Обязанности настройщиков были необременительны: перепрограммировать автоматы по поступающим заказам. Как раз сейчас они настроили ДШК на партию коттеджей со стенами-жалюзи и навесом над входом — для жарких мест. На очереди партия домов со скошенными фундаментами для установки на склонах гор.
Предприимчивые парни Эри и Ло сразу нашли применение домострою: отозвали женщину, что-то нашептали ей. Та покивала, улыбнулась, поманила напарника — все направились к пульту. К ним успела присоединиться Ни, но на остальных любопытствующих Эри и Ло закричали:
— Не подходите, нельзя! И тебе, Аль, нельзя!
«Конечно, нельзя: надо же, чтобы было кому потом удивляться». И Берн решил не жалеть сил, когда придет время для этого.
Но ему не пришлось особенно и прикидываться. Когда под вечер они прилетели к Овальному озеру, то там, на красивом мысу у пляжа под соснами, стояли четыре домика. Какая у них была немыслимая раскраска стен! Видно, настройщики стремились угодить всем вкусам. Какие были великолепные микропористые ложа — по четыре в каждом коттедже! И какая задорная музыка звучала из сферодатчиков в стенах! А когда в сумерки эти стены начали накаляться радужными люминесцентными переливами, то и закоперщики Ло, Эри и Ни застонали от восхищения.
…У этих уединенных домиков у озера все и началось.
Кончина Ило всколыхнула Берна: вот человек — жил сколько хотел и как хотел, в полную силу, выразительно… А он? Слоняется по планете как неприкаянный.
Неужели так и останется на задворках в этой жизни — ни на что не влияющим, никому не нужным?..
Словом, смерть биолога разбудила в Берне жажду успеха. Для начала он решил покорить «орлов» — настолько, чтобы они не пожелали нового Деда, захотели путешествовать с ним. А если так и не выйдет (он знал, какой вес имеет «учитель» и личность учителя), то хоть пусть вспоминают о нем: «А вот Аль нам объяснял… Аль рассказывал… Аль говорил…» Неужели теперь, когда фигура Ило его не заслоняет, он не сумеет пленить душу этих щенков? Он — интересный бывалый человек, знающий много такого, чего в этом мире не знает никто!
«С чего все пошло наперекос?» — соображал Берн, сидя на песке и обняв колени руками в пятнах.
…Конечно, больше всех допекали его эти двое — Эри и Ло. Они еще со времени победоносного спора о Свифте ни во что не ставили его; когда профессор урезонивал их, то за словом в карман не лезли, отвечали сразу, остро и умно.
«Человек как организм настолько сложен, что разница в запасах информации ребенка и взрослого ничтожно мала, и размеры и вес ничего не доказывают, иначе выходит, что самое умное существо на земле кит». (Афоризм Эри.)
«Хорошим взрослым быть легко, а ты попробуй быть приличным ребенком-в считанные годы и без образования!» (Афоризм Ло.)
Это говорилось при «орлах», те веселились, хлопали в ладоши, ждали меткого ответа Аля. А он пасовал от неожиданности, когда же придумывал удачное, время было упущено.
Но окончательно подвели профессора «рассказы из первых рук». Он решил продолжить эту традицию Ило. Да ему и в самом деле было что рассказать, чем поразить воображение малышей. Он решил перво-наперво заинтересовать их рассказами о войне, о всем? военном. Разве он сам не был мальчишкой!
Ах, лучше бы он не пытался!.. До рассказов о битвах и воинских подвигах дело, собственно, и не дошло; все рухнуло на вводных, так сказать, лекциях: о вооружении, организации армии. Дети хорошо поняли техническую сторону — тем более что простое оружие существовало и поныне.
Им было интересно узнать и о могучих танках, могших своротить дом или проложить себе дорогу сквозь лесную чащу, о пушках, стрелявших на многие километры, о самолетах, которые могли гоняться друг за дружкой в воздухе, пикировать, сбрасывать бомбы, разрушать здания или мосты…
— А для чего все это было? — спросила посреди рассказа однажды Ия.
— Ну, не понимаешь разве: тогда было много диких опасны животных, — горячо принялся объяснять ей Фе. — Это теперь против них достаточно дробовика или электроружья, а во времена Аля — ого-го… только с танками, пушками. Или даже сбрасывали бомбы на стада хищников. Правда ж, Аль?
Берн подивился неужели ничего не знают?
— Нет, — ответил он, — против зверей и тогда было достаточно дробовика. А эта техника предназначалась против людей.
— Не хочешь же ты сказать, — с недоверчиво-ехидной улыбкой которая всегда злила профессора, спросил Ло, — что люди могли убивать… людей?
— Не только могли — делали это! Если подсчитать, то за всю свою историю люди куда меньше перебили зверей, чем друг друга.
На лужайке у красивых домиков стало очень тихо. Ия, Ни двойняшки Ри и Ра смотрели на Берна, побледнев. Мальчишки переглядывались; кто-то не то кашлянул, не то произнес сакраментальное «бхе-бхе…».
Чтобы проверить возникшее подозрение, Берн навел по ИРЦ справки: так и есть, детям ни о войнах, ни об иных видах массовых убийств людей людьми не рассказывали; это-де воспринимается ими болезненно, создает нежелательный крен в психике.
«Ну, знаете!.. — распалился профессор. — Что за тепличное воспитание, что за ханжество! Скрывать от детей такое! Это же история». И он решил раскрыть малышам глаза. Уж теперь-то они точно будут вспоминать: «А вот Аль нам рассказывал…»
…Это произошло перед закатом. Малыши, гуляя по окрестностям, нашли рощу ореховых деревьев, натрясли крупных орехов. Сейчас они сидели кружком, очищали толстую кожуру; пальцы и ладошки у всех были темные.
А Берн заливался соловьем, рассказывал о ядерном оружии, о баллистических самонаводящихся, чувствующих тепло городов ракетах с тритиево-стронциевой начинкой, о последнем — перед его захоронением в Гоби — крике военной мысли: электронно-кибернетической системе автоматического воздействия — на случай, если живых не останется… «Орлы» щелкали орехи, слушали отчужденно. Первым не выдержал Эри.
— Послушай, Аль, — молвил он рассудительно, — ведь все эти штуки должны были обходиться в огромный труд, в большие биджи, так?
— Еще бы, — подхватил профессор, — настолько большие, что были по средствам самым крупным державам. Другим оставалось трепетать и присоединяться.
— Вот видишь. А ведь в твое время на Земле было много пустынь, неосвоенных земель и морей, так? — В голосе Эри прорезались уличающие интонации, глазенки щурились. — Многие жили плохо, не могли досыта поесть, не имели хорошего жилья — так?
— Да, — подтвердил Берн со вздохом, — больше половины населения планеты.
— И ты говоришь, что в то время, когда люди так жили, другие люди тратили силы и знания не на то, чтобы их выручить из бед, а чтобы делать дорогие машины, которые могли всех убить?!
Это уже был не вопрос — риторический возглас.
— Но так было!
— Так не могло быть, Аль, — вразумляюще сказал Эри, беря из кучки новый орех. — Это ты бхе-бхе… или как оно называется на твоем древнем языке: «ди люге»?
«Орлы» засмеялись. Было ясно, что они на стороне Эри, не верят Берну, им неловко, что он так перехвастал и запутался. Все ждали, как Аль выйдет из трудного положения.
— Да как… как ты смеешь, der Rotzig! [6]— Берн вне себя вскочил на ноги. Нет, это уже было слишком. Мало того, что эти щенки, верящие в любые выдумки Свифта… да что Свифт — в царевну-лебедь и стойкого оловянного солдатика! — отказываются принять от него чистую правду, так ему еще и наносят самое тяжелое в этом мире оскорбление. И все этот Эри!
Тот не понял, как его обозвали, но сориентировался на интонации:
— Сам ты «дер ротциг»!
Добропорядочная душа профессора не вынесла. Он схватил мальчишку за уши, дернул, потом, когда и ошеломленный Эри вскочил, сунул его голову между колен, занес карающую длань.
…Немало радостей пережил Берн в этом мире — но, несомненно, самая острая была та, когда припечатывал всей ладонью по мускулистой, слегка лишь защищенной шортами попке малыша и сладостно приговаривал:
