Джорджина подошла к Роне.

– Восхитительно, не правда ли? Мне до сих пор не верится, что все это происходит со мной.

– Ох, Джорджи, – сказала Рона. – Я была права, обрадовавшись, что хоть тебе выпала такая судьба.

– Я для этого ничего не делала, – задумчиво произнесла Джорджина. – Это все Таннер. Все здесь принадлежит ему. А я просто вышла за него замуж.

– Ты недооцениваешь себя, Джорджи. Тебе удалось стать такой, что Таннеру захотелось положить все это к твоим ногам.

Джорджина растерянно улыбнулась.

– Временами меня охватывает чувство вины, словно я здесь чужая и не по праву пользуюсь этим.

– Брось! Ты это заслужила. Кроме того, подумай о том, что могло бы быть с тобой. Сейчас ты живешь обеспеченно и спокойно. Рядом с тобой мужчина, обожающий тебя. И все это – твое. – Она развела руками, как бы поясняя, что и весь Манхэттен тоже принадлежит Джорджи.

На террасе появилась Сельма с подносом. На нем стояли два бокала с вином.

– Давай посидим в бельведере. Солнце слишком печет.

Они уселись на небольших пестрых диванчиках, очертания которых напоминали изгиб стеклянной стенки, ожидая, когда Сельма подаст им вино.

– Ленч будет подан через десять минут, мэм, – тихо сказала та Джорджине.

– Спасибо, Сельма. Кстати, подогрейте те булочки, что я сделала утром. Они на буфете.

Кивнув, Сельма исчезла.

Сделав глоток вина, Джорджина поставила бокал на стеклянный столик. – Расскажи мне, как ты живешь?

– В общем-то, неплохо, но порой несколько устаю, чувствуя в этом городе особое одиночество.

Я часто мечтаю, как вернусь в Вермонт и займусь еженедельником отца. Он подумывает уйти на покой.

– Так сделай это, – оживилась Джорджина, желая, чтобы ее подруга решилась осуществить то, на что не решалась она.

– Я не такая храбрая, Джорджи. Последние десять лет мне приходилось выплачивать долг за учебу. Наконец я нашла работу по душе, но оказалась под пятой у злобного монстра. Я уж думала, что жизнь хоть немного улыбнется мне, но этого не случилось. Тебе так повезло. Все впереди.

– У меня? Рона, я вышла замуж за человека, который оставит меня богатой вдовой прежде, чем мне исполнится сорок лет. И мне придется начинать все сначала. Если не считать особой удачей массаж лица и ленчи.

– Но у тебя будут твои книги... – Рона умолкла.

– Книга.

– Да, пока. Скоро ты начнешь работать над новой. Кажется, речь шла о шести. Во всяком случае, так говорили на встрече сегодня утром.

Джорджина сползла на край дивана и уставилась на подругу.

– Что ты имеешь в виду?

– Твою серию... ее хотят представить в телевизионном шоу.

Джорджина вскинула голову, внезапно поняв, о чем речь.

– Повтори, Рона, повтори, – отрывисто сказала она. – Я в полной растерянности.

– Ты ничего не знала?

– Это безумие. Какая серия? Что за шоу? Рона вздохнула.

– А я думала, что потому ты и пригласила меня на ленч. Я решила, что... ну, не знаю, что ты хочешь отпраздновать...

– Рона, ты должна мне все объяснить, – взмолилась Джорджина. – Поскольку Таннер взял все в свои руки, я в полном неведении.

– Вступи в клуб. – Рона отвела глаза.

– Рона, – начала успокаиваться Джорджина. Какая удача, что она пригласила Рону. Интересно, когда Таннер собирался все рассказать ей об этом? – Во что они меня втягивают?

Сделав глоток вина, Рона поведала ей обо всем, что знала. Ирвинг Форбрац договорился с главой издательства, конечно же с ведома Таннера, и намерен провести целую кампанию, чтобы сделать Джорджину звездой домоводства.

Ошеломленная Джорджина слушала молча. Когда Сельма сообщила, что ленч готов, они пошли в гостиную и сели по обе стороны изысканно сервированного стола. Никто из них не произнес ни слова, пока Сельма подавала блюда, а Гровер наливал вино в бокалы.

– Даже не верится, что ты не в курсе дела, Джорджи, – наконец сказала Рона, разворачивая огромную камчатную салфетку и раскладывая ее на коленях. – А тебя это чем-то смущает?

