Армас, в отличие от них, хотя трепетно ждал этого дня многие годы, в эйфории совсем не пребывал и даже напротив…
На него навалилась жуткая усталость. Как похмелье…
Тот Эрайдан, который он помнил, любил и жаждал спасти лежал в руинах, для восстановления его требовались не годы и даже не десятилетия… Несмотря на тот, по меркам истории, ничтожный срок, что Генлои пребывал у власти, он умудрился разрушить вековые устои и традиции и, как казалось, уничтожить цвет нации… Нет, конечно, нельзя судить по столице и даже по Аретасу нельзя, но работа предстояла громадная, и, даже если проходить она будет успешно, результат — тот результат, которого Армас хотел бы достичь — не предвидится лицезреть в течение многих лет, а скорее всего, чтобы его дождаться и жизни не хватит.
А самое страшное — и это только здесь и именно сейчас он начал по настоящему понимать — это то, что нельзя воскресить убитых.
Своих родных, своих друзей, членов королевской фамилии. Никого.
А без них… Сможет ли получится что-то без них?.. И будет ли радовать что-то?
Не радует… Сейчас почему-то ничего не радует, хотя дед, там на небесах, может быть, им и доволен…
Может быть…
Армас был мрачен и не хотел праздника. Он не хотел поднимать бокал в ознаменование успеха вместе с людьми, которые помогали ему. Он не хотел — но он поднял, и, как полагается, поблагодарил их всех, пообещав еще раз, что никто из них не будет оставлен милостью.
И тут же он заявил, что несмотря на огромное количество важных и нужных дел здесь, в империи, будет вынужден покинуть ее уже спустя несколько часов, уводя за собой всю огромную армию, собранную Генлои для защиты от цирдов и от самого Хайллера…
Часть генералов-заговорщиков отправится с ним, часть останется на Аретасе поддерживать порядок.
И это все.
А остальное будет, если останутся живы те, кому принимать судьбоносные решения и, разумеется, те, для кого эти решения принимать. Потому как даже если все сложится удачно, не следует особенно надеяться, что многие, из тех, кто скоро отправится в поход, вернутся домой. Это касается и солдат и офицеров и самих господ генералов.
Армасу невыносимо хотелось поскорее покинуть Эрайдан, он оправдывал поспешность необходимостью, не желая задумываться, почему вид родного города, который за истекшие годы внешне почти не изменился, вызывает у него устойчивое отвращение.
Когда-то ему безумно хотелось вернуться домой, и теперь он не нашел в себе сил даже взглянуть на свой дом, даже спросить, стоит ли он на месте и живет ли в нем кто-нибудь. Ему было достаточно узнать, что из огромного семейства эрселен Хайллер не осталось в живых никого.
А дом — это не стены и даже не земля, дом, это место, где живут люди, ради которых можно ломиться на пролом, рисковать жизнью, свергать и возводить на престол правительства.
Армас не стал вдаваться в подробности, превратили ли кого-то из его родных и друзей в безмозглых существ, обитавших в подземном этаже «Тенька», или их просто убили, ему достаточно было убедиться, что в данный момент страшный подземный этаж пуст.
Он не поверил, когда ему сказали об этом, он спустился в подземелье сам, на том самом скрипящем и громыхающем лифте, и тюремный охранник, сопровождавший его, как два капли походил на того, кто несколько лет назад вел его под конвоем.
А в бывшем обиталище именитейших эрайданских аристократов царила холодная гулкая тишина. Яркие лампы, автоматически включившиеся, когда лифт достиг дна и отворил двери, осветили сырые камни стен, запертые или только прикрытые проржавевшие местами тяжелые железные двери и залежи пыли по углам. Пронзительно запищав, по коридору метнулась крыса и исчезла в темноте.
«Вот и все, — подумал Армас, — Нет никого».
Наверное, стоило бы радоваться.
Охранник топтался за спиной, у самых дверей лифта. Ему не терпелось поскорее подняться на свет Божий.
— Мы слышали, что в подземельях содержат особенных узников, но на самом деле не верили в это… Считали легендой, одной из многих. Мы даже не подозревали, что подземный этаж действительно существует…
— Престаньте, — махнул рукой Армас, — Какое имеет значение, знали вы или нет.
