта, как вы выражаетесь, практика, перестала быть чем-то из ряда вон выходящим аккурат после того, как ваша любезная пресса раструбила о ней широкой общественности.

— Однако та же общественность давно перестала не то что удивляться, но и сопротивляться. Например, по неофициальной таксе закрыть статью по хулиганке в ваших пенатах обойдется в пятьсот зеленых!

Майор смотрел на пришельца с улыбкой Луи дю Фюнесса, отдельно усмехнулся неосведомленности наглеца — пятьсот баков стоит не закрыть дело по хулиганке, а… Ладно, сейчас не до этого.

— А подложить невинному человеку косяк при обыске стоит навсего двести американских рублей! — быстро продолжал Ханумов, не давая Горячеву вставить слово, стараясь разозлить его, — А за штуку ваши сотрудники даже обещают ликвидировать неудобную личность, правда, личность со статусом оценивается гораздо дороже!

— Неправда! В нашем отделе такого не бывает!

— У меня другие сведения, — отчеканил Ханумов.

Майор добросовестно побагровел. Ханумов подумал, не перегнул ли он палку, и не хватит ли майора удар? Но нет. Видимо, с притоком крови в майоре обнаружилось некоторое подобие откровенности, пополам с буйством.

Горячев схватил диктофон, выдернул кассету, потянул пленку, смял ее, с силой надавил на пластмассовый корпус, разломал его, и бросил в ведро. Яростно опалив Ханумова взором, хозяин кабинета для верности прибавил к списку разрушений диктофон — шарахнул приборчик о стену. Диктофон рассыпался на детальки. Со стены упала маленькая фотография майора в тяжелой раме.

— Ты, шваль, — процедил майор, — это уже не для протокола…

Журналист не оскорбился, он внимал.

— Ты что, приперся меня жизни учить?

— Нет, вас слушать, — лишний раз нахамил парень, стараясь вести себя как можно более раздражающе.

— А, знаю, — зашипел Горячев, — тебя эта выдра навела, Павлова, ты ее дружок, да? Ты напишешь, она подтвердит? Ну, я ей житуху устрою! Да, такие финты в ее духе, дрянь, а ведь у нее один голос чего стоит! Рот распахнет — Геббельс отдыхает, ей-ей. Сидела бы и не фурычила, еще нас завалить пытается, стервь…

— Спасибо за интервью, — вежливо произнес Ханумов, поднимаясь с неудобного стула.

— Только попробуй напечатать! — майор затрясся от ярости, — засужу за клевету!

Журналист пожал плечами:

— С вас причитается за техническое оборудование, — кивнул писака на то, что осталось от диктофона.

Майор выматерился. Журналист вышел на улицу, покосился на «Пежо» с отвинченным правым передним колесом. Не прикрывая голову, хотя дождь шелестел и шелестел, писака прошмыгнул в обход луж по двору и сел в бежевую девятку с затемненными стеклами и фальшивым номерным знаком. Улыбнулся. Он был доволен своей работой, выполнять которую не доверял никому.

Повернув зеркало, Ханумов содрал парик; натянув пальцами веки, отлепил от висков пластырь — такой используют в кино и фотографии, чтобы придавать глазам нужный разрез. Уже сейчас в зеркало глядел не азиатского прицела тусовщик, а тридцатипятилетний славянин, сероглазый блондин, с неестественным для его масти загаром — гримом бледно-коричневого оттенка, который стирается крайне паскудно (его он удалит в другой обстановке). Пепел? Нет. Бывший сотрудник отдела внешних операций Военной информационной службы[4] Войска Польского, бывший спец третьего ранга по вопросам маскировки Чеслав Баржицкий, осевший в России под кличкой Терминатор.

Три месяца назад в поисках подходящего лица организация перелопатила всю ментовскую картотеку, но нашла. Терминатору оставалось слегка затемнить волосы (у Пепла они были не такие светлые) и сузить крылья носа, что решалось минимальным хирургическим вмешательством. Пепел — он же дважды судимый Сергей Ожогов — идеальный кандидат, внешне катит, волк-одиночка, за него некому вступиться, на него можно списать танкер криминала.

Естественно, они ожидали сопротивления, и они его получили. Сначала несанкционированно исчезает мальчишка и исчезает тютелька в тютельку по их сценарию, хотя Терминатор здесь мизинцем не пошевелил. Потом пропал сам Пепел, как и Валерий Лунгин, и это — после прошедшего по маслу убийства Эсера.

Терминатору приходилось действовать быстро. Его планы, и главное — планы его руководства, кем-то нарушались. Очевидно, что кто-то действует против них целенаправленно. Кто? Частная инициатива, организованная преступная группа, политическая сила, силовая структура? По непроверенным данным у президента этой страны на столе ждет подписи «Программа обеспечения независимости от иностранной фармакологии» — не отсюда ли ветры дуют? А ведь операция, которую реализует Терминатор, расписана по дням: собрали человеческий материал, использовали, растворились, в сносе — Пепел.

Пся крев, теперь эти куцые дни будут не столь «удобны». Похищение Лунгина — игра против них, во всяком случае, часть этой игры, возможно — попытка привлечь к событиям больше общественного внимания, возможно — еще более хитрый ход, смысл которого Терминатор пока не отгадал. Но и выяснять, какая сила вписалась в игру третьей-лишней, в условиях цейтнота было бы ошибкой. Проще начать встречную атаку, погнать волну, подплеснуть крови на раскаленную сковородку. Начнется бардак и беспредел, нет больше с нами Эсера, его хозяйство начнут делить урки-соседи. Они порвут друг другу глотки, взметут ил со дна, и третья структура благополучно потеряет нюх в этом шухере. Такая задача лежала на Терминаторе. Те, кто направлял его, знали: ему по силам.

Нужна анархия, беспрецедентный передел собственности. Обвал заказных убийств, внешне неоправданных похищений и арестов левых людей по ложным обвинениям. И чтобы коллеги Эсера поторопились, Терминатор сперва активировал майора, а сейчас подключит в темную Павлову. Здесь главное нажать на все клавиши.