Джорджине было трудно ответить: в горле стоял ком. Она не могла объяснить Роне, как потрясена, как зла на Таннера. Может, это даже не гнев. Она чувствовала себя раздавленной и беспомощной.

– В общем-то, да, – с трудом выдавила она, ковыряя салат. – Хотя, наверно, я должна радоваться.

– Не замечаю энтузиазма, голубушка.

– Да его у меня и нет. На меня свалилась куча забот.

– А, вот в чем дело, – небрежно сказала Рона, отламывая кусок теплой булочки. – Ты почувствуешь себя куда бодрее, когда тебе представится возможность окунуться во все это. Кстати, что ты носишь?

Джорджина оглядела свой свитер.

– Толком не знаю. Вроде купила у Донны Каран, на распродаже.

– Нет, нет. Я спрашиваю, что ты наденешь на прием.

Джорджина выронила вилку.

– Прием? – как автомат, повторила она. – Будет прием?

– Конечно. О, Господи, ты и об этом не знаешь! – Рона схватилась за голову. – Он состоится... примерно через неделю, в следующую пятницу. В Зимнем дворце, в таком большом стеклянном зале в Финансовом центре. Надеюсь, ты расскажешь мне, как все пройдет, потому что меня там не будет. Прием только для светил из „Уинслоу" и прессы.

– Прием... для меня? – спросила Джорджина, уставившись в пространство.

– Конечно, его устраивают из-за тебя.

– Чего ради из-за меня устраивать прием? Моя книга выйдет в свет в лучшем случае через несколько месяцев. Вот тогда можно устроить прием.

– О, не сомневаюсь, что тогда будут и вечеринки и приемы, дорогая. А на этом объявят лишь о том, что заключен договор на издание этой книги. Что-то вроде: „Ура нашей Джорджине, ура!"

Джорджина не могла пошевелиться. Она сидела, глядя в одну точку. К ней вернулась знакомая по прежним дням подавленность; в ушах стоял гул. Она молча потянулась к серебряному колокольчику, чтобы вызвать Сельму. Не успела она поставить его на место, как та появилась.

– Сельма, не принесете ли другую вилку? – попросила она.

– Конечно, мэм. Подавать десерт, мэм?

– Да, спасибо, Сельма, – безучастно произнесла она. – Десерт очень вкусный, Рона. Малина с подливкой из соуса Гран Марнье, посыпанная сахарной пудрой, с кремом „фраше". Делать его очень просто. Можете сами. Возьмите чашку густых сливок, размешайте их...

– Джорджи! – воскликнула Рона, переводя взгляд с Сельмы на подругу.

– ...и добавьте такое же количество сметаны. Пусть смесь стоит сутки при комнатной температуре.

– Джорджина? Ты в порядке? – спросила Рона.

Джорджина замолчала, все так же глядя в пространство. Не слышала она и слов Сельмы:

– Миссис Дайсон?

Воцарилось тягостное молчание. Наконец Джорджина взглянула на Рону, внимательно наблюдавшую за ней.

– Помоги мне, – прошептала она, глядя на нее потухшими глазами. – Помоги мне, пожалуйста. Я задыхаюсь.

Прошла неделя после столкновения Ирвинга с вооруженной кухонным ножом Нивой, но она так и не вернулась в квартиру в „Трамп Тауэр". Это его весьма устраивало. Если он в чем-то и разбирался, то уж, конечно, в законах. Она его бросила. Поскольку она съехала с квартиры, у него будет серьезное преимущество в суде по бракоразводным делам.

Сидя в своем кабинете и ожидая звонка Таннера, он размышлял о том, выполнит ли Нива свою угрозу и обратится ли в прессу. Ирвинг понял, что этого не произойдет. Он сможет контролировать каждый шаг Нивы, как это ему всегда удавалось. Если она и доберется до Джо Стоуна в „Курьере", Ирвингу достаточно сказать лишь слово Таннеру, и любая история Нивы будет зарезана на корню. Да и вообще, к масс-медиа ей не подступиться. Всю жизнь завязывая нужные связи, он понял, как устроен мир, на какие кнопки надо нажимать чтобы добиться какой-либо публикации, и как закрывать доступ к средствам массовой информации.

Его значительно больше волновало, справилась ли репортерша Таннера со своей миссией в Лондоне, удалось ли ей выкрасть девчонку у англичан и доставить ее в Штаты. Тогда у него появится возможность убедить эту Марию в том, что он обладает бесспорным правом опубликовать ее историю.