— Вы сможете помочь ему? — спросил Эльхен.

— Господь милостив… — прошелестело существо еще тише, — У этого мальчика есть имя?

— Он назвался Эйком Эрдром, это имя ему дали… рабы, — последнее слово король произнес с большим трудом, словно существование рабства где-то во вселенной было его личным позором.

Он подошел к мальчику, поднял его на ноги и крепко обнял.

— Господь милостив, — повторил он слова монаха и подтолкнул мальчика к серому существу.

Монах повернулся к двери и выплыл из комнаты, мальчик последовал за ним.

В сером коконе оказалось на удивление удобно. И мягко. В нем как-то не чувствовалась сила тяжести и тело пребывало в покое. Эйк почувствовал себя лучше уже от того только, что оказался в этом коконе. Может быть не только из-за его удивительного удобства, но еще и потому, что отныне никто не мог его видеть.

Он спрятался, он остался наедине с собой…

Никто не пытался говорить с ним, спрашивать и в чем-то убеждать. Корабль, огромный, как город, летел через космос, тихо урчали мощные двигатели, монахи читали молитвы. И пели.

Когда они пели, у Эйка замирало и сжималось сердце. Он не понимал ни слова, но ему казалось, что понимает… Тогда вдруг переставал существовать корабль, и он один оказывался где-то посреди вселенной и качался вместе со звездами в лучах теплого серебряного света. Иногда в этом свете он видел огромные хрустально-серые глаза, необычайно красивые. Эти глаза излучали такую безмерную любовь к нему, что он начинал плакать. Просто от избытка чувств. Он понимал, что существо, которое смотрит на него этими удивительными глазами любит его, и любит многократно сильнее, чем мог бы любить его кто бы то ни было. Это была Истинная Любовь, та из которой появилось все мироздание.

Вскоре Эйк стал петь вместе с монахами. Он повторял за ними слово в слово песню Тому, кто так сильно любил его. Это была песня благодарности и надежды.

А потом он начал говорить с наставником… Или наставник начал говорить с ним…

— Я прожил у монахов больше пяти лет, — говорил командор, — может быть это были самые счастливые годы в моей жизни… Но в конце концов я начал чувствовать, что мое место не среди них, что я должен сделать что-то… Что-то, что могло бы оправдать мою жизнь и мое спасение из рабства, могло искупить мою вину за гибель тех, кто помог мне спастись и кого я спасти не смог.

Маша была ошеломлена, ей было больно дышать и горло словно сжалось спазмом. Она боялась заплакать — ей казалось, что это было бы крайне неуместно. Голос командора был таким спокойным, воспоминания, казалось, не вызывали у него никаких особенных эмоций… Господи, сколько же ему пришлось пережить!

Разве такое бывает? На самом деле?

— Я был свидетелем стольких смертей, Маша, что просто не мог уже думать о ценности каждой отдельно взятой жизни… Когда я уходил от монахов, моей единственной целью — целью, которую я поставил во главе всей своей дальнейшей жизни — было разыскать «Таэну». На корабле монахов я очень часто думал о том обыске… Вспоминал планировку корабля, что-то не давало мне покоя, какая-то маленькая деталь не давала смириться с произошедшим, а потом я понял. Я забыл заглянуть в мусоросборник. Может быть просто потому, что не считал его помещением. Мои друзья вполне могли быть спрятаны там. Они могли быть живы… Я мечтал о том, чтобы собрать войско и напасть на государство звероноидов, освободить всех, кто находится у них в плену. Высшие силы помогали мне, и очень скоро я стал во главе СОГа, но когда это совершилось, я уже не думал о мести и тем более не помышлял о войне. Развязать войну не так уж сложно, всегда было не так уж сложно, но разве имел я право брать на себя такую ответственность? Губить сотни тысяч ради спасения десятков? Имел бы я право обрекать галактику, худо-бедно стабильно развивающуюся, на разорение? Могу ли я вторгнуться в пределы Рюнткона и искать «Таэну», зная, что это может вызвать войну? А ведь на «Таэне» возможно все еще живы те люди, доверие которых я обманул.

Он замолчал и Маша молчала.

Может быть, она должна была что-то возразить? Или должна была как-то подтвердить, что она согласна со всем вышесказанным?

Командор словно понял ее невысказанные мысли.

— Может быть, все это спорно, — произнес он, — однако невозможно жить все время борясь с самим собой, в метаниях между тем, что ты хочешь делать и что ты должен делать… Мои люди будут прочесывать галактику на предмет появления «Таэны» до конца моих дней, и если она появится, я не выпущу ее, но я не вторгнусь в Рюнткон и не потребую ее выдачи. Надеюсь, ты понимаешь меня.

Маша кивнула.

— И, надеюсь, ты понимаешь теперь, почему я запрещаю тебе лететь на Землю. Благополучие всей планеты важнее того, что ты могущественной рукой спасешь нескольких землян от того, что им предначертано судьбой.

Командор поднялся.

— Выздоравливай. Я возьму тебя младшим офицером на свой корабль.

О, разве не было это самой большой ее мечтой?

Эйк берет ее на свой корабль! И за какие такие заслуги? И вообще, почему вдруг он рассказал ей историю своей жизни? Вряд ли он рассказывает ее каждый день и кому не попадя… Почему? И почему они не поговорили о том, что произошло той давней ночью в командорских апартаментах… К слову не пришлось. Разговор был не о том, разговор был слишком серьезным для того, чтобы касаться подобных тем.

Но может быть, он все-таки решил ее приблизить к себе?

Она надеялась на это! Она так надеялась… Она старательно гнала от себя мысли о том, что тот человек, с которым она занималась любовью в командорских апартаментах никак не мог быть Эйком… Просто потому, что не мог! Просто потому, что тот человек, который говорил с ней сейчас и тот который был с ней тогда, никак не мог быть одним и тем же… Если, конечно, у него не раздвоение личности…

Маша постаралась не тянуть с выпиской из госпиталя. Эйк был далеко и она скучала по нему с прежней силой и снова думала только о том, чтобы быть как можно ближе к нему. Она много думала о его рассказе и много плакала по ночам в подушку, а во сне он приходил к ней таким как ей хотелось бы, таким, как той ночью…

Работа на корабле заняла все ее время, с успехом отвлекая от всяческих посторонних мыслей и устремлений. И снов она тоже уже не видела.

Ее определили помощником навигатора, никогда раньше она ничем подобным не занималась, более того, никогда не питала склонности к подобным вещам и ей было трудно. Эрайданец Летрим Кинда Цуенк, являющийся главным навигатором, учил ее с невероятным терпением и даже хвалил иногда. Маше порой казалось, что он просто святой.

Впрочем, худо бедно, что-то у нее все-таки получалось.

— Проложи курс до Калаэнэ.

— А это где?

— Ты еще и географии не знаешь? Смотри на карту и ищи… Господь всемогущий, ну где ты ищешь?!

Маша тяжело вздохнула, карта была такой огромной.

— Старый ворчун, — услышала она насмешливый голос за своей спиной, — Небось забыл, как сам начинал…

Маша обернулась и увидела в дверях молодого незнакомого ей мужчину. Впрочем… где-то она его уже видела. Кажется. Он был бесспорно очень красив и не признать этого Маша не могла не смотря на все свои нежные чувства к командору. Ко всему прочему — не известно правда, достоинство это или недостаток — незнакомец был весьма его моложе.

— Тебе откуда знать, как я начинал? — проворчал Летрим.

А Маша мысленно прибавила про себя «сопляк».

Почему-то она почувствовала к незнакомцу неприязнь. Хотя, казалось бы, причин для этого не было никаких. Пока. Но какой-то он был уж очень высокомерный и надменный… Улыбка кривая. Взгляд наглый. Неприятный тип… Просто крайне неприятный!

Он приблизился и указал в правый угол карты.

— Поищи здесь, малышка… Но можешь и не искать, Калаэнэ отменяется, мы летим в другое место.