Едва полковник покинул гостеприимного падре и собрался, было выпить кофе, как позвонил Конрад:

— Шеф, у нас два клиента…

… Клиентами оказались два хорошо одетых араба, один — лет 35, второй — помоложе. Если верить документам, которые вытащили из их карманов (предварительно уронив обоих гостей на пол немедленно при входе в номер), старшего звали Джамал Вакиф, а младшего — Абдалла Омар. Несмотря на некоторую помятость, вызванную жестким захватом, держались они уверенно, точнее даже нагло. Конрад терпеливо выслушал длинный поток ругательств вперемежку с требованиями снять наручники и пригласить адвоката, после чего предложил начать конструктивный разговор: добровольную выдачу имен, явок и контактных телефонов руководителей нелегальной организации. В ответ на это предложение, Джамал непристойно высказался о сексуальной ориентации Конрада, а Абдалла молча плюнул на пол. На это офицер флегматично сообщил, что вынужден перейти к неконструктивному разговору, и пояснил:

— Тот парень, который сейчас дежурит снаружи — курд, если вы заметили. Исламисты в Иране уничтожили его деревню, а семью сожгли заживо. Жена, трое детей. Ужасно, не правда ли? Его товарищи по несчастью, уроженцы той же деревни, сейчас там, внизу, у входа в отель. Можете посмотреть.

Конрад дал возможность обоим задержанным встать, подойти к окну и полюбоваться на массивный черный лендровер. В углу лобового стекла был хорошо виден стикер с желтым рисунком на красном фоне: круг, вписанная в него пятиконечная звезда и горящий факел в центре. Эмблема нелегальной Курдской Рабочей Партии (КРП), знакомая всем, кого это касается. Номер автомобиля был густо замазан грязью. По обе стороны от капота стояли два одинаково здоровенных смуглых парня, одетые в стиле «милитари», дополненном темными очками в пол-лица и красно-желтыми головными повязками.

— Сейчас я вас отпускаю за неосновательностью задержания, приношу извинения и выпроваживаю наружу, — продолжал Конрад, — А что с вами происходит дальше — не мое дело. Я — не местная полиция, и мне не надо будет копаться в тухлятине, которую через пару дней извлекут из какого-нибудь канализационного коллектора.

Минут пять Джамал и Абдалла пытались уговорить Конрада вызвать полицию, чтобы не допустить бесчинства курдских террористов, или хотя бы вернуть им сотовые телефоны, чтобы они могли сами ее вызвать. Офицер спокойно отвечал: двое случайно задержанных арабов не являются его начальством, и не могут ему приказывать. Что же касается телефонов, то они изъяты и будут возвращены владельцам после экспертизы, дня через два. Впрочем (заметил он) тогда уже вряд ли телефоны им понадобятся, поскольку туда (он показал под ноги) сотовая связь, насколько он знает, пока что не проведена.

Искренние клятвы задержанных, что они в жизни не были в Иране, никогда не имели дела с курдами, и не обижали их семей, были прерваны короткой репликой Конрада: «это не мое дело, это вы им расскажете», и выразительным жестом в сторону окна.

На шестой минуте разговор стал конструктивным, и примерно через полтора часа Конрад уже располагал аудиовидеозаписью показаний Джамала и Абдаллы, а также подробным бумажным протоколом с их подписями на каждой странице.

После разговора Конрада с Норманом, оба задержанных были отправлены в следственный изолятор, а спецназ «сюртэ» поднят по тревоге и брошен по дюжине адресов, указанных в протоколе. Итогом операции, завершившейся к вечеру, были два десятка задержанных и полтонны вещественных доказательств, включая автоматическое оружие, пачки крупных денежных купюр сомнительного происхождения, пакетики с кокаином, и прочая и прочая.

Приятели Салаха — мирные владельцы ресторанчика рядом с «Колонель Фабиан» — долго отскребали от лобового стекла стикер с террористической эмблемой. Хорошую наглядную агитацию делают товарищи из КРП: приклеивается насмерть, да и действует эффектно.

Что до Нормана, то он, получив полный рапорт оперативной группы, уселся в офисе смотреть видеозапись происшествия с Камалом Самиром.

Через два с половиной часа приехал Конрад.

— Мы шли за ним на дистанции 200 метров, — докладывал он, — такси повернуло на D-47, а когда мы повернули следом, то увидели, что машина повреждена и стоит поперек шоссе. Согласно инструкциям, мы объехали ее и остановились в 50 метрах впереди. Шеф, может, включить запись?

