Севелина ничего-ничегошеньки не знала о планете, на которую занесла ее судьба, она ничего о ней не понимала, она не верила в нее. Севелина была еще слишком маленькой, чтобы понимать суть вещей за размытыми образами. Принцесса Севелина, девочка-дикарка, мечтающая стать пиратом, ничего-ничегошеньки не понимала о жизни и, как все дети, не верила в смерть.

«Вот если они придут сюда… — думала Севелина, — Если…»

Она попыталась представить, что будет тогда и почему-то ей все-таки стало страшно.

Когда Маша проснулась, она первым делом нашла взглядом Лин.

Девочка стояла у окна, сгорбившись, вцепившись напряженными пальцами в подоконник, внимательно смотрела на что-то, скрытое за серой пеленой и снежной крошкой. Смотрела вниз, а не в небо.

— Лин…

Девочка вздрогнула от неожиданности, обернулась.

— Чего? — спросила мрачно.

— Ты давно проснулась?

Маша поднялась с постели, нашарила ногами тапочки.

— Кушать хочешь?

— По твоему, я все время должна хотеть есть? — хмыкнула Лин, — А если поход, если авария на корабле, а запасов мало? Надо уметь есть мало и редко.

Маша призадумалась. М-да, неожиданные заявления девочки слишком часто ставили ее в тупик.

— Ну хорошо… — проговорила она, — Но мы не на корабле, и голод нам не грозит… Может быть, все-таки…

Лин пожала плечами всем своим видом изображая снисхождение.

— Ну ладно.

— А еще… малышка… может быть ты хочешь помыться?

Наименование «малышка» словно ножом резануло по сердцу. Севелина поморщилась и рявкнув: «Нет!», удалилась в соседнюю комнату, где встала у окна, как статуя командора, скрестив на груди руки и кипя праведным гневом.

«Когда-нибудь я ее выпорю», — устало подумала Маша и отправилась в ванную.

Маленький монстр хочет быть грязным? Да ради Бога!

Больше не предложу!

Маша встала под душ, под настоящий душ из настоящей воды! И какое же это было блаженство! Мыться надо водой, а не под струйками невесомого не пойми чего, что едва касается кожи и, якобы, прекрасно очищает ее, даже не только на поверхности, но и поры раскрывает и вытягивает из них всякую гадость.

Много лет Маша полоскалась в этом «не пойми чем» и за все эти годы так и не смогла привыкнуть к нему. Да, кожа была чистой и свежей, но чего-то не хватало! Должно быть, не хватало горячих струек, бьющих по плечам, стекающих по животу и бедрам ручейков. Ощущения мокрости.

Ну что это, согласитесь, за мытье, когда выходишь из кабинки таким же сухим, каким в нее и зашел?

Маша полоскалась долго, не в силах заставить себя отказаться от сладостного наслаждения быть мокрой и старалась ни о чем не думать.

Имеет она право отвлечься от мрачных мыслей хотя бы на пол часа? Пожалуй, имеет! В конце концов — это уж слишком, когда на ее бедную голову вешаются не только проблемы безопасности родной планеты, но и маленькие монстры, с которыми непонятно как обращаться!

Когда она вышла, то встретила мрачную Лин у порога.

— Когда за мной прилетят?!

«Никогда!» — хотела ответить Маша тем же тоном, что и девочка, но взяла себя в руки и заставила почувствовать себя мудрой седой учительницей, посвятившей жизнь перевоспитанию хулиганов и сорванцов.

— Скоро, — сказала Маша, попытавшись улыбнуться, — Только вот… Вряд ли твои друзья останутся тобой довольны, когда увидят твои грязные волосы и траурные ногти.

Лин насупилась и засопела.

— А когда точно за мной прилетят?

— Не знаю… Но вообще-то это может произойти в любой момент.

Хорошо ли лгать ребенку?

Интересный вопрос. С педагогической точки зрения, наверное, не очень хорошо… Ну да и черт с ним! Вернее, с ней — с педагогикой. Если этого маленького дьяволенка можно затащить в ванную только с помощью лжи, то пусть будет так.

— Ладно… — буркнула Лин, — Туда что ли идти?

— Э-э… Лин… Ты сама не справишься. Я должна буду тебе помочь.

Лин неожиданно густо покраснела.

— Вот еще! Я сама!

— Ну сама — так сама.

Маша внутренне злорадно улыбнулась, уверенная на все сто, что Лин и представить себе не может, что можно мыться водой.

— Если что — позовешь.

Она подробно объяснила девочке, как пользоваться водой, шампунем и гелем для душа, она выдала ей мочалку и полотенце и — отправилась на кухню.

Очень долго в ванной царила подозрительная тишина, только вода журчала, а потом раздался дикий вопль, сменившийся воем смертельно раненного койота.

Маша выронила крышку от сковороды, которой как раз в тот момент собиралась накрыть жарящуюся картошку и рванулась в ванную.

Маленькая Лин, с ног до головы покрытая пеной, стояла по колено в воде и орала, втирая кулачками оную пену в глаза.

— Лина! — закричала Маша, — Что случилось?! Не кричи! Не три глаза!

Она схватила душ и направила его в лицо девочки, свободной рукой тщетно пытаясь оторвать ее руки от лица.

— Лина! Сейчас все пройдет!

Видимо вода прорвалась-таки под кулачки и смыла пену с глаз, боль отступила, и вой раненного койота сменился отчаянным невыносимо горестным рыданием.

Кое-как смыв с ребенка воду, Маша кинула душ на дно ванной, схватила полотенце и набросила девочке на плечи. У нее самой глаза уже были полны слез и она готова была разреветься от жалости и к Лин и к себе и ко всему на свете сразу.

— Малышка… не плачь… пожалуйста.

Маша пыталась взять себя в руки, но ничего не получилось и она ревела вместе с девочкой, вытаскивая ее из ванной, кутая в полотенце, унося на кухню, сажая к себе на колени, гладя по мокрым и спутанным белым волосам, целуя в соленую от слез щеку и бормоча что-то невразумительное.

В конце концов Севелина выдохлась реветь, судорожные всхлипывания стали реже и она сползла с машиных колен.

Не говоря не слова она отправилась одеваться, а Маша рванулась перемешивать подгорающую картошку, недоумевая, что это такое с ней (с самой Машей, а не с картошкой) произошло. Совсем уж стала похожа на старое корыто, чуть что и в слезы! Кошмар какой-то, просто царевна Несмеяна.

На улице стремительно темнело.

Снег прекратился и небо почти очистилось от туч, явив тоненький серпик месяца и редкие звезды.

Космос выглядел пустынным и спокойным. Таким как всегда.

Хлопнула дверь. И с порога послышался бодрый пашин голос.

— Вау! В этом доме пахнет едой! Вку-усно пахнет!

Он ввалился на кухню, кинул на диванчик пакеты с какой-то снедью, упал рядом.

— Ужин-то скоро?

— Угу. Картошка и котлеты… из коробки…

— Ништяк! — обрадовался Паша, — Жрать охота, сил нет! Завтра я свожу тебя куда-нибудь, погуляем напоследок… А сегодня… Маш, а Маш?

Маша обернулась от плиты и Паша аж присвистнул от неожиданности.

— Ты плакала что ли? Почему?

— Сама не знаю, — вяло улыбнулась Маша, — Накатило что-то.

— А я это… Хотел попросить тебя… Если можно….

Он хитро улыбнулся.

— Ты правду сказала, что можно покататься на той штуке, на которой ты прилетела?

Маша задумалась на мгновение.

А почему бы и нет?

— Почему бы нет? — сказала она, — Давай.

Паша просиял.

— Прям сегодня?

— Давай сегодня. Тем более, что завтра у нас может уже и не быть.

— Да ладно… Ты же сказала у нас еще дней пять…

— Никто не знает, сколько у нас осталось… Давай не будем об этом, а? Поедим и пойдем полетаем.

Маша поставила перед Пашей полную тарелку с картошкой, положила ему две котлеты и пошла за Лин. С трепетом душевным.

Лин, видимо, ужасно переживала случившееся, она смотрела в пол и кусала ноготь. Волосы она забыла расчесать и те, успев высохнуть, торчали теперь в разные стороны. Но кушать девочка пошла. Села в углу, уткнулась в тарелку и очень быстро слопала все, что в ней находилось.

— Лин… Мы хотим пойти полетать, — сказала Маша.

Девочка вскинула глаза, в которых сверкнуло что-то вроде надежды.

— Только полетать. По орбите или чуть-чуть подальше… Поверь, я очень хочу, чтобы ты поскорее вернулась домой… Я очень хочу, чтобы тебе было хорошо, чтобы ты не страдала. Но я ничего не могу сделать…