Дэн снова коснулся моих губ, но я отстранила его и шепнула:

— Все нормально. Теперь — все нормально. Потом, любовь моя, всему свое время.

— Что мне делать? — требовательно спросил он.

— Лежи и не отсвечивай! Это ведьминская война!

— А мне? — подал голос очнувшийся Ваня с соседней каменной лежанки.

— Молись! И получше! Если пропадем сейчас ни за что — я на том свете с тебя спрошу!

И я обернулась и в упор посмотрела на покойную ведьму. Та, понаблюдав за бесплодной борьбой Алекса и Нинки, покачала головой, вдохнула и…

Я знала, что сейчас произойдет. Знала, как смертельно ее дыхание. Но у меня не было времени на то, чтобы прочитать заговор и перебить ее дело. Не было…

«Колоски», — внезапно сказал тот же голос, что читал мне Песнь Песней минуту назад.

«Колоски?» — недоуменно подумала я, и наконец до меня дошло.

Сжатые и забытые на поле колоски, которые подобрали мы с Пелагеей когда-то давно, в прошлой жизни, сто лет назад… Сами по себе кусочки чистой природной магии, впитавшие лучи солнца, свежесть ветра, силу земли, а под конец познавшие и смерть, и забвение, и слезы дождя, и ледяной поцелуй заморозков…

— Надежда! — громко позвала я.

Она обернулась, а я в это время лихорадочно рылась в карманах куртки.

— Что такое?

Я встала, подошла к ней, ужасаясь ее виду. Голова под своей тяжестью отвисла вбок, и рана почти до середины шеи зияла во всей красе.

— Вот, — я достала колосок и припечатала его ладонью прямо на ее лоб.

Нинка с Алексом вздрогнули от ее воя и как по команде уставились на покойницу. А то визжала на какой-то невообразимо тонкой ноте, пытаясь когтями содрать со лба намертво прилипший колосок. Кожа под ним побагровела и алое пятно стремительно разрасталось, вспухая буграми.

— Кайся! — закричала я. — Надя, кайся! Смерть твоя пришла, настоящая, так моли Господа о прощении, иначе не быть тебе с Ним!

— Не может… быть, — прохрипела она. — Я уже умерла. Сука, какая же ты сука-аа…

— Иоанн, ну а ты чего разлегся! Скорее! Наденька, кайся! Последний шанс!

Кожа на лбу у покойницы лопнула и медленно поползла в стороны. Она взвыла, заметалась, взбивая клубы пыли.

— Дочь моя, иди ко мне, я помогу тебе прийти к Господу, — спокойно и веско сказал Иоанн.

— Нет, нет, — лихорадочно кричала она. — Нет, я не могу умереть! Не могу!

Уже обнажился ее череп, кожа лохмотьями повисла с шеи, лопнула кожа на руках, а она все не верила…

— Ты магией, черной магией жила все это время! — кричала я ей. — Она давала тебе силы! А я перебила ее, и сейчас у тебя будет настоящая смерть! За душой твоей, как и положено, придет ангел, отведет тебя к Богу, сорок дней — и расстанешься ты с этой землей! Наденька, решайся!

Она остановилась и прохрипела:

— К Господу?

— Или к Сатане, дочь моя. Выбирай. Я, как священник, готов исполнить свой долг и принять твое последнее покаяние.

Мертвая постояла с минуту посреди комнат. Лунный свет лился через окно прямо на нее, и мы видели, как стремительно сползает с нее кожа, гниет усохшая плоть.

Лору в ее уголке вывернуло.

— Да, батюшка, — прошептала мертвая. — Я хочу к Господу. Очень хочу.

И она подошла к Иоанну, встала перед ним на колени и положила свою руку на его протянутую ладонь. Священник и глазом не моргнул, когда его кожи коснулась скелетообразная кисть, на костях которой налипла гнилая плоть.

— Я слушаю тебя, дочь моя, — участливо сказал он, глядя в мертвые глаза.

— Отойдем, — шепнула я Дэну и мы пошли к Алексу в дальний угол. Нинка стояла там же, растерянная и жалкая.

— Что сейчас со мной будет? — жалобно шепнула она.

— Смерть, — пожала я плечами.

— Вы меня убьете? — каким-то тоненьким, детским голоском спросила она.

— Ты уже себя убила, — вздохнула я. — Нин, понимаешь, смерть — это, зачастую, билет в один конец. Если человек умер недавно, и нет фатальных повреждений, то врачи еще какое-то время могут его оживить. Если человек в коме, то у него тоже есть шанс. Но это точно не твой случай.