— Включай.

Конрад вставил в компьютер флэш-карту. На экране появилось изображение участка шоссе, разбитое такси, стоящее под углом 45 градусов к осевой, и темный круглый предмет, лежащий на асфальте чуть в стороне от остатков вылетевшего лобового стекла.

— Вот, видите, это — такси, в котором он ехал, а это его голова лежит.

— Вижу. Не понимаю только, с чем они столкнулись.

— Вон, с тем столбиком. Похоже, не вписались в поворот. От удара машину развернуло и отбросило. А голову, видимо, отрезало куском стекла или еще чем-нибудь.

— А что говорит водитель?

— Шок. Он несет какой-то бред. Врач говорит, раньше вечера его бесполезно опрашивать.

— Какой конкретно бред?

— Будто бы, прямо перед ними выскочила на дорогу огромная черная кошка, он пытался ее объехать, и влетел в столбик. И еще, он твердит, что это кошка снесла пассажиру голову. Запрыгнула на капот, махнула лапой, и нет головы. Люди в шоке часто несут такую чушь. У дальнобойщиков даже есть мифический черный пес, который прыгает в лобовое стекло, и устраивает аварию. А у таксистов, значит, мифическая черная кошка.

«Кажется, это называется травматический радикулит», — сказала себе Элис, когда при попытке нормально вылезти из машины, она почувствовала, что не может разогнуть поясницу. Не без труда, путем последовательных приближений приняв относительно-вертикальное положение (примерно как на картинках, иллюстрирующих эволюцию человека), она добралась до гостиной. Диззи и Макс, как обычно в это время, смотрели очередную серию похождений каких-то фэнтезийных монстров.

— Значит, так, дети, — объявила Элис, — я временно вышла из строя, так что, как говорят англичане, serve yourself. Диззи, ты остаешься за командира. Разогрей пиццу, ужинайте, и спать.

— А ты? — спросил Макс.

— А у меня спина. В общем, я пошла в душ и спать.

— Ма, может, поставить тебе компресс, или что-то в этом роде? — спросила Диззи.

Элис улыбнулась:

— Надеюсь, через пару часов компресс сам приедет и сам поставится. А перед этим надерет уши тем, кто не успеет лечь спать.

— Дядя Норман никогда так не делает, — заметил Макс, — потому что это непедагогично.

— Да ну вас, умников, — сказала Элис, — все, спокойной ночи.

Эффект от горячего душа позволил ей более-менее безболезненно лечь спать и заснуть в распрямленном состоянии, однако, через полчаса поясница опять напомнила о себе. Элис вздохнула, повернулась на бок и стала пытаться снова заснуть в позе эмбриона. Попытка была не слишком успешной, и возникла уже мысль пойти, принять пару таблеток (чего Элис страшно не любила), но тут пришла Флоранс. Свойство кошек каким-то образом лечить хозяев, укладываясь на больное место, было известно, как говорят, еще древним египтянам. Флоранс не была исключением. Элис почувствовала, как пушистый теплый бок кошки прижимается ровно к той части поясницы, которая доставляла больше всего беспокойства.

Через некоторое время, боль почти перестала чувствоваться, от нее остался только слабый фон. Элис впала в полудремотное состояние. В голове бессистемно прокручивались куски сегодняшней облавы в арабских кварталах. Заваленные хламом дворы, грязные лестницы, обшарпанные стены, топот, ругань, выбитые двери, какие-то небритые морды. Потом еще куча всяких бумаг: протоколы задержаний, акты изъятия типа: «полиэтиленовые пакеты, 138 штук, размер 5x5 сантиметров, наполнены белым порошком…», или «патроны для автоматического пистолета ТТ, 7,62 мм, производство Китай, в количестве…». Хорошо кошкам: они не участвуют во всех этих играх. Они теплые, пушистые… Флоранс каким-то образом умудрилась лечь так, что исходящее от нее тепло распространялось на всю спину, а сейчас, как будто услышав, что хозяйка думает о ней, громко заурчала. И это было не какое попало урчание, а требовательное: «почему бы вам не погладить меня и не почесать мне за ушком?». Элис перевернулась на другой бок и, протянув руку, провела ладонью по кошкиной спине — от ушей до хвоста, и одновременно удивилась «я и не замечала, что Флоранс такая большая, почти с меня ростом».