Тишина завораживала и усыпляла, лишала воли, мягко уводила в неведомый край, в прекрасную и счастливую страну мертвых, где они ждали его…
Для чего ты бежал, спасал свою жизнь, боролся, мучился и в конце концов добился своего. Для чего? Для кого? И чего ты собственно добился?
Может быть, все ради того, чтобы прийти в это подземелье и склонить голову перед тенями? Перед самим собой, который на самом деле давно должен быть там, где его ждут, где его место — в стране мертвецов.
— Пойдемте, — сказал он тихо, и его провожатый поспешил распахнуть двери лифта.
— И никто, конечно, не знает, где они похоронены… — пробормотал он.
— Что? — не расслышал охранник.
Но капитан Хайллер молчал.
Эрселен Хайллер, новый правитель Эрайдана, регент при малолетней принцессе, рожденной на каменном полу подземного этажа Центральной Государственной тюрьмы, безумной дочерью короля… От какого-нибудь столь же безумного сановника, который в иные времена и не мечтал, должно быть, о том, чтобы породниться с королевской фамилией.
Законная наследница Эрайданского трона, принцесса Севелина проснулась давно, но лежала тихонечко, почти не дыша, осторожно осматривая странное жилище, в которое притащила ее мерзкая любовница Айхена… Эта особа спала неподалеку, на кровати, лежала неподвижно… как мертвая… Нет уж, пусть она пока не умирает, иначе Севелина может остаться в этом жутком мире навсегда…
Севелина почувствовала, как у нее защипало в носу и отвернулась к стенке. Глаза б ее не видели эти стены, оклеенные бумагой в странных разводах, эту громоздкую мебель… Как же тоскливо… Как же печально… Как же хочется домой к Армасу, к Вэгулу, к Эгаэлу… К Айхену…
Севелина всхлипнула и уткнулась в подушку носом.
Где же ты, Айхен?! Почему не заберешь меня отсюда?.. Прилетай за мной, пожалуйста… А эту… Эту мы оставим здесь… Оставим и забудем… И не будем вспоминать о ней никогда…
Однако лежать так до бесконечности, право же, затруднительно… Очень уж хочется в туалет… А вот где здесь туалет, поди разберись.
Севелина встала и тихонечко, чтобы не разбудить ненавистную девицу побрела по квартире, в коридоре ее встретил пес, лизнул руку и повилял хвостом. Девочка спросила у него, где в этом помещении туалет, но собака никак не отреагировала на ее слова, видимо она не знала всеобщего.
Проблема, впрочем, разрешилась сама. На одной из дверей Севелина увидела табличку, на которой был изображен мальчик за недвусмысленным занятием, нужно быть непроходимо тупой, чтобы не догадаться.
Посетив туалет Севелина почувствовала себя гораздо лучше, в ней даже проснулся интерес к миру. Помимо спящей Маши в помещении никого не было и можно было заняться исследованиями с целью постижения этого странного и опасного мира.
Непроходимо архаичного!
Севелина тихонько ходила по квартире, рассматривала предметы, осторожно касалась их, пытаясь понять что для чего предназначено. Она не очень преуспевала, в ее голове роились самые невероятные предположения, хотя решения, на самом деле были очень просты. Она видела лампу, телевизор, часы, она видела журналы и книги, магнитофон и диски для него, и она ничего не понимала. А любопытство разбирало, и Севелина уже подумывала над тем, чтобы расспросить кое о чем Машу, когда та проснется, а то обидно будет потом вспоминать — была в древнем мире и не вынесла никаких знаний о нем.
В толстые, скорее зеркальные, чем прозрачные стекла окна стучала мелкая снежная крупа, девочка смотрела на расстилающийся внизу серый город, на бегущих по улицам людишек, на вонючие транспорты и думала о том, стоит ли жалеть подобную планету, если вдруг страшные чужие вздумают ее уничтожить. Может быть, на самом деле все эти несчастные люди, которые мерзнут, бегая по улицам под снежной крупой, дышат всякой гадостью и, должно быть, не видят в жизни ничего интересного, может быть они были бы даже рады такому исходу…