Можно было бы бросить гравигранату и попробовать завалить проход, но Богдан не желал рисковать: кто знает, не вызовет ли обрушение в одном месте цепочку обрушений где-то ещё – либо впереди, либо непосредственно над его головой.

Минуту-другую ничего не происходило, затем в проёме что-то мелькнуло, и тут же раздались крики – визгливые женские и грубые мужские. Фигура в длинном платье заслонила собой отверстие и замерла, явно не решаясь кинуться в темноту. Даже отсюда было слышно тяжёлое дыхание и тихие причитания. Затем кто-то резко оттащил женщину от входа, раздались звуки борьбы, вскрик – и всё на время затихло.

В проёме возникло уже две фигуры, явно мужские – слабо поблёскивали клинки в руках.

– Ну, что ты думаешь? – спросил один. – Кто-то тут явно убежал. Как же дверь-то так срубили, не понятно?

– Темно там, ни черта не видно, – добавил второй. – Давай-ка отойдём от проёма, а саданут из арбалета – мы-то как на ладони на свету.

– Скорее всего, тот, кто тут был, уже убежал, – заметил его напарник. – Чего ему там сидеть, если ход этот куда-то ведёт?

– Пойдём, факел поищем?

– Зачем? Ну убежал – да и чёрт с ним! Нам-то что? Там во дворе, похоже, уже всех добивают, замок наш. Давай отдохнём – вон, и баба валяется…

– Да ты её убил, похоже! Так по башке дал!

– Ерунда! Баба – как кошка, оклемается, – засмеялся первый. – Вон там и лежаночка имеется, давай её туда. Позабавимся! Я, знаешь, как пару-тройку людей зарублю – так на баб тянет, удержу нет.

Фигуры исчезли, и донеслась приглушённая возня, снова закричала женщина.

– Спокойно, спокойно, – пробормотал Богдан. – Всех бед мира, что того, что этого, ты не изменишь…

Давид потянул его за рукав:

– Надо уходить, господин…

– Надо, надо, – чуть задумчиво кивнул Богдан.

Он сбросил с плеча поклажу к стенке тоннеля.

– Сиди здесь, не вздумай утащить мои вещи – из-под земли достану!

С этими словами Богдан осторожно пробежал к дверному проёму и выглянул в помещение «банно-прачечного комбината» замка. Он увидел то, что ожидал увидеть: двое вояк трудились над сопротивляющейся женщиной, которая, судя по одежде, относилась к знатному сословию.

Женщину повалили на широкую скамью, один из солдафонов рванул рукав платья, и лиф разошёлся, обнажая грудь дамы. На секунду мужчины замерли и загоготали.

– А цыпочка без нарядов ещё более хороша! – сально облизываясь, заметил один.

Женщина привстала и свободной рукой влепила говорившему пощёчину. В ответ мужчина наотмашь хлестнул её ладонью, да так, что дама шмякнулась головой о скамейку и обмякла.

– Ты не увлекайся-то! – крикнул, прихохатывая, второй вояка. – Мне с трупом любиться без надобности – а пока сейчас ещё бабу найдёшь: либо разбежались, либо уже разобрали всех.

– А чего она, сука… – ответил первый, потирая щёку. – Ничего, сейчас разденем, да водой плеснём – оклемается. Я тоже люблю, когда не бревном лежит, а ногами дрыгает…

«И зачем мне это надо?» – почти обречёно подумал Богдан.

Вещи, подобные убийствам, грабежам, и насилию, сопровождавшим войны во всех формах, происходили во все века и явно во всех мирах – и в тех, у которых нет Создателя, и в тех, где он есть, заставляя усомниться в изначальном добром замысле Господа, если так его можно называть.

И никто до сих пор – ни Бог и ни герои – так и не сумели положить этому конец. Естественно, во все времена в словотворчестве людском жила вера в подобных героев (как, впрочем, и во всемилостивого Господа), которые как-то противостоят злу. Но, если вдуматься, что меняет герой, карающий одного-двух злодеев? Ровным счётом ничего: лишь только герой отворачивается, как место поверженного злодея занимает вчерашний, казалось бы, праведник. И «пыточное колесо истории» крутится снова, перемалывая заодно и чуть успокоившихся и зазевавшихся героев.

Конечно, лучше всего пойти своей дорогой – ему ещё так далеко идти, и он не уверен уже, что доберётся, особенно если будет встревать в чужие разборки. Добро бы ещё под патронажем короля Хруодланда, а так вот – просто бессмысленно.

Кстати, если бы уж помогать, так действительно королю и Тассилону, спасать ту же Феофану, с которой он так приятно провёл время, а не какую-то дворцовую шлюху, которая явно после пирушек меняла постель за постелью. Так что изменится, если её поимеют ещё эти солдаты? Ровным счётом ничего – зря сопротивляется, дура, целее будет.

Богдан хотел уже было подавить свой первоначальный порыв и вернуться в тоннель, однако, повинуясь какому-то внутреннему толчку, он помотал головой и громко сказал:

– А ну-ка, господа хорошие, чего привязались к даме? Она же вас не хочет!

«Героем, что ли, побыть захотелось? – тут же подумал Богдан, удивляясь сам себе. – Или убивать понравилось? А ведь сейчас снова придётся…»

Солдаты повернулись к нему, разинув рты, обрамлённые почти одинаковыми усами и бородками – только у одного они были почти чёрными, а у второго существенно светлее, с рыжинкой. Один уже даже начал расстёгивать свою перевязь с ножнами. Вид Богдана, вышедшего из темного проёма подземного хода без традиционного меча в руке, судя по всему, не внушил им опасений.

Вояки переглянулись – и ухмыльнулись.

– Это кто ж такой? – поинтересовался тот, что расстёгивал перевязь.

Второй мужчина вытащил меч из ножен, а во вторую руку взял длинный кинжал, и изготовился, принимая боевую стойку.

– Судари, – мягко начал Богдан, – по какому праву вы чините насилие над благородной дамой? У вас что, есть на это разрешение славного короля Хруодланда?

– Я тебе сейчас объясню, какие у нас права… – первый вояка тоже схватил меч.

Второй начал чуть уходить в сторону, приближаясь к Богдану.

Землянин сделал шаг назад и упёрся спиной в стену – теперь на него можно было напасть только спереди.

– Вы мне лучше объясните, что произошло, и кто напал на замок? – сказал он чуть насмешливо, чувствуя, тем не менее, что голос подрагивает. – Судя по всему, вы принадлежите к тем силам, которые ворвались сюда. Будьте так любезны, объясните, кто и почему атаковал короля Хруодланда в его резиденции?

Мужчины снова переглянулись. По всему вероятности, саркастически издевательская манера, в которой Богдан пытался задавать вопросы, была для них в диковинку.

– Я тебе сейчас задницу надеру, мальчишка! – повысил голос темноволосый вояка.

В свете масляных ламп он разглядел, что Богдан выглядит молодо, а самим мужчинам было по земным меркам никак не меньше, чем лет по сорок. Впрочем, здесь это могло быть и «по сто».

– Ты о своей жопе лучше побеспокойся, – посоветовал Богдан. – А я тебе задал вопрос – ответь! Так кто напал на замок короля?

– Ах ты, сучонок!.. – первый выставил меч и бросился к Богдану.

Испытывая тягостно-давящее чувство, но не мешкая ни мгновения, Богдан нажал на спуск лучемёта, который у насильников не вызвал никакого опасения в виду своей явной малости и, конечно же, полного отсутствия клинка.

Тонкий лучик прошил грудь нападавшего в районе сердца, и, мужчина, споткнувшись, выронил меч, зазвеневший по каменному полу. Секунду солдат стоял, покачиваясь, а потом рухнул на пол, ещё громче, чем меч, звеня железом своих доспехов.

Его партнёр вытаращился на Богдана. Он с трудом соотносил действие чего-то сверкнувшего на мгновение, и падение своего товарища.

«Чёрт, – подумал Богдан, – я прямо-таки каким-то Джеком-потрошителем становлюсь: третий труп за неполную неделю!..»

Рыжеватый опомнился, но не прыгнул слишком быстро вперёд, а начал, пританцовывая, подходить к Богдану. Это неспешное действие врага дало землянину возможность сориентироваться и действовать более спокойно. Он решил, что если уж совершать ненужные спасительные поступки, то кроме чисто моральной следует извлечь и практическую пользу из подобных действий – разобраться, кто же атаковал замок так неожиданно и вероломно.

Потому Богдан решил не доводить дело со вторым потенциальным языком до летального финала, а предупредил выпады мечом, аккуратно прицелившись и срезав клинок почти на три четверти длины, как можно ближе к крестообразному эфесу, стараясь при этом не убить воина и не задеть остававшуюся без чувств на скамье женщину.