— Не отпустишь, — еще больше понурился генерал Евахнов, и воротник еще суровее обошелся с шеей. Хотя сейчас генералу было начхать на физическую боль. Настоящая боль копошилась в сердце.

— Ладно, братуха, не бзди, прорвемся, — как в юности ответил вдруг улыбнувшийся Гулливер и хлопнул приятеля по плечу. — Я все эти сутки, пока мои орлы на объекте ковырялись, только и кумекал, как бы старого приятеля на путешествие в Бразилию подбить. Ведь жалко, если тебя по такому пустяку уйдут. Мало нас с курса в строю-то осталось…

Дружеская улыбка тронула губы генерала Евахнова. Не сомневался он в старом приятеле. Или сомневался? Неважно. Распрямил плечи обрадованный командир бывшего объекта У-18-Б.

— Ты за паспорт и язык не переживай. Выкручусь как-нибудь, — порывисто пообещал он, с удивлением отмечая, что жесткий воротник перестал терзать шею.

— А ты, Лесник, как был дремучим, так и остался, — недовольно свел брови Гулливер, тоже назвав товарища курсантским прозвищем. — Никакой партизанщины! Будет тебе и паспорт, будет и свисток. Я тут не только кумекал, но и задним числом кое-какие шажки предпринял. Смастрячил кое-что… Короче, Сашка — мой лучший шофер — отвезет тебя в одно турагентство, которое к диким обезьянам чартер гоняет. Работает, увы, не на нас — но на нас.

— Как это?

— А вот так: наши просьбы выполняет аккуратно, а что мы за фирма — ведать не ведает. Короче, назовешься там Егором Дмитриевичем Лопушанским.

— И что это за птица — Егор Дмитриевич?

— Агент мой. Сегодня его черед прокатиться в Бразилию пришел — что-то там, в Бразилии этой, неправильное выклевывается… Впрочем, тебе это знать не след.

Генерал Гулин сухо прокашлялся, как будто намекая, что нечего тут рассусоливать. Что он сделал все от него зависящее. Пора и честь знать.

— Спасибо, век не забуду! — растрогался генерал Евахнов. — А как же этот Лопушанский?

— Не бери в голову. Тебе нужнее.

— Ох, как и благодарить-то не знаю…

— Беги, беги, вижу, неймется. Да и торопиться тебе надо, самолет скоро. Короче: пять дней прикрывать тебя буду, а дольше — извини… Табачок врозь, — сказал Гулин так, словно боялся, что товарищ с курсантских времен сейчвас бросится ему на шею. Словно стеснялся своей доброты.

Генерал Евахнов хотел еще что-то сказать. Но что тут скажешь? Оставив товарища на ступенях «Железной маски», генерал вернулся к машине и, усевшись на заднее сиденье, весело бросил ковырящему спичкой в зубах шоферу:

— Ну, брат, вези туда, где Лопушанского ждут!

Шофер удивленно воздел брови, но ничего не спросил, завел мотор и покатил вперед.

Если б начальник объекта У-18-Б оглянулся, он бы увидел, что генерал Гулин совершил правой рукой невнятный жест. То ли перекрестил старого товарища на дорожку, то ли поставил крест на старом товарище. А потом генерал Гулин смотрел вслед машине, пока та не скрылась за поворотом. И в глазах его не было ничего, кроме печали.

На третьей по счету улице окутанный паром гаишник в задубевшем от мороза тулупе махнул было «мерсу» полосатой палкой, но, рассмотрев номерной знак, лишь отдал честь.

На пятой по счету улице машина буксанула перед вывеской турагентства «Карнавал-Трэвел». Приглушенный хлопок дверцей «мерса», отбрасывающего почти черную непрозрачную тень. Генерал бодро протопал по морозцу, пересилил дверную пружину и оказался внутри бесхитростно оформленного зала. Чистенько, аккуратненько, на столике рекламные проспекты дял посетителей.

Вдоль стены на полке в ряд — припорошенные пылью семь фарфоровых Колумбов. Мал мала меньше. Во всю стену до потолка — расписание рейсов из Шереметьева и в Шереметьево. А поверх расписания скотчем приклеена вырезка из газеты с перечнем стран, сулящих смертную казнь за ввоз марихуаны.

— Слушаю вас, — вежливо сказала подпирающая ладошкой щеку девушка за стойкой. Хотя слушала она не генерала, а спрятавшегося внутри магнитолы Хулио Иглесиаса. И смотрела она не на генерала. Среди массы ярких проспектов она выбрала самый неброский, рекламирующий не контрасты Стамбула, не пот и зной Майорки и не сумасшествие Нью-Йорка, а тихий уют дома-музея Льва Толстого в Ясной Поляне.

— Егор Дмитриевич Лопушанский, — доложился генерал и, поскольку мордашка у девушки была смазливой, прищелкнул каблуками. Чуть не свернув при этом сверкающий патрон урны.

Девушка оживилась, выбежала из-за стойки, вернулась и почти тут же снова оказалась рядом с Евахновым — уже с загранпаспортом и большим пухлым конвертом в руках. От девушки мило пахло духами. Настроение у генерала стало такое, словно он попал в сказку с обязательно хорошим концом. И словно он сбросил годков эдак тридцать.

— Что же вы опаздываете! — с наигранным возмущением прикрикнула девушка. — Ну-ка немедленно в аэропорт! Хотите, я такси вызову? — И передала бумаги. И от случайного соприкосновения рук словно искра пробежала. И не отвела девушка задорный и одновременно заботливый взгляд.

Было в ее заботливости что-то от учительницы младших классов, только-только закончившей педучилище.

Генерал открыл паспорт там, где должна обретаться фотография этого… как его… Лопушанского, и обнаружил знакомые по зеркалу черты. Да уж, оперативная фирма — «ООО „Железная маска“». Евахнов глянул в окно — дожидается ли шофер, — и остановил девушку жестом:

— Да я вроде как при машине. Спасибо, милая, дай бог тебе жениха хорошего.

Девушка зарделась, ответила после непонятной паузы:

— И вам желаю… ни пуха, ни пера… — и вдруг подмигнула загадочно, по-заговорщецки.

Генерал молодцевато развернулся на каблуках и был таков. За те две минуты, что он провел в агентстве, тень «мерса» успела ощутимо вырасти. Из-за крыш выглядывал самый крешек солнца.

«Мерседес» помчался в аэропорт по имбирному прянику дороги. Евахнов повозился на заднем сиденьи, пристраивая полы пальто так, чтоб не мешали, и заглянул в незапечатанный конверт.

Разноцветный ворох авиабилетов вложен в похожую на рекламный буклетик турпутевку. Понятно, это сказка о тридевятом царстве. Генерал путевку достал, раскрыл. Все правильно: оформлена на Е. Д. Лопушанского (на всякий пожарный генерал запомнил телефоны бразильского посольства в Москве (290-40-22) и российского консульства в Рио (274-00-97)). Аккуратно сунул путевку обратно в конверт, достал следующую бумажку. Сложенную пополам и скрепленную жутко официальной с виду печатью: уведомление об уплате консульского сбора (пятьдесят баксов — тарифы, однако!). Это тоже легко угадываемая сказка: о витязе на распутье.

Следом за уведомлением на свет божий вынырнула расцвеченная защитными узорами виза и загадочная бумажка, озаглавленная «мультивиза».[12] Зачем последняя нужна, генерал не понял, там все было написано по-английски и — судя по тому, что собрался он в Бразилию — по-португальски, а, как мы уже говорили, ни один из этих языков Евахнов не разумел.

Повертев документ и так, и сяк, генерал пожал плечами — раз выдали, значит, так нужно — и попытался вернуть ее в конверт; пусть это будет сказка о потерянном времени. Но документ почему-то возвращаться не спешил, что-то мешало. Евахнов сунул два пальца внутрь конверта и выудил неприметную желтую бумажку, которая уведомляла, что сие есть сертификат о прививке от желтой же лихорадки,[13] сделанной на Неглинной, 14. Засунув-таки все документы обратно, генерал положил конверт в боковой карман пальто. Больше там, в конверте, ничего интересного не было — кроме нескольких простынных размеров купюр. На общую сумму в восемьсот пятьдесят реалов.[14] Не густо, если честно. Хотя, наверное, такие времена настали — ну не может более крутую благотворительность позволить себе ООО «Железная маска» (или как там нас называют на самом деле[15]).

А в общем — все как полагается. Вот только неведомый Лопушанский, должно быть, крепко обидится на контору, когда узнает, что зря перетерпел болезненный укол от желтой лихорадки. Плевать.