— И что же мне делать? — заплакала она.

— Молись. Молись, девочка, — ответила хриплым шепотом Надежда. — И не бойся смерти. Это всяко лучше той доли, что избрала себе я. Да и ты.

Она тяжело поднялась с колен, легла на каменную плиту, где до этого умирал Дэн, и затихла.

— С Богом, сестра, — грустно улыбнулся Иоанн, глядел на нее, и взгляд его был полон святой беспредельной любви.

И я замерла, всматриваясь в него, ловя божественные отблески на его лице. Словно сам Господь смотрел на умирающую мертвую его глазами, и омывал грешницу прощением и любовью…

— Аминь…, — прошептала я.

Надежда выгнулась в последней судороге, прохрипела что-то и затихла.

Несколько минут мы молчали, потрясенные этим зрелищем, потом в своем углу заворочалась Святоша, мелко перекрестилась и пробормотала:

— Отмучалась, христовая…

Алекс вздохнул, поднял катану и печально посмотрел на Нинку:

— Видит Бог, не хотел бы я этого делать…

Нинка сжалась, округлив в ужасе глаза, и забормотала:

— Лёшенька, ну неужто ты меня убьешь, Лёшенька? А помнишь, как мы с тобой часами говорили по телефону? Помнишь, как в кино ходили? Ты же для меня как подружка был, я тебе только и доверяла, только тебе и выкладывала все про Женьку.

— Нин, ну зачем ты это сделала? — рука Алекса ласково убрала челку со лба девушки и погладила, как котенка. — Не сошелся же на Женьке свет клином. Пережила бы это, потом встретила бы хорошего парня, и все было бы у тебя хорошо.

— Любовь — она в жизни одна, — тихо ответила Нинка, сжавшись под его скупой лаской.

— Ты еще слишком молода, дурочка, — вздохнул парень. — Тебе всего шестнадцать лет, и все у тебя было впереди. Впрочем, что сейчас говорить.

— Лёш…

— Да?

— Ну может можно что-то сделать? — в глазах Нинки стояли слезы, в них серебряными монетками отражалась луна, искрилась и переливалась.

— Магдалина? — повернулся ко мне Тау.

Я покачала головой.

— Только еще один колосок.

Парень с девушкой снова повернулись друг к другу, всмотрелись в глаза, и Алекс коснулся губами мертвого лба Нинки.

— Пусть это сделает она. Я не могу. Прости.

— Но я не хочу умирать, — страстно зашептала Нинка. — Лёшенька, спаси меня, умоляю!!!

Он молча и бесстрастно смотрел на нее, лишь побелели костяшки руки, которой он сжимал меч.

— Подойди ко мне на исповедь, дочь моя, — тяжко вздохнул Иоанн.

— А вы меня потом не убьете? — наивно спросила она, распахивая почти детские глаза.

— Не убьем, — пообещала я. — Освободим.

И она поверила мне, а может, просто захотела оттянуть время. Пошла к Иоанну и принялась вполголоса исповедоваться ему. Алекс отошел к окну, бесстрастно глядя на сияющую высоко-высоко над землей луну.

— Раны проверьте, — негромко скомандовала я. — Кровь у всех идет? Это важно, иначе некрополе вас убьет.

— Кровопотеря убьет быстрее, — невесело улыбнулся Дэн и полоснул себя по запястью ножом. Алекс молча провел рукой по острию катаны. Из дальнего угла послышался скрипучий голос:

— Так что, Магдалинка, и правда ты надумала убить мою внучку?

— А лучше ее оставить тут, вместо Надежды? — резко спросила я.

— Оставь, — помолчав кивнула я. — Хотя бы пока я жива, чтобы мы видеться могли. А как я умру — так можешь и внучку за мной отправить.

— Ты ума лишилась, — отрезала я.

— Магдалина, я сейчас беспомощна, но когда я вылечу раны, тебе со мной не сравняться. Я тебя как кутенка сомну, я так тебе отомщу за внучку, что ты проклянешь белый свет и будешь молить о смерти. Пока я тебя по-хорошему прошу — оставь Нинку в покое, и я не стану тебе мстить.

— Никаких компромиссов, — покачала я головой. — Я мертвую не оставлю гулять в ночи среди живых. А что касается твоих угроз, так, милая, ты о себе подумай, как будешь оправдываться на совете ведьм.

— Магдалиночка, — заплакала Святоша, — одна у меня внученька, не губи, а? Что хочешь для тебя сделаю…