Но главная монополия государства – это контроль над использованием насилия в полиции и вооруженных службах, а также судах – по отношению к ключевому моменту - последнему слову в прениях сторон по поводу преступлений и договоров. Контроль над полицией и армией особенно важен для усиления и страховки всех остальных государственных властей, включая самую важную – власть извлекать государственный доход принудительно.

Есть еще одна решающе важная ветвь власти, присущая государственному аппарату. Все другие личности и группы в обществе (за исключением отдельно взятых преступников, таких, как воры и грабители банков) приобретают свой доход на основе добровольных контрактов: или продавая товары и услуги потребителям, или посредством акта дарения (т.е. членство в клубе или ассоциации, завещание наследства, получение наследства). Только государство добывает свой доход посредством насилия, угрожая ужасными взысканиями, если доход не появляется. Такое насилие известно как налогообложение, хотя в менее развитые времена его называли данью. Налогообложение – это попросту чистое воровство, и воровство это - поразительных масштабов, с которыми ни один преступник и не сравнится. Это принудительное изъятие собственности жителей или поданных государства.

Поучительным упражнением для читателя-скептика будет попытка создать определение налогообложения, которое не включает в обязательном порядке и воровство. Как грабитель, государство требует деньги, буквально приставив дуло к виску, и если налогоплательщик отказывается платить, его имущество забирают силой; в случае если он будет противостоять этому грабежу, он будет арестован или убит, если продолжит оказывать сопротивление. Защитники государства и вправду берутся утверждать, что налогообложение на самом деле «добровольно». Поучительное опровержение этой точки зрения можно получить, поразмыслив, что было бы, если правительство отменило налогообложение и ограничилось бы прошениями добровольных пожертвований. Кто-нибудь действительно верит, что что-то подобное нынешним огромных доходам государства будет продолжать литься в казну? Скорее всего даже те теоретики, кто провозглашает, что наказание никогда не удержит действия отказались бы от этой точки зрения. Великий экономист Йозеф Шумпетер был прав, когда язвительно написал, что «теория, которая рассматривает налоги как аналоги картежных долгов или покупки услуг, скажем, врача, только доказывает, как далеко ушла эта часть социальных наук от научного склада ума».

Экономисты недавно стали утверждать, что налогообложение действительно добровольно, так как это метод, позволяющий каждому убедиться, что остальные платят за единогласно желанный проект. Предположим, например, что все в данном округе хотят, чтобы правительство построило дамбу, но если А и В добровольно сделали пожертвования для проекта, то они не могут быть уверены, что С и D не увильнут от этой ответственности. Потому что все индивиды, A, B, C, D и т.д., каждый из которых хочет пожертвовать денег на строительство дамбы, согласны принуждать друг друга к налогообложению. Следовательно, налог – не настоящее насилие. Однако в этой доктрине довольно много изъянов.

Первый – внутреннее противоречие между добровольностью и принуждением. Насилие по принципу «все против всех» значит не то же, что так называемое «добровольное» насилие. Во-вторых, даже если мы допустим на мгновение, что каждый индивид желал пожертвовать деньги на дамбу, нет никаких шансов убедиться, что налог, взятый с каждого, был не больше, чем индивид заплатил бы добровольно, даже если все остальные люди деньги пожертвовали. Правительство может взимать $1000 с Джонса, даже если он хотел бы платить не более $500. Главное как раз в том, что налогообложение именно потому и принудительное, что нельзя убедиться (что автоматически делается на свободном рынке), что сумма, внесенная индивидом, является такой, какую он на самом деле был готов бы заплатить. В свободном обществе потребитель, который добровольно покупает телевизор за $200, демонстрирует своим актом свободного выбора, что телевизор для него стоит больше, чем 200 долларов, от которых он отказывается. Говоря кратко, он показывает, что $200 – это добровольный платеж. Или, например, оплачивая клубные годовые взносы в $200 в свободном обществе член клуба показывает, что он считает ценность выгод от членства в клубе составляет по крайне мере $200. Но в случае с налогообложением подчинение индивида угрозе насилия не показывает добровольного предпочтения, каких бы мнимых выгод он ни получил.

В-третьих, аргумент доказывает слишком много. Поставка любой услуги, не только дамбы, может быть расширена за счет налогового финансирования. Допустим, например, что католическая церковь была учреждена в стране посредством налогообложения. Церковь, несомненно, была бы больше, чем если бы финансировалась только добровольными пожертвованиями, но можно ли дальше спорить о том, что такой институт действительно доброволен только потому, что все хотят заставить окружающих платить церкви, чтобы убедиться, что никто не увиливает от этой «обязанности»?

И, в-четвертых, эта теория просто мистична. Если последовать этому софизму – даже тогда как кто-либо может знать, что все действительно платят налоги добровольно? Сколько людей выступает против дамб как таковых, возьмем к примеру «зеленых» - участников движения в защиту окружающей среды. Заметим также, что в обществе растет число людей с либертарианскими взглядами, которые выступают против налогов как таковых. Является ли их платеж на самом деле добровольным? Будет ли принудительный платеж налогов католической церкви протестантами и атеистами тоже добровольным? Фактически, существование хотя бы одного либертарианца или анархиста в стране будет само по себе достаточно, чтобы разрушить довод «добровольности» налогообложения.

Так же утверждают, что при демократическом правительстве голосование делает правительство и все его учреждения «действительно» добровольными. Опять же существует много заблуждений на этот счет. Во-первых, даже если большинство людей в явном виде подтвердили все и каждый отдельно взятый акт правительства, это попросту будет групповой тиранией, а не добровольным актом, который совершает каждый индивид в стране. Убийство есть убийство, воровство есть воровство, будет ли это насилие применено одним индивидом по отношению к другому или группой, или даже большинством людей на данной территории. Факт, что большинство может поддержать или посмотреть сквозь пальцы на воровство не отменяет криминальной сути действия или критической несправедливости. В противном случае, мы сможем сказать, что, например, что все евреи, убитые демократически избранным нацистским правительством, были не убиты, а лишь «добровольно совершили суицид». Разумеется, это гротеск, но это лишь логически непротиворечивое применение доктрины «демократия равно добровольность». Во-вторых, в республике, в отличие от прямой демократии, люди голосуют не за конкретные меры, а за «представителей» по широкому кругу вопросов, которые затем в течение какого-то фиксированного времени будут реализовывать его волю. Конечно, ни в каком легальном смысле «представители» таковыми не являются. В свободном обществе принципал нанимает своих агентов или представителей индивидуально и может их уволить по своему желанию. Как писал великий политический теоретик анархизма и конституционный юрист, Лизандер Спунер писал:

"Они [выбранные правительственные чиновники] не являются нам ни слугами, ни агентами, ни поверенными, ни уполномоченными… так как мы не берем себя ответственность за их действия. Если человек мой слуга, агент или поверенный, я в обязательном порядке беру на себя ответственность за все его действия, совершенные в пределах доверенной ему мною власти. Если я доверил ему, как своему агенту, абсолютные полномочия, или вообще любую власть над людьми или собственностью, отличной от своей, я посредством этого беру на себя ответственность за весь вред, который может быть причинен им другим людям пока он действует в пределах данных ему полномочий. Но ни один индивид, которому (или собственности которого) актами Конгресса нанесен вред, не может прийти к индивидуальным избирателям и заставить нести ответственность за акты их так называемых агентов или уполномоченных. Этот факт показывает, что все эти псевдо-агенты народа, да и вообще кого бы то ни было, на самом деле ничьими агентами не являются".