Эта истина будет сокрыта, если мы станем настаивать на путанице между «вольностью» или «свободой» и мощью. Мы уже видели абсурдность утверждения о том, что человек не имеет свободы воли, потому что не обладает мощью, чтобы нарушить законы своей природы – потому что не может перепрыгнуть океан за один прыжок. Столь же абсурдно утверждать, что человек не является «подлинно» свободным в свободном обществе, потому что в таком обществе ни один человек не «свободен» совершить агрессию против другого человека или захватить его собственность. Здесь, вновь, критик по сути имеет дело не со свободой, а с мощью; в свободном обществе ни одному человеку не будет позволено (или никто не позволит самому себе) захватывать собственность другого. Это означало бы, что мощь его действий будет ограничена; так же, как мощь человека всегда ограничена его природой; это не означало бы какого-либо урезания свободы. Дело в том, что если мы определим свободу, вновь, как отсутствие вмешательства со стороны другого человека в личность каждого человека или в его собственность, тогда можно будет наконец проститься с фатальным смешением свободы и мощи. Тогда мы ясно увидим, что так называемая «свобода воровать или нападать» – иначе говоря, совершать агрессию – является вовсе не состоянием свободы, поскольку это допускало бы, что кто-либо, жертва нападения, будет лишен права на личность и собственность – иначе говоря, его свобода будет нарушена. Тогда мощь каждого человека необходимым образом ограничена фактами человеческого существования, природой человека и его мира; однако это является одной из великолепных особенностей человеческого существования, что каждый индивид может быть абсолютно свободным, даже в мире со сложными взаимодействиями и обменом. По-прежнему остается верным, что мощь любого человека действовать и делать и потреблять гораздо больше в таком мире со сложным взаимодействием, чем она может быть в примитивном обществе или обществе Крузо.

Жизненно важный момент: если мы стремимся разработать этику для человека (в нашем случае, раздел этики, относящийся к насилию), тогда, чтобы стать обоснованной этикой, эта теория должна оставаться верной для всех людей, где бы они ни находились во времени или в пространстве. Это является одним из замечательных свойств естественного закона – его применимость ко всем людям, независимо от времени или места. Таким образом, этический естественный закон занимает свое место наравне с физическими, или «научными» естественными законами. Однако общество свободы является единственным обществом, в котором одно и то же фундаментальное правило может применяться к каждому человеку, независимо от времени или места. Здесь действует один из способов, с помощью которых разум может предпочесть одну теорию естественного закона конкурирующей теории – в точности, как разум может выбирать между различными экономическими или иными конкурирующими теориями. Таким образом, если кто-либо заявляет, что семейства Гогенцоллернов или Бурбонов имеют «естественное право» управлять всем остальными, то учение такого рода легко опровергнуть, просто указывая на тот факт, что здесь не имеется единообразной этики для каждого индивида: ранг кого-либо в этическом порядке зависит от случайного обстоятельства – является он Гогенцоллерном или нет. Сходным образом, если кто-либо утверждает, что каждый человек имеет «естественное право» на трехразовое сытное питание в день, то совершенно очевидно, что перед нами ошибочная теория естественного закона или естественных прав; дело в том, что имеются бесчисленные времена и места, где физически невозможно обеспечить трехразовое сытное питание в день для всех или даже для большинства населения. Следовательно, это не может быть установлено в качестве своего рода «естественного права». С другой стороны, рассмотрим всеобщий статус для этики свободы и естественное право на личность и собственность, которое следует из такой этики. Дело в том, что индивид, в любое время и в любом месте, может быть охвачен фундаментальными правилами: собственность кого-либо на самого себя, собственность на ранее не используемые ресурсы, которые кто-либо может присвоить и преобразовать; и собственность на все титулы, извлеченные из этой первоначальной собственности – с помощью либо добровольных обменов, либо добровольных подарков. Эти правила – которые мы можем назвать «правилами естественной собственности» – можно легко применять и защищать подобную собственность, независимо от времени или места, и независимо от экономических достижений общества. Невозможно для любой иной социальной системы быть принятым в качестве всеобщего естественного закона; поскольку если существует какое-либо правило о принуждении одного индивида или группы по отношению к другим (и все правила с примесью подобной гегемонии), тогда невозможно применить одинаковое правило для всех; только лишенный правителя (rulerless), чисто либертарианский мир может выполнить требования естественных прав и естественного закона или, что более важно, может соответствовать условиям всеобщей этики для всего человечества.

До сих пор мы обсуждали свободное общество, общество мирной кооперации и добровольных межличностных отношений. Тем не менее, существует иной, противоположный тип межличностных отношений: применение агрессивного насилия одним человеком против другого. Вот что подразумевает такое агрессивное насилие – один человек захватывает собственность другого человека без согласия жертвы. Такой захват может быть направлен на собственность человека на свою личность (в случае телесного повреждения) либо на его собственность на материальные блага (как при грабеже или нарушении прав владения). В любом случае, агрессор навязывает свою волю по отношению к естественной собственности другого – он лишает другого человека свободы действия и полной реализации естественной собственности на самого себя.

Давайте ненадолго отложим выводимый как следствие, но более сложный случай материального имущества и сосредоточимся на правах собственности человека на свое тело. Здесь имеется две альтернативы: либо мы можем установить правило, что каждому человеку должна дозволяться (то есть, он имеет на это право) полная собственность на свое тело либо мы можем постановить, что он может и не иметь такой полной собственности. Если он имеет, то перед нами либертарианский естественный закон для свободного общества, как это изложено выше. А если не имеет, если такой человек не наделен стопроцентной собственностью на самого себя, то что из этого следует? Из этого следует одно из двух условий: (1) «коммунистическое», в виде Всеобщей и Равной Собственностью наряду с Другими либо (2) Частная Собственность Одной Группы по отношению к Другой – система правления одного класса по отношению к другому. Таковы единственные логические альтернативы для ситуации стопроцентной собственности на самого себя для всех.

Давайте рассмотрим альтернативу (2); здесь одна личность или группа личностей, G, наделена собственностью не только на самих себя, но и на остаток общества, R. Однако, помимо многих других проблем и затруднений с системой такого типа, мы здесь не можем обосновать всеобщую, или основанную на естественном законе этику для человеческой расы. Мы можем только обосновать частную и произвольную этику, наподобие мнения о том, что Гогенцоллерны по природе наделены правлением над не-Гогенцоллернами. В самом деле, этика, которая устанавливает, что Класс G наделен правлением над Классом R, подразумевает, что последний, R, включает недочеловеческие существа и они не имеют права разделять, подобно полноценным людям, права собственности на самих себя, которыми обладают G, – однако это, разумеется, нарушает изначальное предположение о том, что мы разрабатываем этику для человеческих существ как таковых.

Что тогда с альтернативой (1)? Это мнение, согласно которому, при рассмотрении индивидов A, B, C . . ., ни один человек не наделен стопроцентной собственностью на свою личность. Наоборот, равная часть собственности на тело A должна перейти к B, C . . ., и то же самое должно быть истинным для любого из остальных индивидов. Такое мнение, по крайней мере, обладает тем преимуществом, что действительно является универсальным правилом, которое применимо к любой личности в обществе, однако оно сталкивается со многими другими трудностями.