Далеко в лесу раздался крик, напоминавший уханье визгливого филина. Богдан вздрогнул, но крик стих, и ночь продолжала спокойно висеть над поляной, посматривая на новоприбывшего одиноким глазом луны, медленно плывшей по небу.

Опасливо косясь на черневший метрах в пятидесяти лес, Богдан начал проверять своё снаряжение. Луна уже взошла высоко и давала света куда больше, чем на Земле в полнолуние. Внешне это, без сомнения, была луна цилиндрической планеты, и если так, то от спасительного дворца его отделяет всего около 4000 километров по прямой.

Богдан невесело усмехнулся: «всего» 4000 километров! Попробуй-ка доберись!

У него оказался с собой лучемёт – хорошо, что он везде таскал оружие! С другой стороны, не помешал бы лучемёт покрупнее, и Богдан горько пожалел, что так быстро исключил его из своей экипировки, разгуливая по дворцу. Впрочем, он мог попасть на этот остров и вообще без оружия, так что философски полагал, что ему всё-таки повезло.

Правда, имелось всего три запасных обоймы, не считая той, что находилась в магазине. Дополнительным везением являлось и то, что он не выложил из кармана гранаты-горошины, которых оказалось двадцать шесть штук.

На поясе висел нож, не намного длиннее стандартного штык-ножа от автомата. Однако нож обладал замечательным свойством: при нажатии на кнопку, удобно расположенную на рукоятке, лезвие, как понял Богдан, обволакивалось неким силовым полем и резало практически любой материал – хоть дерево, хоть камень – с лёгкостью, с какой хороший столовый нож режет мягкое масло. Таким образом, для начала вооружение было совсем неплохим.

Одет Богдан был в очень удобный комбинезон, который он сразу выделил среди разнообразной одежды в гардеробе неизвестного хозяина этого мира. Ткань позволяла комфортно чувствовать себя в широком интервале температур окружающего воздуха, а на самом одеянии имелось множество удобных карманов. Разгуливая по дворцу, юноша, как правило, обувался в высокие ботинки, напоминавшие земные кроссовки – обувь прочную и очень удобную. Не было у него, правда, головного убора, но Богдан не думал, что здесь будет настолько холодно, что шапка может понадобиться. В конце концов, у комбинезона имелся втягивающийся в воротник капюшон.

Кроме всего упомянутого у него нашлись зажигалка, небольшой фонарик, вставляемый в клапан одного из нагрудных карманов комбинезона и простой перочинный нож. Обнаружился даже блокнотик и ручка, которыми Богдан делал кое-какие пометки при прогулках во дворце. В одном кармане лежал отрезок тонкого шнура, длиной метра полтора. Этот шнур Богдан подобрал всего несколько минут тому назад в зале музея: верёвка валялась на постаменте, где стоял скелет питекантропа. Сколько она там пролежала и кто её оставил, можно было только гадать, но сейчас любая мелочь была кстати, и молодой человек поздравил себя с тем, что сунул шнур в карман.

На руке у Богдана продолжали красоваться его земные часы «Восток-Амфибия», которыми он очень гордился и которые продолжал носить и здесь. Часы не боялись воды и имели светящийся в темноте циферблат.

У него даже оказались предметы роскоши в виде плоской коробочки тонких душистых сигарок. К сожалению, не было еды и питья, но не мог же Богдан предвидеть всего настолько!

В любом случае, он оказался не совсем без «средств к существованию», а добыть какую-то еду, судя по всему, можно и тут: если кто-то кричит в лесу и кто-то бегает по берегу, то уже есть некоторая гарантия от голодной смерти.

Как бы то ни было, похоже, что Богдану предстояла нешуточная «робинзонада», исход которой он сейчас не взялся бы предугадать.

Богдан пересчитал оставшиеся в коробочке сигарки, со вздохом вытащил одну и закурил, посматривая в сторону леса.

– Довыпендривался, робинзон сраный! – с чувством сказал он. – И чего тебя на этот постамент потянуло, статуя ты долбаная?

С берега в сторону моря ощутимо тянул ночной бриз.

Часы в ожидании рассвета тянулись издевательски медленно. Богдан таращился в тёмные заросли, стараясь уловить любое подозрительное движение. Ночная жизнь леса была достаточно активной: там раздавались шорохи, крики то ли птиц, то ли зверей, но за исключением ещё одного небольшого представителя местной фауны, пробежавшего по открытому участку, отделявшему незадачливого путешественника от стены деревьев, никто более серьёзный не появлялся.

Под утро, когда небо в том месте, где в данный момент был восток, уже чуть-чуть засветилось, предвещая появление солнца, несмотря на нервное напряжение, Богдан всё-таки задремал, привалившись спиной к основанию точки перехода. По-прежнему было очень тепло, камень даже не совсем остыл за ночь, поэтому Богдан не замёрз и не мог сказать, сколько проспал в таком полусидящем положении.

Когда он открыл глаза, солнце болталось высоко в небе, а прямо напротив Богдана сидела крупная птица, напоминавшая куропатку. Желудок тут же подсказал, что такая жирная курочка вполне может сгодиться не то что на завтрак, но и на приличный обед, особенно для одной персоны. Но спросонья Богдан сделал слишком резкое движение, и птица неожиданно резво упорхнула, перевалив за край обрыва.

Стрелять ей вслед юноша не стал, экономя драгоценные заряды для более верного случая. В конце концов, он пока не умирал с голоду.

Богдан встал и потянулся, разминая немного затёкшие конечности. В принципе, уже хорошо, что его не выкинуло в какой-нибудь мало пригодный для жизни мир – такое, наверное, тоже могло случиться. Здесь же у него точно есть хоть какая-то еда, и, скорее всего, вода. Правда, источник воды ещё требовалось найти.

Вот когда оружие станет бесполезным, тогда придётся гораздо хуже, если только он не найдёт дорогу во дворец раньше. В любом случае стоит подумать о том, чтобы в целях экономии сделать какое-то примитивное, но и дешёвое в эксплуатации оружие.

При ярком свете дня Богдан ещё раз вгляделся в раскинувшуюся перед ним водную гладь. Он был почти уверен, что это Торцевой океан – горизонт, казалось, тонул в бесконечности. Всё выглядело именно так, как и должно было выглядеть, да ещё и с существенно возвышенной точки: горизонт, теряющийся в неимоверной дали, закрываемой только завесой испарений. С одной стороны на не определяющемся из-за непривычной перспективы расстоянии просматривались ещё какие-то острова, и один из них весьма крупный.

Каждая грань и торец планеты-цилиндра представляли собой плоскости. Если на гранях и на том торце, где располагался дворец, имелись значительные складки местности, то Торцевой океан, по определению, был ровным. Единственным, что нарушало его плоскость, были кое-где встающие из воды острова. Теоретически, если бы не атмосферная дымка и испарения, здесь, особенно с возвышения, можно было бы видеть очень далеко, практически до «края земли», который очерчивался на этом торце горами так же, как на гранях.

«Поразительно, – подумал Богдан. – У нас на море до точки горизонта, кажется, километров двадцать, а здесь, стало быть, горизонт – это просто предел прозрачности воздуха…»

Положение было, конечно, паршивое. Во-первых, даже если это именно противоположная дворцу торцевая грань планеты-цилиндра, Богдан пока не мог сориентироваться – ведь он попал сюда через точку перехода, которая отсутствовала на его карте. Методом проб и ошибок действовать нельзя: даже если он найдёт тут иную точку перехода, то как определить, куда она ведёт? Вдруг его выкинет на ту же Грань Динозавров? Кто знает, не пошутит ли неизвестный хозяин дворца снова: вдруг обнаруженный переход вообще забросит его не в иное место этого же мира, а в некий совершенно иной мир. Хотя Богдан не знал, что конкретно творится на гранях планеты, жизнь тут была для него уже в какой-то степени предсказуема, а вот что может приготовить ему мир иной, он даже не догадывался.

Таким образом, требовалось определиться с направлениями поисков выхода и, значит, обследовать местность. Но проблема заключалась в том, что все контуры островов, особенно мелких, на карте изображались очень схематично. Поэтому даже если определить форму куска суши, сказать с уверенностью, где на карте он сейчас находится, Богдан бы не смог. Только по относительно крупному острову он как-то смог бы судить о месте, где оказался.