– Так оно и есть, – сказала Кик, мечтая, чтобы на ресторан упала ракета. Тогда они оставят наконец эту тему и начнут спасать раненых.

– Слава Богу, что подвернулся „Курьер", – сказал он. – В этой суматохе я просто не успевал ни о чем думать. А возвращаясь домой, спасался виски.

Она с надеждой ухватилась за неожиданно представившуюся возможность, начав с энтузиазмом рассказывать ему, как любит газету. Сработало. Казалось, его обрадовало, что кто-то любит такие издания, да и вообще средства массовой информации.

Кик, выяснявшая для Лолли, собирается ли жениться Уоррен Битти, отправится ли в тюрьму Леона Хелмсли и каковы подробности развода Иваны Трамп, научилась внимательно слушать собеседников.

Время от времени он о чем-то спрашивал ее, и она коротко и четко отвечала, надеясь, что ей удастся отвлечь его от разговора о Малтби. Похоже, он с удовольствием слушал ее, иногда смеялся от души и сам рассказал ей несколько любопытных историй из тех времен, когда был военным журналистом. У него была пестрая жизнь: еще мальчишкой, с заданием от „Роллинг Стоун" он провел несколько дней в гибнущем Сайгоне, работал в Бейруте, ползал под пулями в Панаме и только потом стал редактором „Курьера".

Перед тем как Джино принес им кофе, Кик расслабилась настолько, что осмелилась спросить, кто займет место Лолли.

– Что будет с ее колонкой?

Джо Стоун застонал и схватился за голову.

– Вот тут-то мне и достанется куча радостей, – сказал он.

– Простите...

– Ничего. Просто я знаю, что меня заклюют до смерти. Слишком многие претендуют на это место, но далеко не все подходят для этой работы. Едва ли газета станет ждать, пока кто-то завоюет себе имя. Газета способна раскошелиться ради известного человека.

Джо помахал официанту, чтобы тот принес счет. Джино, стоявший в дверях, исчез.

Когда Кик повернулась, Джо сидел, положив руки на стол и навалившись на них грудью.

– Лучший ленч, который у меня когда-либо был, – улыбаясь, сказал он.

– Самый лучший из всех? – засмеялась Кик. Вдруг Джо задумался.

– Когда-то я писал о конференции НАТО в Париже и перекусывал в маленьком кафе, выходившем на Сену... – начал он, но тут же покачал головой. – Впрочем, сравнения быть не может. Тогда я был один.

Кик поняла, что он дурачится, но это было прекрасно.

– А мой лучший ленч был в старом винном погребке на Флит-стрит, когда я отмечала первое Рождество в колледже. Друг моего отца работал тогда в лондонской „Таймс" и привел меня туда. Стояли холода, шел дождь, там было полно журналистов, не желавших возвращаться на работу. Они пили и что-то рассказывали.

– „Эль Вино".

– Точно! Вы его знаете?

– Конечно. Немало часов я проторчал в „Эль Вино". Не могу припомнить, чем там кормили.

– Дело не в этом, там было ощущение общности. У меня ведь не было настоящей семьи. Только я и бабушка. И в тот день в „Эль Вино" я в первый раз оказалась в обществе людей, профессия которых сплотила их в семью. И этот день изменил мою жизнь.

Джо положил кредитную карточку на счет, протянутый Джино, и расписался в нем.

– Теперь вы, конечно, понимаете, что на ваше решение повлияло общение с компанией пьяниц, которые сочиняют байки, а не работают?

– Конечно, но я никогда не жалела об этом.

– Вам в самом деле так нравится эта бандитская профессия? – спросил Джо, отодвигая стул.

– Еще бы!

– Ну что ж, посмотрим, чем я смогу вам помочь.

Когда они шли по неровным плитам садика, Кик почувствовала, как его рука легко коснулась ее талии. Она надеялась, что он не заметил, как она вздрогнула.

Джо не собирался возвращаться в контору после ленча с Кик, но в такси было так душно, что когда оно вырулило на Восьмую авеню, хорошее настроение Джо рассеялось. Проехав еще пару кварталов, он понял, что с ним происходит. Последние два часа он нравился самому себе. Оказалось очень приятно быть самим собой.

Он попытался вспомнить, какой он представлял себе Кик. Когда он позвонил ей и пригласил на ленч, Джо просто не думал об этом. Он знал одно: она как следует вкалывала для Лолли. Этого было вполне достаточно. Ему хотелось, чтобы материал о Лолли, который должен был стать гвоздем номера, сделал человек, имеющий на это право и способный справиться с задачей.

Он совсем не ожидал, что повеет свежим ветерком, когда в садике Джино появится эта веснушчатая физиономия. Дело не только в том, что она обезоруживала простодушием. Эта девушка, умеющая слушать, была редким явлением в Нью-Йорке девяностых годов.

Думая о своих сложных и неровных отношениях с Бэби, он вспоминал непринужденный разговор с Кик, и душа его радовалась, словно он слышал „Бранденбургский концерт".

Слегка коснувшись ее талии, когда они выходили из ресторанчика, он почувствовал под легкой тканью летнего платья прохладное упругое тело. Может, это и показалось ему, но он готов был поклясться, что от его прикосновения она вздрогнула.

Трудно вообразить, что в Нью-Йорке осталась женщина, которая вздрагивает от прикосновения мужской руки.

Что-то надо решить с Бэби. Бэби... Это будет и трудно и неприятно. Поняв, что место Лолли освободилось, Бэби вцепилась в него, как хорек.

Погруженный в размышления, он чуть не столкнулся с какой-то парой, двигавшейся ему навстречу. Они были в шортах и майках, обычных для воскресного дня в Нью-Йорке. Мужчина катил перед собой коляску с ребенком, а малыш постарше сидел у него на плечах с водяным пистолетом. Под руку с ним шла женщина.

Когда они разминулись, Джо почувствовал такой острый приступ ностальгии, что у него закружилась голова. Он прижался к стене здания, чтобы немного постоять в тени.

Потом ускорил шаги, но это чувство не покидало его. Как странно, подумал Джо. Он же совсем не сентиментален. Он женился на Бэт потому, что хотел этого. Большинство его сверстников уже обзавелись спутницами жизни. Чтобы сделать предложение по всем правилам, ему пришлось проявить немалое мужество. Считая, что его уклад жизни дает ему право на это, Джо чувствовал уважение к себе. Хотя он никогда себе в этом не признавался, в те времена ему казалось, что появилась надежда на стабильные отношения, и он был бы не прочь даже обзавестись детьми. Как выяснилось, брак ничего не дал ему. Но теперь он понял, что все еще чего-то ждет.

Может, хаотичность его жизни объясняется тем, что он не хочет быть один. Он тосковал по спокойным отношениям без взаимного раздражения и скандалов. Но между „Касабланкой" и „Фатальным увлечением"[3] стало тяжелым испытанием быть гетеросексуалом.

Вот если бы Кик Батлер разделяла его стремления к спокойной нормальной жизни! В конце концов одно то, что она где-то рядом, окрыляло его надеждой.

Каковы бы ни были его отношения с Бэби, в них нет тепла.

Проведя несколько часов с Кик, он понял, что должен взять себя в руки и вернуться к нормальной жизни. Но вот вопрос – как?

Джо махнул охраннику в холле, свернул к дверям, ведущим в здание „Курьера", и поднялся в пустом лифте.

Увидев в коридоре Бэби, Джо почувствовал раздражение от ее покачивающейся верблюжьей походки. Таким способом она обычно старалась привлечь внимание к своей особе. Бэби прижимала к своему огромному бюсту компьютерную распечатку.

Господи, подумал он, сейчас она будет врать, что ждала меня.

– Что ты здесь делаешь? – грубовато спросил он, ускоряя шаг и тем самым давая понять, что занят по горло.

– Ты как всегда спешишь, – протянула Бэби, внимательно осматривая его с головы до ног.

Джо свернул к своему кабинету. И не оглядываясь, он знал, что Бэби следует за ним по пятам.

Он поспешил сесть за стол, надеясь тем самым оградить себя от ее цепких лапок.

– В чем дело? – спросил Джо, перебирая бумаги на столе.

– Господи, как тут холодно, – игриво сказала Бэби, прижимаясь бедром к краю его стола. – Честно говоря, Бэби мерзнет весь уик-энд. И кто-то все не навещает Бэби и не хочет ее согреть.