Спал он тяжело – ему всё время казалось, что на него что-то давит. Когда он проснулся, то понял, что тело болит даже сильнее, чем можно было предполагать после приключения в реке. Было такое впечатление, что он отлежал себе все бока из-за неудобного положения, в котором спал. Сквозь слипшиеся веки он увидел, что уже совсем рассвело – значит, китайцы так и не разбудили его, чтобы стоять в карауле. Видимо, пожалели.

Богдан хотел провести рукой по лицу, чтобы стряхнуть остатки сна, и только тут понял, что руки его связаны. Он резко дёрнулся и понял, что, в довершение всего, у него связаны и ноги. Это как нельзя лучше способствовало окончательному пробуждению, и Богдан услышал голоса, доносившиеся из-за кустов: Лао и Вэнь что-то обсуждали.

– Смотри, – сказал голос Вэня, – я понял: здесь есть вот эта штучка, она может установить силу луча. Смотри!

В дополнение этих слов из-за кустов сверкнул луч, и камень размером с кирпич разрезало пополам. Лао и Вэнь снова заспорили: первый просил дать ему выпустить «чудесный луч», а Вэнь говорил, что хватит, он, мол, и так понял, как пользоваться этим замечательным оружием.

– Эй, вы там! – закричал Богдан. – Что за шутки, ребята?

Голоса за кустами смолкли, и оттуда выступили китайцы – Вэнь держал в руке лучемёт.

– Это что значит? – Богдан кивнул на связанные руки.

Молодые воины переглянулись – они выглядели так, словно радостно-возбуждённых детей вдруг застал за неразрешённым занятием учитель. Но замешательство продолжалось недолго. Не говоря ни слова, китайцы прошли мимо Богдана и начали седлать коней.

«Да-а, – подумал Богдан, – что за чертовщина? Но как я не почувствовал, что меня связали… Стоп, эти уроды, башку даю на отсечение, что-то подмешали мне в чай!»

– Эй, ребята! – снова позвал он. – Что, так и будете молчать? Объясните хоть, что вам в голову взбрело? Я не понимаю, ведь мы же друзья, учитель Чжу приказал вам помогать мне, а вы так со мной поступаете!

Лао стиснул зубы и продолжал укладывать поклажу на коней. Вэнь крепился, но потом не выдержал:

– Ты не сказал ни нам, ни учителю, что у тебя на том берегу спрятано волшебное оружие! Ты задумал что-то нехорошее, поэтому мы решили забрать у тебя чудесный луч.

Богдан застонал: и угораздил же его дьявол не сдержаться и на глазах у китайцев палить по рыбе-дракону! Не увидели бы они лучемёт – и в башку бы им ничего не пришло такого!

– Почему вы думаете, что учитель Чжу не знал о моём оружии, которое осталось на том берегу? Именно поэтому он и решил отпустить меня. Я ничего не задумал плохого, я просто хочу уйти в свой мир, а учитель не хотел, чтобы это зло, – Богдан кивнул на лучемёт за поясом Вэня, – осталось здесь, у вас. Поверьте, оно причинит много бед. Что вы собираетесь сейчас делать?

Китайцы переглянулись, и Лао чуть заметно кивнул Вэню. Тот подошёл и развязал путы на ногах Богдана. Землянин встал, разминая ноги, и кивнул на свои по-прежнему связанные руки.

Вэнь отрицательно покачал головой.

– Но почему же?! – почти крикнул Богдан. – Что вам в головы взбрело?

Вэнь посмотрел на Лао и сообщил Богдану, что они решили воспользоваться чудесным оружием, чтобы покончить со всем злом в мире.

– Со злом?! Вы, ребята, решили вот так вот взять – и покончить со всем злом?! – Богдан не знал, плакать ему или смеяться; не был бы он связан и имел бы лучемёт, он бы, конечно, смеялся.

Лао затянул подпругу под брюхом лошади и подошёл к напарнику: он тоже решил сказать своё слово. Оказывается, они хотели покончить с работорговцами, с которыми император имеет тайные соглашения, наказать чиновников, угнетающих народ непомерными поборами, сместить императора, который погряз в роскоши и не думает о своих подданных. Но самое главное, молодые китайцы хотели покончить с запрещениями на определённые виды исследований и изобретений, которые якобы установлены Всевышним.

