Пушкарева сухо кивнула и, перед тем как выйти, поставила последнюю точку в разговоре – совсем так же, как это любил делать Павел Олегович:

– Я хотела вам предложить соблюдать нейтралитет. Вам не обойтись без меня, а мне без вас. Давайте потерпим немного...

Теперь Кира не могла остаться в кабинете в одиночестве, запертой со своими невеселыми мыслями. Она решила пойти в буфет поговорить хоть с кем-то, пусть даже с Викой. Но первой встретила Маргариту Рудольфовну. Та осторожно обняла грустную девушку и шепнула в такт ее мыслям:

– Пожалуйста, Кирочка, забудь обо всем, что было! Останься! Прости моего сына. И пересмотри отношение к нему... Вот увидишь, это пойдет на пользу вам обоим...

Совет акционеров давно завершился, как и рабочий день в компании «Zimaletto», но это не имело никакого значения для Андрея Жданова. Он стоял в холле, у лифтов. Словно часовой. И ждал, ждал когда же наконец Екатерина Валерьевна Пушкарева пойдет домой. Ему было необходимо приватно поговорить с Катей как можно скорее. Он знал, что ей скажет. Он десятки раз продумал каждое слово и каждую паузу. Но стоило Кате появиться рядом, так по-школьному сжимая в руке деловой портфель, как его мысли спутались и перемешались. Он сделал шаг к ней и теперь стоял молча.

– Я вас слушаю, – первой заговорила с ним Катерина.

Фраза прозвучала сухо и деловито, а когда-то такая родная Катя, спрятанная в строгий костюм, показалась ему незнакомой и далекой. Даже собственный голос показался Андрею дикторским и неестественным. Он почти автоматически заговорил о делах:

– Во всей этой финансовой ситуации... В крахе «Zimaletto» виноват только я.

– Не только. Я тоже виновата, – Катя избегала смотреть на него, он чувствовал, что и сама их встреча, и разговор ее тяготит: – Надо выходить из кризиса...

– У нас уже были позитивные моменты – мы заключили контракт с японцами, – продолжал он бубнить совершенно ненужные слова с глупым упорством, только затем, чтобы стоять с Катей рядом как можно дольше.– Если бы не этот сломанный станок, дела были бы уже намного лучше...

– Одна сделка и один удачный рыночный ход ничего не решили бы, – Катя тоже притворилась озабоченной деловыми проблемами.

– У меня есть план, как выбраться из этой ямы, – Андрей оглянулся, словно боялся, что их кто-то подслушает. Но в холле было по-вечернему пусто, свет уже убавили. А он все равно продолжал говорить про бизнес: – У меня нет полномочий.

– Чем я могу помочь? – деловито перебила Пушкарева.

– Если бы ты... вы, Екатерина Валерьевна, дали мне некоторую свободу действий и кабинет на своем этаже... – Андрей виновато вздохнул.

Он чувствовал, что снова пытается бежать по уже пройденному кругу, и ничего не мог с собой сделать!

– Вы хотите вернуться в свой прежний кабинет?

– Нет, что ты! То есть... вы... Я об этом и не думал. Меня и кабинет Романа... – он путался в словах, чувствовал, как глупо краснеет, но надеялся, что Катя не заметит его состояния. Или хотя бы сделает вид, что не замечает.

– Хорошо, Роман тоже переедет наверх и будет работать вместе с вами... – кивнула Пушкарева и нажала кнопку вызова лифта.

– Спасибо...

– Что-нибудь еще? Если это все, то... уже нужно ехать.

Она повернулась спиной, и Андрей почувствовал внутри смутное предчувствие – если он сейчас ничего не скажет, она навсегда уедет из его жизни, как на лифте. Он приблизился и зашептал, пытаясь поймать ее за руку:

– Я должен тебе все объяснить...

– Мы все обсудили на совете, больше нам говорить не о чем! – Катя отшатнулась от него, как от опасного инфекционного больного.

– Ну ведь не я же писал эту проклятую инструкцию, в конце-то концов! – не выдержал Андрей.

– Не вы. И открытки тоже не вы писали... – голос девушки звучал спокойно и ровно, а лица Андрей не видел.– Да вы не переживайте, Андрей Павлович. С вашей компанией все будет в полном порядке. И присваивать я ее не стану. Как только расплатимся с долгами, я уйду, и мы забудем друг о друге, как о страшном сне. Навсегда.

Катя шагнула в лифт и добавила:

– Уже поздно. Поезжайте лучше к Кире Юрьевне. Она наверняка волнуется...

– Я понимаю, что был идиотом. Я знаю, что вел себя как свинья. Но неужели ты никогда меня не простишь?!

– Уже простила. Как это ни странно, я действительно все простила, – она обернулась. Андрей был удивлен: Катя не казалась взволнованной.– И то, как вы со мной поступили. И то, что вы меня обманули... Я все это простила и забыла. Только теперь и я хочу кое о чем попросить – оставьте меня в покое. Пожалуйста...

Пушкарева нажала кнопку, не дожидаясь ответа.

– Кать...

Он хотел сказать, что стал другим, что он изменился, хотел кинуться следом и кричать, что любит ее – любил тогда и сейчас любит во много раз сильнее! Что она изменила всю его жизнь, превратила его в другого человека! Но двери захлопнулись прямо перед Ждановым. Он только и смог что бессильно хлопнуть по холодному хрому ладонью. Он дождался следующего лифта, вышел из здания, сел в машину. И долго сидел молча, пытаясь разобраться в путаном клубке собственных мыслей и ощущений. Наконец повернул ключ зажигания и поехал – к Кире.

Кира застыла в дверях, удивленно глядя на Андрея – вот уж кого она не ждала в столь поздний час! Кира поспешно поправила волосы и кинула быстрый взгляд в зеркало – по покрасневшим векам уже почти незаметно, что она плакала. Она старалась говорить со Ждановым спокойно и бесстрастно.

– Скажи, Андрей, зачем ты приехал?

– Хотел тебя увидеть. Ты все время была рядом. Всегда, когда мне нужна была поддержка. Без тебя... я даже не знаю, что бы делал без тебя, – его голос звучал так искренне, а сам он выглядел таким несчастным!

Кира, упрекая себя в малодушии, сделала шаг назад, впуская Жданова в квартиру. Он продолжал:

– Мне тебя не хватает. И я хотел... то есть, мне кажется, что мы могли бы попробовать снова...

Он приблизился, обнял Киру за талию, притянул к себе и поцеловал. Без прежней страсти, но с усталой мудростью человека, который много пережил, прежде чем вернуться в родной дом.

Катя сидела в такси на заднем сиденье, втянув голову в плечи и напряженно глядя на мелькавшие за окном огоньки. И с ужасом осознавала, что ничего не изменилось – она по-прежнему любит Андрея!

«...Конечно, глупо было убеждать себя, будто я его разлюбила. Хотя это невозможно! Невозможно любить человека, который тебя унизил, обманул, использовал. Но я люблю! Я люблю его, но я не стану мешать им с Кирой. Я не буду все ломать. Только бы он поверил, что стал мне безразличен. Только бы он оставил меня в покое...»

Надо просто престать думать о нем – хотя бы на время! Катерина вынула телефон, набрала номер, старательно нажимая на каждую кнопку.

– Что, Валерьевна? Назначение отмечаешь? Хочешь уговорить меня присоединиться? – после бесконечного числа гудков снял трубку Зорькин.

– Нет, Коля. Просто у меня есть новости для тебя. Так, ерунда, конечно, но ты должен быть в курсе. Коля, с завтрашнего дня ты финансовый директор «Zimaletto»!

Сообщенная в столь поздний час да еще и таким грустным голосом новость повергла Зорькина в транс. Но за время движения по тернистому пути финансиста он уже привык брать себя в руки за считанные секунды:

– Конечно, в новом назначении есть и опасные моменты. Но я справлюсь, – заверил он то ли Катю, то ли Викторию Клочкову, наблюдавшую за ним с фотографии на столе.

Сегодня Кира особенно нуждалась в собеседнике. Поэтому с утра она, против обыкновения, согласилась подбросить в офис Викторию Клочкову. Не имело никакого значения, кто это будет, – Кире просто требовалось произнести вслух все, что она думает, в надежде хотя бы отчасти упорядочить собственные мысли.

– Радует меня во всей этой истории только одно. Мне кажется, Пушкарева теперь, правда, не хочет видеть Андрея, – размышляла Кира. Клочкова не спешила ей ответить – она глазела в окно, на щиты с рекламами распродаж и новой туалетной воды. Кира легонько подтолкнула подругу локтем: – Клочкова! Мы говорим об Андрее!