В общем, они хотели вернуть в страну справедливость, которая существовала, по преданиям, когда их народ пришёл сюда. Затем следовало разобраться с арабами, похищающими людей и вообще являющимися исчадием зла. Император поддерживает с ними внешне добрые отношения, потому что не хочет войны, но война часто нужна, чтобы добиться праведных действий от неправых людей или покарать таковых.

Богдан всплеснул связанными руками:

– Господи, глупцы! Вы ничего не сделаете моим оружием – у вас кончатся заряды, они там не бесконечны – вас схватят и повесят через несколько часов! А как вы посмотрите в глаза вашему учителю?!

– Не пытайся нас обмануть, мы тебе не поверим. Учителю мы всё объясним, уверен, он будет на нашей стороне. Тебя же мы оставим здесь – на волю судьбы…

– Да чёрт вас побери, выслушайте меня!.. – и Богдан снова всплеснул руками.

Он хотел всё-таки внятно объяснить, что заряды лучемёта кончатся, что два парня не смогут решить проблемы целой страны, не став настоящими лидерами общества, а не просто обладателями одной единицы сильнейшего в этой ситуации оружия, но – всего лишь одной, и к тому же всего с одной запасной обоймой. Он понимал, что если его оставят здесь, он почти обречён: даже если сумеет перетереть верёвки о какой-то камень, куда ему деться в этой лесостепи – без коня, без оружия – без всего? Хотя до точки перехода чуть больше дня пути, но это – верхом, да и что он станет делать вообще без оружия дальше, на грани Африки?

И он уже понял, что слова бесполезны – таким фанатизмом горели глаза Вэня, и поэтому всплеснул руками, но всё-таки хотел сказать всё, что думает…

Но вдруг Богдан осёкся – из-за отворота рукава на песок, который покрывал землю здесь, рядом с ручьём, вылетела чёрная горошина. Гравиграната, которую он считал потерянной, оставалась за складкой кожи всё это время – вода, видимо, сместила её в сторону, поэтому там, в реке, Богдан и не нашёл третью гранату. В складке разбухшей кожи шарик крепко держался и даже не вылетел за время езды на лошади. Сейчас куртка высохла, и граната выпала при резком движении руками.

Богдан замолчал и замер. На выпавший шарик Вэнь не обратил внимания – видимо, он его даже не заметил, – а замешательство Богдана истолковал по-своему – решил, что пленнику нечего сказать. Оба юноши переглянулись и продолжили седлать коней.

Богдан лихорадочно думал. Это был его шанс: он не мог ни в чём убедить этих парней – чтобы он ни говорил, они бы не поверили. Более того, теперь они уже просто побоялись бы развязать его и вернуть оружие. Если он не вывернется сейчас, то уж точно не вывернется – не может же столько раз везти в безнадёжных ситуациях!

Он опустился на колени и прижался лбом к песку, делая вид, словно стонет от отчаяния. На самом деле, Богдан схватил «горошину» связанными руками.

Китайцы, не обращая на него внимания, пошли к своим коням. Богдан встал и трижды сдавил смертоносную «горошину».

– Ребята, вы не правы! – крикнул он. – Видит бог, я думал, мы останемся друзьями, но вы сами всё испортили.

Лао и Вэнь в недоумении обернулись, и Богдан бросил гранату, одновременно отводя глаза – ему не хотелось видеть, как убивает парней, против которых он, в принципе, ничего не имел.

Подойдя к трупам, он несколько секунд всё-таки смотрел на то, что осталось от Вэня и Лао.

– Как вам, ребята, животы скрутило, однако, – не удержался он.

Найдя свой нож и, не включая полевой режим, Богдан перерезал верёвки, связывающие руки. Осмотрев лучемёт, он обнаружил, что «ретро-неомаоисты», пробуя стрелять из «чудо-оружия», израсходовали почти половину магазина. Сделать с этим, правда, было ничего невозможно, хоть изматерись, и оставалось лишь порадоваться, что есть ещё запасная обойма – в любом случае, он почувствовал себя теперь куда более защищённым.

На всякий случай он отрезал от кожаного ремня тонкую полоску и примотал последнюю обойму к корпусу лучемёта, чтобы весь оставшийся боезапас находился в одном месте.

Посмотрев на всходившее солнце, Богдан, несмотря на ломоту во всём теле и досаду от двойного убийства, которое ему пришлось совершить не по своей воле, усмехнулся вслух: